Ознакомительная версия.
— Господа, мы так и будем говорить о погоде? — поинтересовалась Настя. — Или вы все-таки введете меня в курс дела?
Мужчины переглянулись.
— Давай, Алекс, это твоя история, — пожал плечами Веня. — Если хочешь, я уйду или буду изображать торшер. Но, по-моему, скрывать подробности от Стаси просто невежливо.
— Оставайся, — глухо сказал Алексей. Его пальцы стискивали руку Насти. — Правда, Стася, я должен рассказать, чтобы потом не было никаких тайн и недоразумений.
— Хорошо, я слушаю.
Солнце выкатилось из-за туч, ослепительно брызнуло в окно, зайчики запрыгали по приборам. Алексей зажмурился.
— Веня, закрой жалюзи, пожалуйста.
И потом, в полумраке, он стал рассказывать — об осенней дороге, о машине, вылетевшей на берег озера, и о том, как жалеет, что не взглянул тогда на Машу…
…Машина стоит, а перед ней — огромная, восхитительная гладь озера. Алексей смотрит, как солнце играет на воде, и жмурится. Рядом шевельнулась Маша… Что происходит?
Прежде чем он успевает что-либо сказать, от берега встают какие-то люди, трое, в масках. Черные люди, черные автоматы, косой, красный свет солнца, сухие щелчки выстрелов. Эхо грома, звездчатые дырочки на лобовом стекле, тихий крик-вздох Маши, горячий удар в правый бок, что-то теплое бежит по спине, горячо. Совсем не больно. Люди подходят ближе. Мысли бьются, свиваются в клубки, ускользают…
— Контрольный выстрел в голову, — помертвевшие губы шепчут шаблонную фразу криминальных новостей.
Что-то урчит на грани слышимости, зеленый свет режет глаза, все вокруг зеленое…
Машина не заглохла, двигатель работает…
Тяжелая, почти чугунная нога переползает с педали тормоза на газ. Алексей отрывает руку от горящего бока и чувствует, как между пальцами стекает и пульсирует фонтанчик крови. Окровавленные пальцы ложатся на переключатель передач, тяжелая ручка еле движется — вот задняя!
«Не надо! Тебе лучше остаться здесь, тебе лучше этого не делать!» Тогда он еще не знал, что его жена уже мертва, что одна из трех пуль, доставшихся ей, попала прямо в сердце. У него еще есть надежда, он еще хочет жить, он борется за две жизни: за свою и Маши. «Нет, все кончено…»
«Ауди» взревывает мотором и почти взлетает по косогору обратно на дорогу, черные люди что-то кричат, разевая рты, еще щелчки выстрелов… Алексей теряет сознание за мгновение до того, как в водительскую дверцу его машины врезается старенький «жигуленок», сцепившиеся машины тащит по дороге несколько метров, они замирают…
Но ему казалось, что он видит все со стороны, немного сверху. Из «Жигулей» выбирается пожилой мужчина, ошеломленно смотрит на расстрелянную «ауди», на людей с оружием, выбирающихся из кювета… Видно, что к месту аварии одновременно с двух сторон подъезжают три машины: две со стороны Тимоново и одна — от шоссе. Люди в черном смотрят на перекрученную и расстрелянную «ауди», на две неподвижные фигуры в ней, вскакивают в затормозившую рядом «девятку», машина разворачивается и несется в сторону Ленинградки.
Две машины из Тимоново тормозят рядом с местом аварии, из них выскакивают люди, кто-то звонит в «скорую»…
«Поздно…»
Очнулся Алексей уже в больнице, в реанимации. Нет, совсем не больно — он вообще ничего не чувствовал, казалось, что тела просто нет. Зеленый отсвет мониторов, беспощадный призрачный свет… Каждый вздох — почти осознанное усилие. В голове устрашающе пусто, губы пересохли, в горле — моток колючей проволоки.
— Маша! — почти крик превратился в чуть слышный шепот-шелест.
Сознание уплывает, все гаснет, остаются только сны. Он не знает или не помнит, сколько раз приходил в себя в течение тех пяти дней, когда его состояние характеризовалось на медицинском диалекте как критическое, но этот льдисто-зеленый отсвет навсегда останется в его кошмарах.
Алексей окончательно очнулся, как он потом узнал, на шестой день после неудавшейся поездки в оперу. Вместе с сознанием вернулись и боль, и память.
В поле зрения маячила молоденькая медсестричка в розовом халатике, в окно заглядывал алый закат, в капельнице подрагивала подозрительная прозрачная жидкость, правая рука, куда была вставлена канюля, противно ныла. Сердце билось совсем не там, где положено: а именно в правом боку, низко, под нижними ребрами. Каждый удар растекался по телу тянущей болью. Боль накатывала волнами, щипалась, жгла и резала. Алексей попытался отвлечься от странного сердцебиения, но как только ему это удалось, он полностью прочувствовал остальные очаги неприятных ощущений: голова кружилась, саднило лоб, левая рука оказалась загипсована.
Медсестра отвлеклась от мониторов — видимо, услышала, как он завозился, пытаясь найти более удобное положение.
— Алексей Васильевич, вы проснулись. — Улыбка девушки была наилучезарнейшей из возможных.
— Где я? — Вопрос глупее не придумаешь, но вырвался непроизвольно.
— В больнице. — Очень информативный ответ.
— Понятно. — Сил задавать еще вопросы не осталось, но надо постараться. — Где Маша, где моя жена?
— Все в порядке, вам надо отдохнуть… — Медсестричка немного смутилась, но резво подскочила к кровати и в рекордные сроки наладила еще одну капельницу, подключила ее и пропела медовейшим голоском: — Сейчас вы уснете.
— Я не хочу спать. Скажите, где моя жена?
— Вам надо поспать.
Алексей попытался сесть, но этого делать не стоило: боль в боку резанула нестерпимо, и он отключился.
Алексей открыл глаза и… Все это уже стало смахивать на бесконечную историю. На этот раз было раннее утро, капельница отсутствовала, как и медсестра, зато в кресле рядом с кроватью дремал Вениамин.
— Вень! Эй! — Алексей попытался дотянуться до плеча посетителя, но рука бессильно упала. — Вень!!!
Старыгин вздрогнул и открыл глаза.
— Алекс, слава богу!
— Где я? — Включилась заезженная пластинка.
— В больнице. — Вениамин помолчал, будто собираясь с мыслями. — Ты помнишь, что случилось?
— В нас стреляли. — Червячок дурного предчувствия шевельнулся внутри. — Я жив.
Лед, холод, звук разбитого хрусталя, тысячи ледяных осколков, царство Снежной королевы. Черный костюм Старыгина, друг не может взглянуть ему в глаза, смущенная медсестра…
— Она умерла. — Прозвучало не вопросом, а утверждением. — Она умерла?
По потолку бежит чуть заметная трещинка, рассветное солнце превращает окно в фантастический витраж, тихо попискивает больничная аппаратура… Нереальный, остановившийся мир. Она умерла.
Чуть слышный напряженный выдох, Веня пытается держаться, пытается смягчить удар. Глупый. Зачем? Бессмысленно.
Ознакомительная версия.
