Ознакомительная версия.
– Сам ешь свои кабачки дурацкие!
Она еле сдерживала злые слезы.
– Они не мои, а твои.
– Все равно! Не командуй, что мне делать, понял? У меня своя голова на плечах!
– Милая моя головушка. – Лазарь притянул Глашу к себе, подул ей в макушку. – Льняная…
Она вырвалась, высвободилась и, исподлобья глядя на него, отчеканила:
– Я буду жить здесь, с тобой. Пиши заявление, или что там надо. А если не напишешь, то я сяду вон там вот под воротами и буду сидеть, пока меня там не изнасилуют!
– Ты что несешь? – Он наконец рассердился.
– А ты… Ты…
Глаша задыхалась от отчаяния. Вот упрется он сейчас – и что? Что она будет делать? Сколько под воротами ни сиди, а не напишет он какое там надо заявление, и никто ее за эти ворота не пустит!
– Ты только о себе думаешь! – выпалила она.
– Глашенька, да я же…
– О себе, только о себе! – перебила она. – Ты что, совсем ничего не понимаешь? Думаешь, ты мне лучше делаешь, думаешь, это мне счастье, когда я знаю, что могла бы с тобой быть, а я не с тобой, потому что ты… ты…
Тут она в голос расплакалась.
Наверное, когда ему нож всадили под лопатку, Лазарь расстроился меньше.
– Глашенька! – Он присел перед нею, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Ну не плачь, ну прошу тебя!
– Ты просто не хочешь со мной быть! – проговорила она сквозь слезы. – Отвык, и без меня тебе лучше!
– Без тебя – лучше? – воскликнул он. – Да мне жизни без тебя нет, Глаша! Кровь бы всю по капле отдал, чтоб с тобой не расставаться!
– Не надо кровь по капле, – быстро сказала Глаша и вытерла слезы. – Напиши заявление.
«Прости, Лазарь Ермолаевич! – весело подумала она. – Что поделать, если по-другому от тебя толку не добьешься?»
Глаша отпустила машину и пошла к воротам. Как ни рационально она теперь делала покупки, а сумки все равно каждый раз оказывались неподъемные.
Лазарь сердился, когда она отправлялась в Регду или в Оленегорск, то есть не потому сердился, что она туда отправлялась, а потому, что не мог, как он говорил, сдерживать ее безоглядность. Но все же и он соглашался, что Глаша в самом деле покупает вещи необходимые.
– У тебя все или нужно, или красиво, – говорил он.
Месяц назад, в тот день, когда она только приехала, он до ночи пытался отговорить ее от того, чтобы она оставалась с ним на поселении. Но она уже поняла, что чересчур прислушиваться к его уговорам совсем не обязательно. Он хотел, чтобы она была с ним, это было главное. Все остальное можно было не принимать во внимание.
А она была счастлива. Безмерно счастлива! Ей даже не верилось, что все сложилось так просто. Она понятия не имела, куда едет, и рассердилась ведь даже, когда Люда сказала, что колония-поселение – это, считай, воля.
Теперь Глаша думала, что лично ей большей воли и не надо. Вернее, не надо ей никакой воли без него, а с ним и на поселении более чем прекрасно. Правда, она все же гнала такие мысли – из-за него гнала: Лазарь-то, она видела, относился к этой своей «воле» совсем иначе. Но при мысли о том, что он мог бы до сих пор еще быть на строгом режиме и она тогда видела бы его лишь во время редких свиданий… Нет – счастье, счастье, и больше ничего!
Уговаривал он ее не только в первый день, но и на протяжении всего месяца, который она уже жила в колонии. Каждый вечер, приходя с работы – Лазарь руководил здесь слесарной мастерской, и даже целым цехом, как Глаша поняла, – он принимался за уговоры с упрямством, которое, кажется, только ей под силу было вынести.
– Глаша, – привел он недавно последний довод, – ты, может, думаешь, что тебе это дешевле выйдет, постоянно здесь жить, чем время от времени сюда приезжать?
– Здесь правда дешево жить, – согласилась Глаша. К тому времени она уже ознакомилась с ассортиментом местного магазина и выяснила у жены Николай Степаныча, сколько та платит за комнату, в которой живет на территории колонии вместе с мужем. – Но это не главное мое соображение.
– Тебе вообще не надо о деньгах думать, – сказал он. И объяснил несколько смущенно: – Я, понимаешь, когда вся моя бодяга началась, то многое на тебя перевел.
– Что ты на меня перевел? – не поняла Глаша. – Концерн?
– Нет, концерн бы мне ни на кого перевести не дали. – Он улыбнулся. Наивости ее улыбнулся, конечно. – Просто деньги. В разных банках.
– Как… в разных? – растерянно переспросила она.
– Ну, в один-то глупо было бы. В разных банках, в разных странах. Не то чтобы очень много, но тебе, я надеялся, хватит.
– О господи! – Она не понимала, расстроилась больше или рассердилась. – Лазарь! Да зачем же?!
– Затем, что вся эта жизнь – не для тебя, – отрезал он.
– Какая – эта?
– Вот эта, в которой надо горло друг другу рвать.
«То-то жена его решила, что я у нее еще что-то отнять собираюсь!» – вспомнила она.
Глаша хотела уж было высказать ему все, что об этом думает, но встретила его взгляд – и поняла, что ничего она ему не скажет.
Только любовь была в этом взгляде. Только любовь.
– Милый мой, милый… – Она губами поочередно коснулась уголков его глаз на широком отлете. – Что ж ты обо мне думал? Что я хрустальная, что ли, принцесса на горошине? На ладони ты меня думал держать, другой ладонью накрывши?
– А что? – Он закрыл глаза, прислушиваясь к ее поцелуям. – Так бы и держал, если б мог. – И, открыв глаза, сказал: – Ехала бы ты, Глаша, а?
– Куда? – поинтересовалась она.
– Да хоть куда. В Париж. В Лондон. Или в Венецию – тебе же нравилось в Венеции.
– Поедем мы с тобой еще и в Париж, и в Лондон, и в Венецию. Станем старичками – и поедем. Будем прогуливаться под ручку по Люксембургскому саду. Или на мосту Вздохов целоваться.
– Лучше целоваться, – тут же заявил он.
– Как скажешь. А пока я съезжу в Оленегорск и куплю набор кастрюль.
В Оленегорске Глаша купила не кастрюли, а одежду для Лазаря. То есть она купила ему одежду в первый же день, когда выбралась в Регду. Но теперь накупила ее очень много, и уже не что попало, лишь бы он робу снял, а вполне приличные джинсы, рубашку, полушубок, шапку; еле сумки застегнула.
Оленегорск вообще оказался симпатичным городком. Особенно незамерзающий фонтан Глашу удивил. Не удивил, а поразил просто: она стояла открыв рот и не понимала, как это при морозе в тридцать градусов хлещут вверх водяные струи. Пока словоохотливая местная жительница не указала на здание, рядом с которым и располагался фонтан. Здание оказалось ледовым дворцом, а горячая вода в фонтане – побочным продуктом охлаждения льда. Заодно собеседница объяснила Глаше, где у них тут самый лучший магазин; там-то она одежду и выбрала.
Ознакомительная версия.
