— Нет, все нормально. Сеансы помогают. Но думаю ненадолго.
— Эллис я понимаю, как это трудно ждать, но еще больше меня беспокоит твое отношение ко всему этому. Ты закрываешься в себе?
— Нет. Просто мыслей и чувств уже не осталось. Все уже выплакано. Давно. Еще вчера. Кстати как прошла операция? Я почти не помню вчерашний вечер.
— Нормально, он спит. Опухоль вырезали, но последствия операции будет заметны только после того, как он проснется.
— Знаешь, такое ощущение что мир вокруг остановился и все идут, как в замедленной съемке. И все черно-белое. Как будто кто-то навел резкость и смыл цвета.
— Ты хочешь посмотреть как он?
— Да, если можно — я вздохнула, сон не выветрил усталость.
Через пятнадцать минут я уже заглядывала в палату. Все белоснежно-белое и этот звук работающих приборов заставил меня замереть в дверях, а мертвенно-бледное лицо любимого, сравнимое по цвету с простынями — сделать шаг назад. Я не хотела верить в реальность.
— За что это мне? — совалось с моих губ против воли.
— Элисс, если ты не готова… — раздался сзади голос Шиндо, но отступать было поздно.
Вновь откуда-то появились слезы. На негнущихся ногах я подошла к кровати и с облегчением села на стул рядом. Мой любимый дышал самостоятельно, но его бледность, холодность рук напоминали мне, что смерть все еще близко и я трусливо не хотела с ней соприкасаться. Тот, кого я любила был веселым и улыбчивым, а этот "живой труп" не был им. Голова вновь разболелась, где-то изнутри всплывали неясные образы о такой же палате и о тиканье часов, падении капель в капельницы, ровном пиканье монитора.
— Элисс это хороший признак, что есть самостоятельное дыхание, значит дыхательный центр не поврежден. Все в порядке. Вот увидишь, он придет в себя, — утешил меня друг и, похлопав по плечу, вышел из палаты.
Я осторожно подоткнула одеяло и так же коснулась его прохладной руки.
— За что нам это с тобой, милый? Каких богов мы обидели, а?
Я отвела прядь волос с его лба. Все что мне оставалось это только ждать.
Мамору.
Мужчина проснулся от жуткого холода. Что же так холодно? Последнее что он помнил это счастливые сияющие глаза Кими, полные восторга. А потом все терялось в какой-то серой каше из отрывочных картинок, да и те выглядели смазанными. Да что такое-то! Мамору передернулся и открыл глаза, что далось ему немалым трудом — голова немного, но болела. И первое, за что зацепился его взгляд, это за разметанную по постели светлую гриву волос.
— Кими? — не веря глазам произнес вслух певец. Но девушка не услышала, лишь сонно что-то пробормотала, покрепче ухватив его руку, которую не отпускала даже во сне. — Где это я? Госпиталь?
Мужчина потрогал повязку на голове и нахмурился, но лицо почти сразу разгладилось — хмурить брови тоже было больно. Думать что случилось, не хотелось, а вот закатить скандал тому, кто оставил его Кими спать здесь в одной легкой кофточке, очень чесались руки. Она же беременная — еще простудится! Вот идиоты! Бедная его девочка, она ведь наверняка перепугалась, что бы ни случилось с ним. Мамору осторожно приподнялся, стараясь не потревожить ту руку, которую держала его невеста. Но неожиданно сама девушка зашевелилась и открыла глаза. Дымка сна постепенно рассеивалась, и вот в её глазах засверкали искры радости, а по щекам покатились хрустальные слезы.
— Дорогой, — она еще крепче сжала его ладонь, а второй рукой прикрыла рот в изумлении.
— Все хорошо. Все хорошо, — тут же зашептал он, когда она беспомощно прижалась к его плечу. — Что бы там ни было — все позади.
— Юкатта! Аригато за то что ты жив! Айренай цуно, — она вся дрожала, путала японские слова с русскими, и вдруг неожиданно замолчала.
— Что случилось? — испугался мужчина.
— Ребенок, — Кими подняла глаза на него. — Он толкнулся.
Через три месяца. Резиденция семьи Накамура.
— Элисс да не вертись же ты! Так, а теперь медленно повернись… Ага! Вот, я же говорила, вот тут фату надо еще раз закрепить. А вот тут больше блесток. Так еще раз, да не так быстро! Ох, Арису! Ты, правда, непоседа. Я просто не верю, что тебе так хочется замуж за моего непутевого братца. И что это за спешка устраивать свадьбу сразу как только он выписался из больницы?
— он уже неделю как дома, — ответила я Юми, обозревая сугроб из белого шелка и муслина, которое по замыслу дизайнера должно было быть эксклюзивным свадебным платьем.
— Ну и что! Все равно он выглядит как ходячая глиста. Так теперь украшения, — она раскрыла ярко красную коробку на столе и я от удивления расширила глаза. На бордовой подкладке расположилось шикарное колье из белого золота с сапфирами и пара таких же серег — ниточек, на конце каждой сиял крупный камень, ограненный как сердце. — Это наш подарок с Майклом тебе. И закрой рот — ты давно уже должна привыкнуть к дизайнерским вещам.
— Какая красота, — восторженно только и смогла и выдохнуть я.
— Так теперь перчатки и кольца, — не отставала от меня будущая сестра, да какая будущая, она уже была самой близкой моей подругой, моей сестрой. Юми помогла мне надеть красивые кружева и закрепить их маленькими бриллиантовыми пуговичками около локтя. И заключительным аккордом наряда предстала платиновая диадема, подаренная мне мамой.
— мне интересно как это все сможет снять с меня Мамору вечером.
— Не забивай голову. А теперь погляди! — она развернула меня к зеркалу и из его глубин на меня взглянула сказочная принцесса. Голубые глаза на фарфоровом лице жили отдельной жизнью, полупрозрачная длинная вуаль смягчала их озорной блеск, делая фигуру девушки все более загадочной. И даже округлившийся за эти месяцы животик не смущал зрителя. Он был просто невиден за складками ткани. Сапфиры органично вписывались с какими-то синими цветами в букете невесты, которые обрамляли кучку белых роз.
— Да…
— Красавица, — кивком подтвердила Юми.
Брюнетка была так же одета в голубое платье с большим бантом сзади. Она и Таня были подружками невесты. Стоило мне подумать о россиянке, как та влетела в дверь.
— Все собрались. Через две минуты наш выход.
— у меня такое ощущение, что я совершенно нарочно делаю шаг в пропасть.
— В счастливую пропасть, — тут же поправила меня Татьяна. — О, все наш выход. Дети, фата.
Прошло уже три месяца с той страшной ночи. Мамору после химиотерапии выписался умудрившись как-то сохранить свою гриву волос и уже неделю был дома. Все эти дни единственным делом было, когда я отходила от него это приготовления к свадьбе. Как они умудрились все это уложить в одну неделю в уме не знаю. Но платье было готово, меню выбрано, гости приглашены. Личный самолет семьи украшен шариками и лентами. И даже огромный пятиэтажный торт от лучших кондитеров Японии и тот был уже готов. Наверное, во всей этой суматохе единственным неготовым человеком оказалась я. Долгие месяцы все ждали, не исключая и меня, этого, но сейчас, когда я спустилась по лестнице и в нескольких метрах от меня увидела сиявшего как медный пятак Мамору в окружении друзей, сердце куда-то взлетело выше головы, будто у него появились маленькие амурные крылышки. Я осторожно сделала несколько шагов к нему, и вдруг он протянул мне руку, в которую я осторожно вложила пальчики. "Я люблю тебя" — прошептал он одними губами и улыбнулся когда увидел как одинокая счастливая слезинка покатилась по моей щеке. Абсолютное счастье вдруг сделалось таким близким, что я погрузилась в него, словно с разбегу прыгнув в эту бездонную пропасть.
