прошлом, и ворошить их нет смысла. Я давно научился жить здесь и сейчас, своей собственной жизнью. Я не флиртовал с Таней, не давал намеков и всячески берег деловые отношения, не переступая за грань.
Но каждый раз, каждый чертов раз, как ей только начинало казаться, что я могу дать слабину, она была наготове. Втыкала острые клинья, пытаясь расшатать мой брак, соблазняла, оголяя коленки и плечи, касалась так, как не должна.
Я надеялся, что если продолжать делать вид, что ничего не замечаю, однажды ей надоест. На свете столько мужиков, богатых, красивых, умных, которые смогли бы по достоинству оценить все Танины сильные стороны, дать то, что я не в силах.
И сейчас я испытываю даже облегчение, что она решила уйти, поняв, что я не вещь. Меня нельзя заставить насильно любить. Меня нельзя соблазнить, потому что у меня есть жена — и я хочу быть с ней, быть верным Мире.
Мужчины не тупые животные, они не ведутся, как быки, на красные ажурные тряпки, перекрывающие тело. Может, для кого-то секс с чужой женщиной не имеет значения, но я так не могу.
Мне в страшном сне снится тот клуб и беременная Мира, и только мысль о том, что я коснусь любой другой женщины, вызывает острый приступ тошноты. Мне пофиг, считают ли меня старомодным или глупым, — ведь вокруг столько шансов, но я однолюб.
— Мне жаль, что так вышло, — я подбираю слова, чтобы не растоптать остатки гордости Тани. Я и вправду сожалею, что ей пришлось любить без ответа, хотя сомневаюсь, что это настоящее чувство, правильное. Хотела ли она сделать мне хорошо или, в первую очередь, себе?
— Но я рад, что ты приняла такое решение. Возможно, это шанс начать что-то новое. Я выплачу компенсацию, какую ты запросишь, и подготовлю рекомендательное письмо…
— Боже, — перебивает она, — Вы даже говорите с ней одинаково!
— С кем? — хмурюсь, пытаясь понять о ком речь, и первые подозрения приходят довольно быстро, но Таня переключает разговор:
— Не важно. Все это уже не важно. У меня одна только просьба, маленькая.
— Какая?
Таня отходит от окна, сокращая между нами расстояние, огибает край стола и замирает всего в паре сантиметров от меня.
Мы почти касаемся коленями друг друга, я снова чувствую запах ее сладких духов.
— Не надо, Тань, — понимаю, к чему она клонит, и поднимаюсь. Мне больше воздуха нужно и расстояния. Не потому, что она действует на меня каким-то магическим образом. Просто не хочу пятнать то светлое, что теперь между мной и Мирой, даже запахом других женщин. — Ты же умная. И все сама понимаешь. Так проще будет. Не превращай в пытку расставание, по каплям всегда больнее, чем разом.
Она смотрит испытующе, а потом вдруг хохочет громко, запрокидывая голову и обнажая белые зубы, и кажется, что смех ее вот вот превратится в истерику. Я стою смиренно, позволяя ей закончить историю здесь и сейчас, а потом беру со стола салфетки и протягиваю ей, чтобы вытереть размазавшуюся тушь.
— А знаешь, что, Соболевский? Пошел ты нафиг, — говорит она и хлопает дверью.
А я чувствую облегчение, и между лопаток отпускает натяжение, позволяя выпрямить плечи.
Наконец-то, думаю я, все хреновое остается в прошлом. Можно на мгновение выдохнуть и перестать тревожиться обо всем подряд.
И как только эта мысль возникает в голове, в кармане брюк громко звенит мобильный, и приходит уже другая мысль — ты рано радовался, дружище. Еще не все.
— Мира? — зову жену, а она, всхлипывая, шепчет:
— Марк, твоя мама выкрала Колю.
Кожа покрывается морозной коркой, а внутри же наоборот — все мобилизуется и еще до того как Мира успевает рассказать мне хоть какие-то подробности, я вылетаю из своего кабинета и схватив пальто, несусь к машине. Даже если ей просто показалось. Даже если моя жена преувеличивает и мать просто случайно выпала из поля ее зрения, я все равно нужен ей там. Она в панике. Моя жена истерично рыдает в трубку и зовет на помощь.
За нестерпимо долгие двадцать минут дороги я собираю всевозможные штрафы. Превышение, обгон через две сплошные и даже один проезд на красный. Все это время я не отключаю динамик и слышу в трубке плач жены и пропитанный паникой голос ее подруги. В какой-то момент я даже прошу Виолу рассказать свою версию событий, рассчитывая, что хоть она сможет нормально объяснить, что произошло, но девушка нервничает не меньше Миры и поэтому вместо того, чтобы начинать уже решать проблему, я лишь шепчу бесполезные слова утешения.
От того, насколько резко я торможу рядом с ними, девушек окатывает волной снега, но они этого, кажется, совсем не замечают. Судя по тому, насколько продрогшими они выглядят, на морозе находятся давно и только сейчас до меня доходит спросить:
— Когда это произошло? Когда вы потеряли их из виду?
Мира растерянно смотрит на экран своего телефона, а Виола уверенно выдает:
— В десять семнадцать я начала их искать. Но она ушла минут за пять до этого. То есть, в десять двенадцать получается. Метель как раз началась и я не сразу спохватилась. Думала, что они вот здесь, рядом и я просто их не вижу.
— Хорошо, — выдыхаю спокойно, пытаясь своим видом подать им пример. — Все хорошо. Сейчас мы всех найдем. Видимость и правда очень низкая. Может, она в кафе зашла переждать?
А затем я смотрю на часы и понимаю, что прошел уже час. Моя мать находится с Колей уже больше часа.
Глухо ругаюсь и, кажется, тем самым порождаю новую волну паники. Наверняка в глубине души обе женщины рассчитывали на то, что я приеду и моментально решу проблему. Раньше так и было. Я решал все проблемы Миры. Устранял любые неурядицы. И мне казалось, что вот он… момент, когда все может быть по-старому, когда наша жизнь наконец налаживается. Но вместо этого мы снова в тупике. Правда, на этот раз мы с Мирой находимся в одной точке. Не по разные стороны беспросветной стены, а вместе. Рука об руку. Плечо к плечу. И значит, мы все преодолеем.
Для начала мы снова прочесываем территорию. Пугаем соседей подробным описанием коляски и одежды моей матери. Но никто их, к сожалению, не видел.
— Надо проверить у нее дома, — глухо выдает Мира. — Вдруг она повезла его к себе домой?
— Зачем? — недоуменно хмурюсь, но затем все-таки киваю. Логические варианты мы уже перебрали. На территории нашего жилого комплекса
