снежные бури, остановив и без того скучную жизнь в маленьком Гаспе.
Вечер Сочельника Рене встретила в большом кресле в самом углу ординаторской. Время приближалось к полуночи, но домой ехать не было смысла. Шторм, который зародился прошлым утром где-то в Атлантике, теперь скрыл под собой остров Ньюфаундленд, и за последние пару часов разошёлся в полную силу уже над Гаспези. Он бился в больничные окна, завывал в пустых коридорах и мигал перебоями света, вызывая неясное чувство тревоги. Дороги окончательно замело, и по словам едва добравшейся до работы одной из сестёр, Апокалипсис предполагал длиться три дня. Ещё два уйдут, чтобы очистить шоссе, так что на этой неделе никто из их смены может и не мечтать поспать дома. Как всё-таки хорошо, что она так и не завела ни цветов, ни собак, ни даже рыбок.
Рене вздохнула и повернулась к окну. Подсветка больницы располагалась как раз вокруг их этажа, и в лучах её белых прожекторов стеной стоял снег. Это было похоже на космос, каким его изображают в фантастических фильмах – куча звёзд, что слились в полосы. После целого дня на ногах безумно хотелось поспать, но Рене не могла. Проваливаться в кошмар на виду у скучавшего персонала было как-то неловко.
– Там есть свободная палата в конце коридора, – неожиданно раздался над ухом заговорщицкий шёпот. Рене подняла голову и посмотрела на Кэтти.
Эта операционная медсестра была из тех удивительных личностей, что могли достать несуществующее, уговорить неуговариваемых и одним сердитым взглядом заставить работать барахлившее оборудование. Своими ангельскими кудряшками и белозубой улыбкой она не оставляла равнодушным даже постоянно брюзжавших хирургов, но с той же лёгкостью могла хлопнуть ладонью по столу главы отделения.
В общем, Рене нравилось, когда им выпадали общие смены, потому что тогда можно было сосредоточиться на операции, а не искать посреди манипуляций чистые тампоны или нестандартный стерильный инструмент. Обычно весёлая Кэтти будто знала наперёд, что может пойти не так, и была, похоже, готова даже к войне. Идеальная медсестра. Почти, как Хелен. Только с собственным мнением.
– И что ты предлагаешь? – тихо отозвалась Рене, а потом поглубже зарылась в высокий воротник свитера. Чёрного, разумеется. От ярких цветов её тошнило.
– Я предлагаю перестать созерцать потолок и отдохнуть. – Кэтти скрестила на груди руки и тревожно уставилась в снежный кошмар за окном. – Мало ли, что может случиться.
Рене тоже посмотрела в сторону ночного безумия.
– Если и произойдёт, мы об этом вряд ли узнаем до окончания снегопада. Дорог нет. К нам, разве что, на санях Санты. Даже вертолёты, и те не летают.
– Тем более! Иди отдохни. Если что, я тебя разбужу.
Вздохнув, Рене поднялась, ещё раз бросила полный тревоги взгляд за окно и направилась прочь из ординаторской. Кэтти права. Надо поспать…
В зелёном коридоре было удивительно холодно. Вдоль стен перекатывались гонимые сквозняками снежные хлопья и забивались в старые швы меж выщербленной плиткой и плинтусом. Свистел ветер. Мигала мерзкая лампа. Рене посмотрела вниз, где белыми полосами по полу стелилась позёмка, и попыталась понять, откуда же та взялась. Она оглянулась, но все двери были плотно закрыты. Только из-под одной с монотонным гудением выбивались всё новые вихри, которые потом разносились по узкому коридору. Поджав от мороза пальцы на неожиданно босых ступнях, Рене шагнула в ту сторону и поёжилась. Быть может, забыли закрыть окно? На улице буря…
Рене знала, что сама себе врёт. В той комнате не было ни форточек, ни отдушин, откуда могло намести столько снега. А потому она поспешила вперёд, машинально натягивая на озябшие руки манжеты жёлтого свитера. Его яркая солнечность будто бы выцвела, как обычно бывает со старыми фотографиями, но оттенок по-прежнему легко узнавался. Странно. Ей казалось, она выбросила его ещё в Монреале, однако каким-то чудом джемпер вновь очутился на ней. Необычно, но сейчас она была этому рада.
Тем временем ноги принесли её к той самой двери, за которой скрывался уже привычный кошмар. Рене отчаянно не желала туда заходить, но тело не слушалось. Пальцы потянулись к потёртой ручке, аккуратно нажали, и только через мгновение мозг осознал, насколько холодной та оказалась. Словно за порогом была ледяная пурга, а вовсе не тёплая комната. Но как? Однако стоило лишь об этом подумать, как что-то толкнуло в спину, и Рене шагнула вперёд, едва не поскользнувшись на мёрзлом бесшумном покрытии. Какого чёрта?! Она подняла взгляд… и застыла.
В этот раз Тони не лежал выпотрошенным мертвецом на железном столе. Он стоял чуть поодаль, безвольно свесив руки вдоль тела, и снег под подошвой его чёрных ботинок стремительно таял. Рене видела, как постепенно обнажается кусочек то ли дороги, то ли насыпи щебня, но не понимала, что происходит. Да в общем-то, и не хотела. Её взгляд был прикован к бледному лицу и губам, которые вдруг разомкнулись и что-то сказали. Слово, затем ещё – целая фраза, почти речь, что неожиданно оказалась беззвучной, как бывает, если выключить громкость у телевизора. Рене затрясла головой в попытке показать, что не слышит, но Энтони не видел. Он открывал рот и торопливо говорил нечто наверняка очень важное, однако вместо долгожданного голоса в комнате раздавался лишь монотонный свист ветра.
В отчаянии Рене оглянулась вокруг, но рядом с ними никого не было. Только пустующий стол, шкафы, да они сами на таявшем под ногами снегу. Тем временем Тони едва заметно ласково улыбнулся, и Рене вдруг почувствовала, что сейчас разревётся. Как дурочка. Как маленькая очень соскучившаяся девчонка, которая неожиданно для себя захотела всё резко вернуть. Зачем! Ну зачем она сбежала? Рене отвела взгляд и только тогда заметила, какими ровными пятнами обнажалась земля рядом с Тони. Круг. Снова круг. Три ровных проталины подряд, как будто на снег что-то капало по обе стороны от безвольно болтавшихся рук. И вдруг Рене поняла – он ими не пользовался! Ни разу не шевельнул пальцем, не попробовал в любимой позе скрестить на груди, не поправил привычно взлохмаченные пряди, которые так неудобно лезли в глаза. Кисти висели точно две плети, и Рене, задыхаясь, проговорила:
– Что с ними? Что с твоими руками? Тони!
Он оборвал себя на полуслове, недоумённо посмотрел под ноги, и в этот момент Рене со всей силы встряхнуло. Комната съёжилась, унеся за собой Энтони, странные пятна и снег, а перед глазами оказались светлые стены палаты.
– Роше, с Рождеством, – раздался над головой встревоженный голос Кэтти. – Поднимайся. К нам едет подарок.
