Завывал японский «двухкассетник», выжимая слезу:
«Но я не верю, я не верю, я не верю,
Что в глазах твоих обман, а губы яд».
Хозяин глотал слезы, вместе с водкой «Смирнофф», закусывая из банки копчеными мидиями: гулял на широкую ногу. «Помирать, так с музыкой», — незримо висело в пропитанном винными парами воздухе.
Саша от выпивки отказалась, но уходить не торопилась, присела на стул. Видела: Артуру на самом деле плохо, и сорвался с катушек он не просто от скуки. В любом случае, человек в поддержке нуждается, в элементарном участии.
— Кругом одно жулье, — продолжал плакаться Артур. — Никому верить нельзя… Ты меня, понимаешь, Саша?
Он наполнил рюмку, пододвинул гостье. Она опять вежливо, но твердо отказалась.
— Никто меня не понимает, — сглотнул очередную слезу хозяин. — А ведь я тебя… Ну, это не важно. Я знаю, у тебя остался кто-то там, в этом твоем, как его… в Азии этой. Но он там, а я здесь. Мы с тобой могли бы… Я опять подошьюсь, ты не бойся.
Саше стало жаль парня: похоже, у него к ней действительно что-то есть. Только… не пристало мужику так раскисать и размазывать пьяные сопли: будет совестно, когда протрезвеет.
Артур, видимо, и сам понял, что лишнее сболтнул.
— Не слушай меня, Саша… Это я так… И не жалей меня. «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого б не жалели…». К черту все! Выпьем. Гуляй рвань, от рубля и выше!
Пьяный надрыв у него сменился деланной веселостью. Магнитофон, словно чувствуя настроение хозяина, закончил «слезодавилово», перешел к блатному шансону:
«Этот случай был у нас, в городе Одессе…».
Артур нетрезво хихикал, слушая «озорные куплеты», обильно пересыпанные ненормативной лексикой.
Саша слова песни пропускала мимо ушей. Мысленно она была далеко.
«Надо узнать, сколько сейчас билет на самолет до Душанбе стоит…».
Нева катила воды в Финский залив. Золотые шпили ослепительно сверкали на солнце. Петербург готовился отойти ко сну в душном мареве белой ночи.
2
Шведовым и Бочкиным овладела старательская лихорадка… Богатство, как им казалось, само шло в руки. За три дня сырья, содержащего до семидесяти процентов мумие, наковыряли не один мешок.
— Это еще что, — говорил Бочкин. — Вот на Памире, в семидесятых, делали так. Найдут хорошую расщелину, заложат аммонит, рванут — и гребут лопатами. Многие тогда наварились. Сами ленились перерабатывать сырье — перекупщикам отдавали; и все равно, бабки шли немереные.
Макс с Аликом не собирались пользоваться услугами перекупщиков. По крайней мере, на данном этапе. Тащить же такое количество сырья домой резона не было. Да и невозможно, собственно говоря. Требовалось получить готовый продукт.
Бочкин продумал все заранее. Чтобы не везти с собой огромные емкости, он запасся дюжиной полиэтиленовых мешков, на два ведра воды каждый.
Технология очистки мумие не отличается сложностью: взял сырье, растворил, выбросил все, что всплыло на поверхность, и все, что выпало в осадок. После этого останется только выпарить мумие из раствора на водяной бане. Любой дурень справится.
Любой, да не каждый. Какое-никакое старание все же нужно приложить. И времени требуется немало.
Зато душа радуется каждой новой килограммовой порции, упакованной в полиэтилен.
Пласт выбрали подчистую. Копать дальше, судя по всему, было бесполезно и, к тому же — опасно. Теперь все силы бросили на процесс переработки сырья.
Одно только не радовало: очень уж скудным и однообразным было питание. Консервы надоели — глядеть было тошно. Еще скорее осточертели «пачковые» супы. Картошку приходилось экономить, ее клали в суп, чтобы тот не был совсем уж «бумажным».
— Когда мы с тобой разбогатеем, Макс, — говорил Бочкин, с отвращением хлебая супчик, — то пойдем в японский ресторан. Я знаю один в Москве. Ты что предпочитаешь: трепанг в соевом соусе, жареный тофу, или морской сибас, маринованный в саке?
Макс глянул на приятеля, словно желая укусить.
— Я борщ предпочитаю. Со свининой.
— Ты не гурман! Понимаешь, можно заказать морской гребешок…
— Пошел ты! Засунь этот гребешок себе, знаешь куда! — ругнулся Макс. — Слушай, охотник хренов, у тебя ружье без дела валяется, а мы сидим без мяса.
— Верно! Завтра с утра иду за зайцами.
Не соврал Бочкин. Чуть свет ушел, прихватив ружьишко. К полдню вернулся, принес двух подстреленных зайчишек.
— Свежее мясо, как заказывали, сэр. На ужин жаркое сварганим. С картошечкой, с лучком, да под спиртик, а?
Макс проглотил слюну.
— Алик, ты гений! Эх, нам бы еще помидорчиков свежих, огурчиков…
— Идешь ты, пляшешь! — огрызнулся Бочкин. — Не порть, бога ради, настроение.
С ужином решили не затягивать. Ободрали и выпотрошили зайцев, сели картошку чистить.
— Сколько картошки взять? — спросил Макс, шаря в брезентовом мешочке.
— Давай уже всю, раз пошла такая пьянка. Поедим один раз от души.
— Нужно говорить: наедимся от пуза, ха-ха, — хохотнул Макс.
Скоро мясо с луком и специями уже шкворчало в котелке над очагом.
— Закидывай картошку! — скомандовал Бочкин. — Э! Смотри, кто это к нам направляется?
К ним действительно приближалась некая неопределенного пола фигура, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся женщиной. Причем молодой. Только в странном наряде: сверху синий балахон какой-то, типа холщовой рубахи без рукавов, под ним затертые до дыр вылинявшие джинсы. Пшеничного цвета прямые волосы незнакомки были перехвачены на индейский манер лентой на лбу. Женщина была босая.
— Добрый день, — поздоровалась незнакомка. — Вы геологи, да?
В голосе ее чувствовался явный акцент.
— Здравствуйте, — ответили «добытчики». — Да, мы геологи.
— Вы из Душанбе, да?
— Ага. А вы?
— Я из Литвы. Каунас, — пояснила женщина. — Можно я здесь посижу?
— Конечно! Присаживайтесь, — галантно воскликнул Бочкин. Стульев у них не имелось, и гостью усадили на толстый кривой ствол березы, служащий приятелям скамьей.
Макс был озадачен. Какая нелегкая занесла сюда эту странную особу? Сейчас, когда люди опасаются лишний раз в соседний магазин сходить… Из Литвы, надо же. Он вспомнил, вдруг, информацию о женщинах-снайперах, воевавших, как утверждали, по найму на стороне «вовчиков». Те тоже были литовками. Может, и эта женщина — наемница?
Незнакомка словно угадала мысли Макса.
— Возможно, вы подумаете, что я из тех, кто нанимается воевать в Таджикистане? Нет, нет! Я не из их числа. Совсем наоборот. Я пацифистка. Хиппи. Ненавижу войну. И политику, тоже. Вообще не люблю цивилизацию. Мне природа нравится, горы. Здесь, в Фанских горах я уже в четвертый раз.
