— Что такое? — почувствован мое напряжение, спросила Лелька и повернула голову.
К девушке подбежал маленький мальчики потянул ее за руку. Она вскинула лицо. В узких солнечных очках отразилось октябрьское солнце. Она присела на корточки и что-то стала втолковывать сынишке.
— Уф, — выдохнула я. — Показалось. Черт, действительно что-то разнервничалась.
— Тань, о чем ты? — настаивала Лелька.
— Да ты понимаешь, я вот подумала, а вдруг Фион заявится на свадьбу и что-нибудь сотворит?
— А ты не думай, — отмахнулась Лелька. — Мы уже столько месяцев о ней ничего не слышали.
Это было действительно так. Через несколько дней после позорного разоблачения Ксении, Людмиле позвонила Вера Семеновна и попрощалась с ней навсегда. Бабуся решила покинуть Москву и перебраться в более тихий Нижний Новгород, к сестре. При этом вскользь упомянула, что где ее внучка, не знает. Уехала, не оставив адреса. В Консерватории она больше не появлялась, а из фитнес-клуба ее уволили за прогулы. Я это сама узнавала, втайне от своих подруг. Мы остались верны себе и никогда не разговаривали о Ксении. Но сегодня, в такой торжественный день, меня не покидало чувство какой-то непонятной тревоги. Да и Сашка только что ни с того ни с сего вдруг вспомнил о Ксении. Я порывисто вздохнула.
— Тань, — Лелька развернулась и положила руки на мне плечи. — Фион НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ВЕРНЕТСЯ.
— Откуда такая уверенность? — Я была удивлена.
— А просто на слово ты мне не поверишь? — с надеждой спросила Птица.
— Нет.
«Линкольн» тронулся с места, и, трижды прогудев клаксоном, повернул налево. Сашка поехал за своей невестой.
Ник проехал сто метров и вдруг остановился.
— И я не верю, — повернувшись к Лельке, сказал он, — так что, Елена, давай рассказывай. У нас еще минут двадцать. Все равно раньше ребят в загс приедем. Так, что начинай.
Лелька, вздохнув, закурила.
— Ну, тогда слушайте…
… «Пошла вон!» эти слова Большого постоянно звучали в голове, пока она возвращалась домой. Ксения вошла в квартиру и тупо просидела почти два часа на кухне, допив остатки водки, найденной в холодильнике. Потом вскочила, ринулась в комнату и, раскрыв створки огромного шкафа, стала, не глядя, вышвыривать из его недр вещи. Вера Семеновна непонимающе глядела на внучку.
— Деточка, что случилось?
— Я уезжаю. Если кто спросит, где я, ты не знаешь, — через плечо бросила Ксения.
— Мама звонила из больницы, завтра хочет домой приехать, — осторожно сказала бабуля.
— Без меня, — отрезала Ксюха. — Да, передай ей, что те, кто засунул ее в психдом, получили свое.
Вера Семеновна ахнула и присела на краешек дивана.
— О чем ты, внученька?
— Значит так, бабка. — Ксюха нависла над ней с ворохом вещей в руках. — Только не надо мне петь песню про несчастную любовь и папочку, который мне алименты присылал. Я ею сыта по горло. Мать приходила в мае и все мне рассказала.
— Что? — вскинулась Вера Семеновна. — Что она тебе натрепала, несчастная?
— А все. — Ксюха села на распухший чемодан. — И про Ника, и про то, что он хотел нас увезти в другой город, и как эти мерзавки расстроили его планы и засунули мать в психушку. И про деньги, которые ты от них получала. Но я им должок вернула. Вот только теперь за мои художества я могу конкретно загреметь на нары.
— Что ты сделала, дурочка, — Вера Семеновна прикрыла рот рукой.
— А, знаешь, бабка, — Ксюха остановилась перед Верой Семеновной и в задумчивости наклонила голову. — Пожалуй, я тебе сейчас все расскажу.
Она говорила и говорила, захлебываясь от злобы.
Когда Ксюха поняла, что Пархошка для нее потерян, мир перевернулся. Все ее мечты, все сладкие видения ее будущего были связаны с этим большим и добрым парнем. Она мечтала, что будет ездить с Сашкой по всему миру. Станет его тенью, его рабой. Будет кормить, поить с ложечки, оберегать от назойливых поклонниц и посвятит свою жизнь его таланту. И он заработает кучу денег, потому что Александр Пархоменко станет самым великим пианистом мира. А она будет рядом с ним. Всегда и во всем, чего добьется Сашка, будет и ее заслуга. Она оградит его от общения со школьными друзьями. У него вообще никогда не будет друзей. Только она, его жена, его друг, его товарищ, его самая пылкая любовница.
Но все рухнуло, как только Сашка произнес имя Пельменя, целуя Ксюху. Она даже услышала звон рухнувшего замка ее мечтаний. То, что Сашка любит именно Пельменову, Ксюха поняла каким-то внутренним чувством.
А потом пришла мать. И все рассказала. В голове Ксюхи будто что-то щелкнуло. И калейдоскоп из лиц Пашки, Дэна, Кати и их родителей завертелся перед глазами с бешеной скоростью, а в ушах звенели все их оскорбительные и мерзкие слова. Злоба мешала дышать, закладывала уши и требовала какого-то выхода.
И она нашла его. Надо наказать их всех. За все. За себя, за мать, за насмешки, унижения, за неосуществимые мечты.
Уговорить бывших друзей-байкеров рассчитаться с парнем, который изнасиловал их подругу, не составило особого труда. Ксюха придумала целую историю, даже вышибла слезу из закостенелых, хмурых мужиков. Ее бывший любовник, здоровый краснолицый Терапевт (так его звали в байкерской тусовке и только так его звала Ксюха) даже предложил ей помять его покрепче, чем просто сломать руку.
— Нет, Терапевт, я хочу, чтобы он мучился от сознания того, что он больше никогда не сможет играть на своем рояле, — сказала Фион, поглаживая голую волосатую грудь своего любовника. — Это для него хуже, чем смерть.
Результат — Сашку подкараулили в подворотне и с одного удара тяжелой железяки переломили карьеру будущему Рихтеру. Поделом!
Сорвать у Пельменя с плеча папку пришло в голову Фион почти сразу, как та ей сказала о том, что поедет к педагогу. Фион очень повезло, что Пельмень раскололась насчет конкурса. Она-то ломала голову, что бы такое придумать покруче, чем банальное избиение. Тем более, что вставала проблема — как объяснить Терапевту, что надо поколотить еще и девушку. Не прокатило бы. А тут такая удача! Выпросить у друга мотоцикл на пару часов тоже было трудно, но она справилась. Вот только шлема у Терапевта не было никогда. Настоящие байкеры призирали любую защиту от ветра и скорости. Если шваркнешься на скорости сто восемьдесят км в час об асфальт, никакой шлем тебе не поможет.
Но Ксюхе он был необходим. Чтобы спрятать лицо. Но она вовремя вспомнила, что еще с незапамятных времен у нее на антресолях валяется ее шлем. Времени было мало, поэтому влетев домой, она и не обратила внимания на то, что на гладкой поверхности горит дракон. Не до этого ей было. А зря. Она же не знала, надолго ли задержится Катерина. Еле успела. Когда Фион подъехала к дому Кати, та уже подходила к своему подъезду.
