— Федор.
Тело отреагировало мгновенно. Россыпь мурашек вдоль всей спины и отчетливое напряжение в паху.
— Что?
Взглянул на девочку и ощутил незнакомое, вернее сто лет как забытое, волнение и радость предвкушения. Гладко зализанные чуть влажные волосы, без челки. И глаза цвета листвы, умытой дождем.
— Когда ты уедешь?
— Уже надоел?
Она покачала головой величественно, как царица. Расправленная спина и безупречные кисти рук, точно с картины придворного живописца. Длинные остроконечные пальцы. Федор с трудом отвел взгляд.
— А что тогда?
— Просто хочу знать.
Сгреб грязную посуду, вымыл, поставил на место. Она ждала. И в натянувшуюся между ними сеть тишины упал его холодный ответ.
— Скоро.
— Хорошо. Будь добр, пригласи мне санитарку.
— У тебя под кроватью новое судно. Ждет. Сам вынесу, какие проблемы? Бумага на тумбочке.
— Так нельзя!
Ее невозмутимость как ветром сдуло, а Федор опять развеселился. Но решил не дразнить, вон уже пятна на щеках.
— Иду. Не злись.
Побродил по коридору. Постоял у полумертвой пожухлой пальмы в кадке. Представил НАСТОЯЩИЕ, шуршащие на ветру глянцевые зонты. Посмотрел себе под ноги. Приехал то одним днем, без вещей. Сланцы купить? Вспомнил испуг и восторг Басмача, открывшего дверь. И спутанное повествование. Метнуть в нападавшего грабителя чайник кипятка? А второму бандиту заехать по башке бутылкой бальзама? И с отчаяния смело прыгнуть? Его девочка? Книжная малышка? Та самая, стеснительная, грустная? Кстати, о птичках. Басмач говорит, из-за пса переживает очень. Купить ей щенка? Или пока не поправится не надо? Он увидел, как в палату тяжело проковыляла Анна Ивановна. Как вышла санитарка с судном. На обратном пути он ее перехватил. Вложил в карман застиранного халата сто рублей.
— На конфеты. За здоровье деточки.
Тетя Зина немного поотнекивалась, но ушла довольная. Мысли Федора плавно вернулись назад. А в тихом омуте, то черти водятся! И почему это его забавляет? Никак не мог представить Арину, вооруженную бутылкой? Бывает же. Захотелось порадовать девочку. Что с ним такое творится? Федор вышел из корпуса, поймал машину.
* * *
Арина ждала-ждала и задремала. Басмач проник в палату тише, чем привидение. Оставил на тумбочке записку и банку с пловом. Знаком попросил Анну Ивановну не обращать на него внимания. Посмотрел на вещи Федора. Внимательный взгляд не упустил ни цветов, ни тазика, ни полотенца, ничего, что было на виду. В тумбочку он не полез. Растворился так же незаметно, не потревожив. Анна Ивановна проследила за закрывающейся дверью и закрыла глаза. Тихий час, так тихий час.
* * *
До чего же безжалостна жизнь. Одна беда нанизывается на другую — и так без конца. Он ушел. Побродить по городу? Подумать? Вряд ли у него есть дела в Заранске. Он ушел. Неприятно смотреть на эти вонючие повязки? Жалость пополам с раздражением? Что еще она может вызывать в таком мужчине, как Федор? Арина казалась себе брошенной, растоптанной и глубоко несчастной. Она молча металась по постели. Равнодушно получила пару уколов. Забыла измерить температуру. Не обратила внимания на записку Басмача и плов. Небо за окном потемнело и грозилось ливнем. Чернильная туча, низко нависая над крышами, наползала с запада. Солнечные лучи, пробились на мгновение, торопливо лизнули окна терапевтического корпуса, он располагался напротив хирургии. Стекла вспыхнули оранжевым огнем. И вновь погасли.
Арина постаралась и дотянулась до спинки кровати по соседству, прикоснулась к вороту рубашки. Погладила острую кромку, взялась за пуговичку и отпустила. Чьи-то пальцы будут расстегивать, сминать ткань цвета топленого молока и ласкать кожу под ней. Словно обожглась — отдернула руку. Пусть уезжает, пусть уезжает скорее. Чтобы одна безмозглая идиотка перестала надеяться. Порылась в тумбочке, включила (негромко, чтобы заспавшейся соседке не мешать) драгоценную Земфиру. Вытянула телефон, но передумала звонить, швырнула обратно. Перевернулась на левый бок — лицом к стене.
Перед глазами всплывало его лицо. Деформированный, сломанный, наглый нос. Выступающий вперед подбородок решительного человека. Пушистые паруса рыжих ресниц, гордо реющие над золотистыми ладьями. Куда держат путь эти странники? К каким берегам? Припухшие нижние веки, придающие взгляду оттенок лукавого упрямства. Манера смотреть в упор, точно пронизывая насквозь. Неожиданно красивая линия рта. Несколько полные чувственные губы любителя удовольствий. Впрочем, когда он сердится — сжимает рот в прямую линию, и щурится, словно в прицел смотрит. Лицо мгновенно меняется, становясь отстраненным и пугающим. Арина и не подозревала, что в распоряжении Федора целый арсенал гримас и улыбок — от просто неприятных, до совершенно паскудных, даже чудовищных. Он умел смотреть десятью тысячью способов. И попасть под некоторые из его взглядов было действительно небезопасно во всех смыслах.
Вежливый, но короткий стук возвестил о гостях. К Анне Ивановне пришла сестра. Конечно, хорошо сидеть в палате и жаловаться на плохие: сон, аппетит и самочувствие! Но! Замечательное — «но». Анне Ивановне не терпелось поделиться историей про богатого ухажера соседки. И она, опираясь на плечо сестры, повлекла ее в коридор. Вволю посплетничать, что может быть полезнее? Арина осталась одна… на полминуты.
— Рина!
Сердце затрепетало отчаянно и радостно.
— Ты!
Он приблизился невесомым шагом хорошо тренированного бойца. И, вопреки всем своим планам, жадно прильнул к бледным губам. Обеими руками придерживая за плечи. Почти набросился. Неистовый, страстный поцелуй, причиняющий сладкую боль, затянулся, искушая и подталкивая дальше, дальше, дальше. У Арины перед глазами вспыхивали и взрывались звезды. Голова кружилась, кровь билась в висках. Тепло и тяжесть внизу живота. Что-то сжалось в сладкой судороге счастливого ожидания. Она обняла Федора за шею и потянула к себе. Внезапно он высвободился, перехватил ее руки, притянул, уложил к себе на колено, не отпуская. Поднял голову, покачал. И искренне, без намека на шутовство или насмешку беззвучно поблагодарил.
— Спасибо, Господи.
Впервые в жизни, пусть и не в слух, обращаясь к Создателю. В которого, как закоренелый атеист, решительно не верил.
— Малышка, прости старого дурака. Совсем спятил.
Она, еще не вполне придя в себя, смотрела на него полу обиженно, полу ошеломленно. Затуманенный взгляд и растерянная улыбка.
— Что это было?
— То есть?
— Я не думала, что бывает так хорошо.
— Рина? Ты хочешь сказать…
Она смутилась и спряталась в раковину. Улыбка растаяла, губы сжались, зеленые глаза смотрели сердито.
