Обхватив себя руками, она потирает плечи, все еще не решаясь встретиться со мной взглядом.
— Что бы ты ни выбрала, это не повлечет за собой никаких обид и никак не повлияет на наши отношения. Понимаешь? — решительно заявляю я.
— Да, — неуверенно шепчет она в ответ.
— А теперь, ступай.
Как только она исчезает с моих глаз, я разворачиваюсь к столу и ударяю кулаком по гранитной поверхности. Черт! Черт! Дерьмо! Я должен был предугадать, что нельзя трогать ее там. Мне не следовало давить на нее.
Херня какая-то. Если бы я хоть на секунду отвлекся от своего ноющего члена... Я раздосадовано вздыхаю.
С другой стороны, только что мы сделали огромный шаг вперед. Она воспользовалась стоп-словом, тем самым продемонстрировав мне один из пределов. Теперь я знаю, что Айвори понимает правила игры. Я готов ждать ее целую вечность, если того потребует ситуация.
Цокот крошечных лап по полу возвращает меня в реальность. Шуберт вертится возле меня, ласкаясь у моих ног и покрывая мои черные брюки своей рыжей шерстью.
Я наклоняюсь и подхватываю кота с пола.
— Она теперь закроется от меня, как считаешь? — Я прижимаюсь губами к его загривку, прижимая котяру к своей груди. — Как же я хочу убить каждого гребаного ублюдка, посмевшего прикоснуться к ней.
Он мурлычет, подобно мотору, и поднимает голову, чтобы я почесал ему шею. Я удовлетворяю его желание. Вскоре успокаиваюсь, и мой пульс выравнивается.
— Пойдем проведаем нашу девочку.
Я опускаю его на пол и следую за ним из кухни через комнату с камином в гостиную. Шуберт запрыгивает на диван и устраивается на одной из подушек.
Комната для занятий музыкой находится прямо по коридору, а налево и за угол...
На дорожке валяется миниатюрная черная туфелька. Мой пульс снова учащается.
Я следую к ней, ослабляя на ходу узел галстука, а затем бросаю взгляд на лестницу. Вторая туфелька оставлена на одной из ступенек.
Айвори выбрала спальню.
Мой член твердеет. Я устремляюсь вперед, в два шага преодолевая лестницу и сворачивая за угол.
Вид ее черного платья, оставленного на полу, подстегивает меня двигаться еще быстрее, подгоняемым давлением внизу моего живота. Достигнув двери спальни, я вижу, что та закрыта, а ручку венчает кружевной лифчик.
Святые угодники, она сводит меня с ума. Я поправляю ноющий от возбуждения член в брюках и делаю несколько глубоких вдохов. Затем открываю дверь.
Глава 37
АЙВОРИ
Дверь спальни распахивается, и из моих легких вырывается вздох облегчения.
Я устраиваюсь на краю кровати, нагая и абсолютно беззащитная, и мы встречаемся взглядами. Его фигура в дверном проеме и пронзительный, приковывающий к месту взгляд лишают меня возможности нормально дышать.
Тот факт, что мной было использовано стоп-слово, превращает меня в чертов клубок противоречий. Как я могла допустить то, что жалкий кратковременный приступ страха затмил собой мое всеобъемлющее доверие к Эмерику?
Помимо того, что он незамедлительно отступил, не было ни единого видимого проявления гнева. Его железное терпение и непоколебимое умение контролировать ситуацию лишь доказывают мне, что мой страх являл собой лишь необоснованное и неуместное заблуждение. Неужели я настолько сломлена, что не в состоянии иметь интимных отношений даже с тем мужчиной, который скорее умрет, чем подвергнет меня какой-либо опасности?
Светло-голубая пуговица на воротнике его рубашки расстегнута, а галстук кобальтового цвета расслаблен и свободно болтается на шее. Жилет на нем — компиляция тканей черных, серых и синих цветов. Просто вися на вешалке, она бы выглядела невзрачно, но в сочетании с сапфировыми глазами Эмерика, его точеным подбородком и растрепанной копной черных волос, эта вещица выглядит так, словно взята со страниц модного каталога, диктующего актуальные тренды.
Святые угодники, какой же он шикарный! Прибавь к этому его властную ауру и беспрецедентную преданность, и мое сердце уже не может устоять перед ним.
Вместо того чтобы взять меня сзади или вышвырнуть из своей жизни, Эмерик предоставил мне право выбирать. Хотя мне не требовалось и миллисекунды, чтобы принять решение. Да, я никогда не дам добровольного согласия на анальный секс, но он и не станет ломать мою волю. Уверенность в этом позволила мне с легкостью проложить дорожку из своей одежды к спальне.
Сейчас, когда Эмерик передо мной, я теряюсь, не зная, что сказать и не понимая, стоит ли возвращаться к тому, на чем мы закончили. Но он делает все за меня.
Стремительно пересекая пространство спальни, Эмерик сжимает своими ладонями мое лицо и касается губами моих губ.
— Ты в порядке?
— Да, — несмело шепчу я. — Прости меня.
— Не смей извиняться за то, что использовала стоп-слово. — Он вновь целует меня, а затем слегка отстраняется, глядя мне прямо в глаза. — У каждого есть свои пределы.
Я киваю головой.
— И у тебя? Какие?
Эмерик опускается на корточки, оказываясь между моих ног. Его пальцы скользят вниз по моей шее.
— Копрофилия.
— Коп... Что?
— Грязь. Испражнения. Это абсолютное табу.
— Боже, и такое людям нравится?
— Да, — он пытается скрыть отвращение, и стискивает челюсть. — И еще зоофилия. Тоже табу.
Я нервно сглатываю.
— Откуда это в твоей голове?
— Тебе это правда интересно?
На моем лице вырисовывается ухмылка. Он чертовски раскрепощен и развратен, и, черт подери, мне это нравится.
— Ну, я хотя бы могу быть спокойна, что ты не станешь использовать Шуберта в своих интересах.
Он ошарашенно хмурится.
— И ты еще спрашиваешь, что творится в моей голове?
— Не я завела эту тему.
Его руки ложатся мне на талию, а затем пальцы скользят по моим бедрам.
— И никакого секса с другими. Никогда. Ты только моя. Я только твой. Это самый непоколебимый запрет.
— То есть, ты скорее предпочтешь, чтобы я испражнялась на тебя, нежели имела связь с другим мужчиной?
— Да, — его взгляд прожигает меня, челюсть напряжена, и тон становится резче. — Если другой мужчина хотя бы прикоснется к тебе, я за себя не ручаюсь. Помни об этом.
— Хорошо, — отвечаю я шепотом.
Эмерик поднимается на ноги, и его пальцы медленно расстегивают пуговицы жилета, одну за одной, пока его взгляд скользит по моему телу.
— Потрогай себя.
Раздвинув ноги, я опускаю руку между бедер. Его жилет падает на пол, а мои соски напрягаются от внезапного прилива возбуждения.
Эмерик избавляется от галстука и также не спеша расстегивает рубашку, излучая флюиды уверенного в себе мужчины. Он слегка наклоняет голову и приоткрывает рот, наблюдая за манипуляциями моих пальцев в области клитора.
Я нежно поглаживаю себя, и мой пульс растекается в ритмах легато по венам от его взгляда.
Он стягивает с себя рубашку, обнажая рельефные бицепсы, мускулистую грудь и точеный пресс. Затем наклоняется, по-прежнему не сводя с меня глаз, чтобы освободиться от обуви и носков.
— Ляг на спину и раздвинь ноги.
Я продвигаюсь к центру кровати, ложусь и провожу пальцами по влажным складкам. Мои чувственные прикосновения и интенсивность взгляда Эмерика разжигают пламя внутри меня. Я уже полностью настроена для него, в полной гармонии с его дыханием и плавным движением рук. Уже столь привычно получать сексуальное наслаждение лишь от одного его присутствия, приправленного его трепетным отношением ко мне.
Одним движением он расстегивает свой ремень, следом брюки, а затем сбрасывает с себя всю оставшуюся одежду, оставляя ее на полу. Я имела возможность созерцать его крепкие, словно скала, части тела по отдельности, но никогда еще не видела их в совокупности, когда Эмерик полностью обнажен. Святые небеса, его вид являет собой новые грани совершенства.
Его член устремлен вверх, возвышаясь над его накаченными бедрами. Он не касается своего налитого ствола, словно не замечая его, а просто медленно приближается ко мне, сверля взглядом и излучая сосредоточенность.
