иронично приподнимает бровь.
Окей. Ладно. Я сморозила глупость. Мой идиот-братец, припертый к стенке отцом, в свое время вообще на другой женился. Все же Афина намного мудрее меня, не думаю, что я бы нашла в себе силы простить такое. А она ничего. Даже на моего отца – источник всех их с Маратом бед, зла не держит. Наверное, если умеешь прощать, жить гораздо проще. А впрочем, в моей ситуации разве в прощении дело? Нет. Все дело в том, что я реально боюсь.
– Он взял меня против воли, – впиваюсь ногтями в запястья. – Когда я сказала, что от него ухожу, он меня… – Боже! Что я, мать его, делаю?! – Афина, только я тебя умоляю, не говори Марату. Понимаю, это звучит ужасно, но все было не так плохо. Назар старался быть нежным и...
– Ты сейчас пытаешься выгородить насильника?! Я ничего не путаю?
Прячу лицо в ладонях. Не надо было мне с ней делиться. Просто это так тяжело носить в себе. Вы не представляете, как тяжело! Иной раз кажется, я не удержу своей ноши, и та погребет меня заживо.
– Нет. Не пытаюсь. Просто не хочу, чтобы ты думала о нем хуже, чем есть. Там и моей вины – море.
Поскольку невестка продолжает сверлить меня злым, недоверчивым взглядом, приходится сознаться во всем.
– Он правда тебя не бил?
– Нет. Назар… Он как будто помешался, понимаешь? Я же была только его девочкой.
Афина берет на руки сына, чтобы успокоиться. Гладит его темненькие волосики носом. Качает.
– Не знаю, в курсе ли ты, но до Марата у меня был любовник. Неплохой вроде мужик. Но когда я поставила его перед фактом, что ухожу, он слетел с катушек. Избил меня, беременную, до полусмерти, и я потеряла ребенка.
Я медленно сглатываю огромный собравшийся в горле ком. Лижу вмиг пересохшие губы.
– Я не знала. Мне очень жаль. Я понимаю, на что ты намекаешь. – Слезы все же прорывают плотину сдержанности и с подбородка капают в остывающий чай.
– Правда? Удивительно. Я и сама не очень-то понимаю, к чему это говорю. Если уж Назар тебя пальцем не тронул в той ситуации, то вряд ли что его триггернет сильней. Впрочем, это никак не отменяет того, что он тебя изнасиловал.
– Да… – тушуюсь, устремляя взгляд в пол. – Пожалуйста, никому об этом не рассказывай. Ладно? Я просто хотела выговориться. Потому что мне больно, так больно…
– Я понимаю. И никому ничего не скажу, можешь на меня рассчитывать. – Афина пересаживает Маратика на бедро и свободной рукой нежно приглаживает мои волосы. – Ты, кстати, не думала над тем, чтобы обратиться к психологу?
– Мне Назар предлагал это сделать. Даже нашел какого-то крутого специалиста, у которого запись расписана на год вперед.
Афина переводит полный задумчивости взгляд за окно.
– Вот и правильно. Сходи. Это нельзя так оставлять.
Киваю болванчиком. Ну вот. Должно, наверное, стать легче. Так почему же поток слез невозможно остановить? Опускаюсь лбом на сложенные на столе руки и рыдаю, рыдаю…
– Знаешь, от чего больнее всего? Даже не от того, что он сделал. Хотя и это, конечно, ни в какие ворота. Больно оттого, что из-за этого поступка я не могу быть с ним. Я скучаю по нам каждую минуту, каждую гребаную минуту, Афина! Боже, как я по нам скучаю-ю-ю! А он еще перед глазами постоянно мелькает. Сволочь!
– Девочка моя маленькая… Ты поплачь, поплачь. Может, еще не все потеряно. Дай вам время. Пусть страсти улягутся.
* * *
Забыться в работе, держаться за дело, Быть в круговороте, бежать оголтело…
«Обоюдного счастья» – Каста
Назар
Белого хочется так, что в носу покалывает. Гипнотизирую две разбитые на столе дороги. Вдох – и, может быть, хоть на какое-то время отпустит. Наркоманы бывшими не бывают – избитая истина. Как и та, что наркотики – зло.
Кто ж спорит?
– Так что скажешь, бро? Место – просто космос. Развернемся…
– Нет, – встаю, достаю из кармана деньги. Люблю нал за то, что в любой момент можно бросить на стол пару купюр и свинтить в закат, не дожидаясь, пока тебя рассчитают по карте. – Я не по этой части. Соррян, Баха.
Я давно не по этой части. Опуститься на дно я всегда успею.
Запускаю двигатель. Надо менять тачку. Я поначалу не мог понять, почему она так резко перестала меня устраивать. А спустя пару недель дошло – в ней больше не пахнет Лалой. Остатки ее аромата выветрились после химчистки салона. О которой я, блядь, не просил. Мне ее в подарок к полировке кузова сделали. Как очень дорогому клиенту. Окей, сделали и сделали. Но именно с тех пор мысль о том, чтобы поменять тачку, стала навязчивой. Ну и что, что ей года нет? На что еще мне тратить деньги? Лала явно дала понять, куда я могу свои подарки засунуть, а кроме нее не на кого. В общем, к покупке вроде не было никаких препятствий. Но вот аромат выветрился, да, а воспоминания-то остались! Можно повернуть голову на светофоре, прикрыть глаза и представить, что моя лялька сидит рядом. Смеется, забравшись с ногами на сиденье. Или пальчиками тычет в дисплей, выбирая очередной трек в тему. И как ее ладошка гладит мою лежащую на коробке передач руку.
Сам того не осознавая, рулю к лялькиному нынешнему дому. Любовь – это тоже зависимость. Может, похуже всех других. От нее не хочется избавляться, потому что всегда остается надежда, а вдруг? Вдруг простит, и все хорошо закончится? Вот я и тянусь за новой дозой.
Притормаживаю. Вечер. Она наверняка уже дома. Пусть в кухне с гостиной свет не горит, Лала может находиться в спальне, окна которой, как я понял, выходят на другую сторону. И чего сижу? Как дворняга за ней бегаю. Знаю ведь, что даже если Лала меня увидит, просто мимо пройдет.
Откидываюсь на подголовник. Прикрываю глаза, как вдруг пассажирская дверь открывается.
– Привет.
– Привет. Забирайся, – машу рукой, не веря, что лялька по доброй воле ко мне пришла. Впрочем, решимости в ней – никакой. Оглядывается затравленно по сторонам. Медлит, постепенно выстуживая салон. Но потом все ж забирается и садится, сложив на коленях руки. – Ты чего
