— Пойдем, Баттон.
Она протянула к сестре руки, но Баттон отмахнулась и зарыдала громче.
Мэтт посадил ее на плечо.
— Клянусь, она вопила все сорок миль. Заснула минут десять назад.
— Будь у тебя такая маленькая ручка, наверняка орал бы еще не так, — огрызнулась Нили. Мэтт пытался поставить ее на место суровым взглядом, но угрызения совести оказались сильнее. Он попытался укачать ребенка, но Баттон не успокаивалась. Пришлось отнести ее в гостиную, но девочка продолжала плакать.
— Принеси ее сюда и дай мне, — предложила Бертис.
Но Баттон истерически рыдала и вертела головкой, пока полные слез глаза не остановились на Нили. Нижняя губка выпятилась, крошка выглядела такой несчастной, что у Нили сердце сжалось. Она поднялась и шагнула к Баттон, хотя сомневалась, что та предпочла ее, жалкую статистку, людям, игравшим в ее жизни главные роли.
К полнейшему ее изумлению, Баттон протянула ручонки. Нили прижала ее к себе, и девочка успокоилась, словно наконец обрела убежище. Потрясенная Нили прислонила ее к плечу и стала гладить дрожащую спинку. Нили самой захотелось плакать. Она вынесла девочку на веранду и уселась в широкую качалку.
На веранде было тепло и тихо. Качалка стояла в углу, в тени большого клена. Потолочный вентилятор гнал легкий ветерок. Баттон совсем затихла. Нили поцеловала ее, бормоча ласковую чепуху. Из кухни доносились невнятные голоса Бертис и Люси. Но Мэтт молчал. Баттон доверчиво посмотрела в глаза Нили, и та почувствовала, как сердце наполняется любовью, изгоняющей холод и тьму. Это маленькое существо отдало себя в ее власть. У Нили шумело в ушах. Черные силы, так долго терзавшие ее, улетели, шелестя огромными крыльями, и теперь ничто не мешало ей утешать прелестную малышку, прогнавшую зло и беду.
Баттон торжествующе хмыкнула, словно прочитав мысли Нили. Та рассмеялась и сморгнула слезы. Баттон, похоже, решилась поведать о том, что с ней случилось. Она удобно устроилась на коленях Нили. Слова, изобилующие гласными, длинные предложения, сложные тирады передавали гнев и боль оскорбленной женщины. Нили, глядя в маленькое выразительное личико, согласно кивала:
— Да… понимаю… просто ужасно.
Трескотня Баттон приобрела зловещий оттенок.
— Его следовало бы повесить.
Возмущенное восклицание.
— Считаешь, виселица — слишком мягкое для него наказание? — Нили погладила ее по щеке. — Что ж, верно. Как насчет пытки?
Кровожадный вопль.
— Втыкать иглы во все вены? Неплохо придумано.
— Веселитесь?
В дверях стоял Мэтт. Руки небрежно засунуты в карманы джинсов.
Баттон ответила осуждающим взглядом и спрятала лицо на груди Нили. Той хотелось петь от счастья.
— Тебе придется немало потрудиться, чтобы загладить свою вину. Перед нами обеими.
Мэтт виновато потупился:
— Брось, Нили. Она обо всем забудет. И кроме того, иначе было нельзя.
— Баттон так не считает, правда, милая?
Малышка сунула в рот пальчик и пренебрежительно посмотрела на Мэтта. Тот пытался игнорировать ее, но при этом так расстроился, что Нили его пожалела:
— Она скоро простит тебя.
— Наверное, — с сомнением сказал он.
— Как тебе удалось убедить Люси сдать кровь?
— Подкуп. Пообещал пробыть здесь лишних два дня, если она согласится, — сконфуженно признался Мэтт. — Должно быть, глупость сотворил, потому что всего лишь оттягиваю неизбежное, но теперь ничего не поделаешь.
Радость Нили от того, что приключение продолжается, мгновенно сменилась тоской. Что ждет девочек?
Если бы только…
«Уиллоу-Гроув инн» был когда-то почтовой станцией для дилижансов, заново отремонтированной и обставленной деревянной мебелью с обивкой из коленкора. К сожалению, ресторан также изобиловал темными закоулками, из-за чего Мэтт окрестил его гнездом террористов и маньяков и решил, что безопаснее всего им будет в патио — внутреннем дворике, вымощенном каменными плитами.
Легкие пряди волос, обрамлявшие лицо Нили, весело развевал теплый ветерок. Подол платья вихрился у колен. На шее поблескивало бисерное сердечко. Каблуки постукивали по камням, в воздухе разливался запах духов «Армани». Ее усилия были вознаграждены — Мэтт, ожидавший у подножия лестницы, был потрясен.
Но не она одна постаралась показаться во всем блеске. Мэтт, в светло-серых слаксах и голубой рубашке, был способен сразить наповал любую женщину. Когда он усадил ее и взял карту вин, на смуглом запястье блеснули золотые часы. И хотя изящный стульчик из кованого железа казался слишком маленьким для него, Мэтт держался совершенно непринужденно. Он выбрал дорогое вино, и официант неодобрительно посмотрел па Нили.
— Доктор прописал, — соврал Мэтт, не моргнув глазом. — Гормональная недостаточность. Требуется алкоголь.
Нили улыбнулась и поскорее уткнулась к меню. Она не могла вспомнить, когда в последний раз сидела в ресторане без всякой охраны. Сзади по цветочной решетке взбирались стебли фиолетового клематиса и цветущих коралловых роз, и остальные столики стояли как раз на таком расстоянии, чтобы парочка могла чувствовать себя в восхитительном уединении.
Они болтали о пустяках, пока не вернулся официант, чтобы принять заказ и разлить вино. После его ухода Мэтт коснулся бокала Нили своим, обдавая ее чувственной улыбкой, обещавшей новые наслаждения.
— За прекрасную еду, жаркую летнюю ночь и мою самую прелестную и сексуальную первую леди.
Нили смущенно отвела взгляд, стараясь не пожирать глазами Мэтта. Но как трудно, ведь их ждет такая ночь!
Ей вдруг захотелось поскорее уйти отсюда, чтобы заняться тем, о чем она мечтала весь день.
— Вы, парни из «стальных городов», и мертвого воспламените!
Он откинулся на спинку слишком маленького стула, очевидно тоже поняв, что оба сгорят от страсти еще до того, как принесут еду, если не найдут нейтральной темы для разговора.
— Куда уж мне, ничтожному приготовишке, до твоих приятелей-трепачей!
— О, этот род цинизма мне знаком. И даже чем-то нравится.
— Просто поразительно, на что пускаются твои вашингтонские дружки, лишь бы не сказать правды.
Глаза Мэтта воинственно блеснули, и Нили немедленно приняла вызов:
— Ты начинаешь повторяться.
— Сказано истинным, прирожденным политиканом. В ту ночь, когда Бертис и Чарли рассуждали о политике, она не вступала в спор. Сегодня — дело другое.
— Повторяю, все это дешевый цинизм. Рассуждать подобным образом легче всего, — парировала она.
— Цинизм — лучший друг демократии.
— И злейший ее враг. Мой отец воспитал во мне убеждение, что цинизм — не что иное, как попытка оправдать собственную несостоятельность.
