– Но у большинства женщин просто нет выбора, возвращаться на работу или нет, – возразила я. – Они вынуждены работать из-за денег.
– О, знаю я эту старую отговорку, – произнесла Ситронелла со снисходительной улыбкой. – Нужно чем-то жертвовать.
– Ну, вам-то это ни к чему, – подколола я с непривычной наглостью.
Она заморгала, выпучилась на меня, потом изобразила виноватую улыбку:
– Нет. Думаю, мне очень повезло, что мой муж так много зарабатывает. Более того, мне повезло вдвойне: я всегда могла позволить себе работать дома и делать карьеру
– Карьеру? – насмешливо переспросила я. – И что же за карьеру вы делали, прежде чем стали вести колонку?
– Была консультантом по уходу за детьми, – призналась она, и ее толстый зад беспокойно заерзал на стуле. – Но к чему хвастаться прошлыми достижениями, Араминта? К тому же работать дома не так уж просто, особенно если малыш у вас громкоголосый и требовательный. К счастью, у меня есть помощники по дому.
– Да, – усмехнулась я. – Насколько мне известно, у вас есть няня и горничная.
– И садовник, – добавила она, самодовольно ухмыляясь. – О да, я понимаю, как мне повезло, – продолжала она, теребя необъятное платье-балахон. – Невероятно, невероятно повезло. Но дело не в этом. Дело в том, что маленькие детки должны оставаться с мамочкой.
– Что ж, спасибо большое, Ситронелла, – проговорила я с облегчением, нажав на «стоп». – Еще один мудрый комментарий, украшение нашей программы.
Ситронелла сама проводила меня до двери. Я взглянула на красавицу Франсуазу, которая играла с малышкой Сьенной, и подумала: «Как она может работать на эту ужасную женщину? Бог знает, почему она до сих пор не уволилась».
– Выше нос, Минти! – крикнула мне вслед Ситронелла, когда я шла по подъездной дорожке.
– Выше нос? А я и не грущу, – моя улыбка излучала беззаботность. Но, разумеется, я лгала.
Меня грызла черная тоска. Чернее грязи в самой глубокой сточной канаве. Я опасалась однажды проснуться и обнаружить, что она сгрызла меня напрочь. Я была несчастна. Я захлебывалась отчаянием. Такой тоскливой зимы у меня еще не было. Мой камень опять прогрохотал вниз по склону и намертво застрял в глубокой расселине. На работе я еще кое-как держала себя в руках, занималась делом, резко и недружелюбно пресекая все попытки вытащить меня из раковины, но дома впадала в уныние. Затворяясь в комнате, читала «Большие надежды» и размышляла о своей нелегкой судьбе. Я погружалась в депрессию, тонула в ней. Лелеяла свою тоску, берегла, как бутылку старого портвейна. Должно быть, я действительно была несчастна, потому что когда позвонил Джо, даже не захотела с ним разговаривать.
– Он звонит уже в третий раз, – сообщила Эмбер из-за двери два дня спустя. – Почему бы тебе не поболтать с ним?
– Не хочу, и все, – проворчала я.
– Он сказал, что хочет с тобой побеседовать.
– Мало ли чего он хочет. Целый месяц меня игнорировал.
– Ты не забыла, Минти? – не отставала Эмбер. – Неделя добрых дел еще не кончилась.
– Для меня кончилась.
– Минти, почему ты не желаешь с ним разговаривать?
– Он меня обидел. Вот почему.
– Но это не значит, что ты тоже должна его обижать.
– Почему нет? – равнодушно отозвалась я. Может, мне хочется обижать мужчин.
Мисс Хэвишем отомстила мужчинам, внушив своей воспитаннице Эстелле презрение к противоположному полу. И я теперь тоже намеревалась презирать мужчин. Они заслуживали презрения. Все до единого. Низшая раса. Без чувств, без совести. Бросить женщину у алтаря и, не задумываясь, жениться на другой. Я больше не доверяла мужчинам. Ни одному из них. Знать их не желала. Я вообще не хотела ни с кем общаться. За несколько дней я обросла непробиваемым панцирем безразличия. Моя раковина затвердела и застыла, как мерзлая январская земля. Мне больше не нужен был «Решающий фактор». Я избавилась от нерешительности раз и навсегда. Когда шестого числа Эмбер сказала, что пора снимать рождественские украшения, не то мы навлечем на себя беду, я рассмеялась горьким, безжизненным смехом. Тогда она объявила, что сама уберет игрушки. И посадит деревце в моем саду – она специально попросила елочку с корнями. Я даже не вызвалась ей помочь. Я стала жестокой и бессердечной. Потому что Доминик так безжалостно обошелся со мной. Когда позже, в тот день, Эмбер позвала меня с первого этажа, я только заворчала и уткнулась в книгу:
«Мисс Хэвишем поманила к себе Эстеллу...
–[65] Поиграй с этим мальчиком в карты...
– С этим мальчиком! Но ведь это самый обыкновенный деревенский мальчик!
Мне показалось – только я не поверил своим ушам, – будто мисс Хэвишем ответила:
– Ну что же! Ты можешь разбить его сердце!»
– Минти! – снова позвала Эмбер.
– Что? – крикнула я.
– Иди сюда.
– Не хочу.
– Спускайся!
– Нет.
– Пожалуйста.
– Отстань.
– Я хочу тебе кое-что показать.
– Меня это не интересует.
– Ты будешь в восторге.
Уф! Любопытство заставило меня спуститься. Эмбер была в саду. Она посадила елку. Уж как умудрилась, не знаю, ведь земля замерзла намертво. На низкой ограде, ластясь к Эмбер, сидела очаровательная черная кошечка. Я никогда ее раньше не видела.
– Смотри, какая лапочка! – произнесла Эмбер с восхищенной улыбкой. У нее изо рта вылетали маленькие клубы пара.
– Да, – согласилась я. – Хорошенькая. – Котенок был крошечный, с узкими глазками, будто с примесью сиамской крови, на кончике хвоста у него был забавный маленький завиток в форме вопросительного знака.
– Какая тощая, – заметила Эмбер. Я ступила на обледеневшую землю. – Как она только выжила в такой мороз. Наверное, уже давно не ела.
Бедняжка! Лед, сковавший мое сердце, треснул, на глазах появились слезы. Я подошла поближе и погладила котенка. Он встал на задние лапки и волнообразным движением потерся мордочкой о мою ладонь.
– Надо дать ей молока, – сказала я.
– Верно. Кис-кис! – позвала Эмбер. Просить котенка дважды не пришлось. Он уже прошмыгнул в открытую дверь, забежал на кухню и принялся тереться о ноги Эмбер, неустанно описывая восьмерку. Мы налили ему молока, накрошили ветчины и немного копченого лосося.
– У меня есть банка русской икры, – возбужденно сказала Эмбер. – Наверняка кошки такое любят.
– Наверняка, – согласилась я. – Но мне кажется, нужно дать малышу нормальной кошачьей еды.
Я сбегала в магазинчик на углу и вернулась с парой баночек «Вискас».
Котенок тем временем уже умял всю икру и теперь покоился на коленях у Эмбер, разомлев от счастья и урча, как маленький трактор. Так у нас появилась кошка.
– Как мы ее назовем? – спросила я чуть позже, поглаживая маленькие треугольные кошачьи ушки. – Надо придумать ей имя. Может, Кристина?
