— Это сильно затруднит чтение имейлов, — сочувственно покивала Дженни. — Но ты права: ежемесячники тяжелые, а еженедельные журналы дрянь.
— Я права? — с огромным облегчением переспросила Сэди, расцветая от одобрения Дженни.
— Что же остается, интернет-сайты? — невольно заинтересовалась я. — Но я, например, обожаю переворачивать журнальные страницы. Для меня ритуал не менее важен, чем содержание.
— Рано или поздно я открою свой журнал, — заявила Дженни. — Это у меня в плане новой Опры. Но мой журнал еще не скоро выйдет.
— Только нельзя ли сделать его полегче, не двадцать фунтов? — попросила Сэди. — Хотя это неплохая тренировка для бицепсов.
— Обязательно попробуй поработать в «Белль», — посоветовала я. — Это ценный опыт, даже если журнал паршивый.
— Да, не стану врать, я очень рада, — с удивлением сказала Сэди. — Я люблю модельный бизнес, но это же не навсегда. Я и забыла, как весело пробовать что-то новое. Как первый день в школе.
— Тебе что, в школе нравилось? — спросила Дженни.
— Конечно, — кивнула Сэди.
— Небось капитан команды болельщиц?
— Ага.
— А-а.
— Так данные же!
На Стрипе образовалась пробка — машины встали вплотную друг к другу, и мы надолго застряли напротив «Венецианца». Я смотрела в окно, чувствуя, как щиплет глаза и покалывает в носу. Он где-то там. Я закрыла лицо волосами и вдыхала запах шампуня, пока не смогла унять слезы.
— Ты с ним говорила? — спросила Дженни, убирая мне волосы за уши, а другой рукой вытирая мне нос.
— Он остается еще на одну ночь. — Ну вот, не так уж это и сложно сказать. — А ты говорила с Джеффом?
Она вытянула длинные ноги через весь салон лимузина и посмотрела на раздвижную крышу.
— Да.
— Ну и как, все нормально?
— Нет.
На ней по-прежнему не было кольца, но только тут я заметила, что глаза у Дженни не накрашены. А ведь она никогда не выходила из дома, не подкрасив ресницы. Однажды, когда у Дженни было подозрение на аппендицит, даже «скорая» дожидалась, пока подруга подведет глаза. Похоже, нам грозят большие слезы.
— Но с тобой все будет нормально?
— Да. — В ее голосе не слышалось уверенности.
Сэди уставилась на меня своими огромными глазами Белоснежки, сгорая от желания узнать больше, но я чуть заметно покачала головой. Дженни сама расскажет, когда будет готова. Зная Дженни, рискну утверждать, что долго ждать не придется.
— Он собирается навести справки, что нужно для аннулирования венчания.
Вот, видите, совсем не долго.
— Он вообще не считает его законным, ведь мы не получили лицензию. Обещал объясниться со мной, когда вернется. — Она коротко засмеялась. — Говорит, непорядочно по отношению к невесте отменять свадьбу в последнюю минуту.
— По-моему, еще хуже принуждать девушку выходить замуж, — сказала я. — Или ему жениться на нелюбимой.
— Но он любит ее, — тихо произнесла Дженни. — Он нас обеих любит. Совсем запутался. Все вышло из-под контроля, потому что мы в Вегасе. Ему нужно время подумать.
Я пожала плечами. Дженни покачала головой. Слова казались лишними.
— Ерунда это все, — не согласилась Сэди. — У дураков всегда Вегас виноват, — выдала она страшно новую концепцию. — Никто никого под дулом пистолета не принуждает, не говорит: «Эй, ты в моем городе, так что пей двадцать пять порций текилы и трахайся с ослом, иначе стреляю»!
Это было хорошее, аргументированное заявление.
— Я люблю этот город, — сказала Сэди, доставая бальзам для губ у Дженни из сумки. — Это возможность отвлечься от реальности, но не вести себя как законченная скотина.
Лимузин двинулся вперед, и я мысленно попрощалась с Вегасом. Прощай, «Венецианец», прощай, «Белладжио», прощай, прекрасный огромный вулкан. Несмотря на все, что здесь случилось, мне было очень грустно уезжать. Сэди права: город не заставляет людей совершать глупости, люди и сами отлично умеют это делать. Вегас лишь обеспечивает красочные декорации, якобы провоцируя эксцентричные выходки. Может, поэтому тут такая концентрация тигров на один квадратный фут? «Тигров, которых я так и не увидела», — подумала я с грустью.
Но уезжала я не с пустыми руками. Я увозила интереснейшего материала на сто блогов, семнадцать чайных пакетиков, позаимствованных из сьюта, и, главное, идею. Памела, Сэди, Дженни, сами того не зная, подбросили мне идею, и хотя я очень хотела попросить остановиться у «Миража», чтобы поиграть в Зигфрида и Роя (до несчастного случая), меня тянуло домой — посмотреть, что из этой идеи выйдет. А в сумке у меня лежали пятьдесят тысяч долларов, которые я выиграла на том автомате. И это было замечательно.
Я не сказала Дженни о выигрыше, пока мы не оказались на борту самолета. Иначе она бы приказала шоферу поворачивать, а мне — ставить всю сумму на красное. Подруга минуту смотрела на стопку наличных, после чего достала листок и начала писать новый рождественский список. Я втолковывала подруге, что при всем хорошем к ней отношении мои шансы когда-либо купить «Биркин» практически равны нулю, даже в новом статусе азартного игрока. Прежде мы увидим перенос джек-пота в «Евролотерее», чем я потрачу пять тысяч на сумку — даже для Дженни. Остаток полета прошел в приятном молчании. Сэди крепко спала, я обдумывала свой гениальный план, а Дженни то и дело доставала из-под сиденья мою сумку и смотрела на деньги.
Нью-Йорк встретил холодом, но в доме было тепло. Едва войдя, я первым делом зажгла гирлянду на елке. Вот. Теперь все пойдет правильно. Елка умиротворяюще переливалась в углу, а я занялась тем, что обычно делают люди по возвращении домой: поставила чайник, сняла одежду, в которой летела в самолете, воткнула в розетку зарядку, хотя мобильного у меня все еще не было. Несмотря на позднее время, спать не хотелось. Может, потому, что накануне я переела кофеиновых таблеток. Может, потому, что в сумке лежали толстые стопки пятидесятидолларовых банкнот — столько я в жизни в руках не держала. Может, потому, что боялась заснуть, а после пробуждения оказаться на сутки ближе к дню «Д», то есть к депортации. Но теперь у меня был план, хитроумный план, и пятьдесят тысяч. Я останусь в этой чертовой стране, нравится им это или нет. Я все еще надеялась, что мне есть ради чего оставаться.
Распаковав вещи, я закинула чемодан под кровать, грязную одежду побросала на пол ванной и плюхнулась на постель в любимой фланелевой пижаме. Алекс клялся, что ничего не имеет против, но я старалась надевать ее в те ночи, когда его не было дома. В прошлой жизни я носила много застегнутых до горла пижам, и это плохо кончилось. Я смотрела на нашу с Алексом фотографию на каминной полке и очень надеялась, что мне не придется носить пижаму в ближайшем будущем. Под этим я имею в виду — никогда.