– Живой? – переспрашиваю и сдавленно смеюсь.
Бойка поднимает голову.
Красный, мокрый от пота, волосы торчком, взгляд безумный.
– Живой, киса родная… Живой! – выкрикивает, как победитель. И тут же изнуренно выдыхает: – Ух, блядь…
– Без «блядь», – больше шутливо его ругаю.
Ухмыляется, но принимает во внимание.
– Ух-х-х… – тянет басом. – Без «блядь», конечно.
– Бойка!
Дальше возмущаться не дает. Перехватывая мои руки, зачем-то заводит их мне за спину.
– Люблю тебя, киса, – закрывает рот своим ртом. Не целует, просто припечатывается. Отрываясь, в глаза смотрит и снова повторяет: – Люблю.
Я, безусловно, не могу не ответить.
– И я тебя люблю, родной, – рвется это признание из самого сердца.
– Живем, – подытоживает Бойка. Еще раз прижимается к моим губам ртом. Протяжно выдыхает. А после сражает до нового приступа хохота вопросом: – А че там, пожрать что-то осталось?
Глава 58
Ставку на максимум, родная. Поднимаю. Принимай.
© Кирилл Бойко
– Не будешь ты курить, я сказала, – задушенно тарахтит Варвара и, выдернув у прихуевшего меня сигарету, рвет ее на ошметки.
После смотрит вызывающе.
Я закипаю. С трудом сглатываю, чтобы толкнуть все свое дерьмо обратно. На автомате прячу руки в карманы широких спортивок.
– Справилась? – выдыхаю глухо.
– А ты что думал? – звенит в ответ моя ненаглядная. – Месяц назад легкое оперировали!
– Правильно. Месяц назад, – расставляя акценты, тоном слегка жещу. – Норма уже. Я в норме.
– Ничего подобного. Я тебе себя гробить не позволю! Ты за меня волнуешься, а я – за тебя. Пойми ты!
– Сравнила!
– Все правильно сравнила! Но ты же чисто из своего ослиного упрямства будешь гнуть в другую сторону.
– Это у меня ослиное? – хоть давлю интонациями, на рев не срываюсь. На хрен. В моем доме ора не будет. По крайней мере, не с моей стороны. – Ну да, ослиное. И че?
– Курить тебе нельзя!
– Короче, – грубо бросаю и выхожу из кухни.
Знаю, что права. Все я понимаю. Но тушить пожар все равно приходится. В душе накручиваю смеситель, пока холодная не падает. Гасит стремительно. Пара минут, и стихает. Еще пару минут стою, чтобы наверняка.
Бреюсь уже на холостых. Полный штиль внутри.
Однако в спальню иду с опаской. Медленно ступаю. Планомерно пересекаю пространство. Застаю Варю в кровати. Притормаживаю, потому как эмоциональный фон меняется с такой скоростью, что меня буквально на лопатки роняет. Затапливает грудь этим термоядерным месивом под кодовым словом «любовь». Спешно перебирая ситуацию, проверяю сказанное на адекватность. Я же ее не обидел? Вроде никакой запредельной хрени не выдал.
Глубоко вдыхаю, чтобы прибить бешеные излишки чувств, прежде чем полезу к ней в кровать. К слову, обычной реакции со стороны Центуриона не удостаиваюсь. Ни тебе кровью и потом заслуженного: «Давай, скорее, Кир. Я мерзну», ни смертельно необходимого взгляда.
«Мы» на спине лежим и сосредоточенно пялимся в экран телефона.
Лады.
Двигаю ее к стенке осторожно. Не хочу, чтобы шипела и брыкалась. Но когда Варя, в ответку на мое благородство, демонстративно жопой от меня вертит, к херам выбивает из седла.
Шумно выдыхая, резко сокращаю расстояние. Руками обволакиваю и дергаю на себя, пока эта круглая вертлявая ехидная задница не находит свое место – у моего члена. Центурион от неожиданности даже телефон свой роняет. Дергается разок, но почти сразу же затихает.
– Прости, – хриплю ей в ухо, одним махом скидывая весь скопившийся по эмоциям груз.
– Ты…
– Базара нет, осел.
Варя с дрожью выдыхает в стену. Обмякает полностью. И я тут же бросаюсь одурело зацеловывать ее шею. Ладонью по телу несусь. Сначала под футболку, чтобы грудь сжать, перекатить пару раз сосок. А потом вниз – в трусы.
– Боже, Бойка…
– Я тебя все…
– И я тебя все… А-а-х…
Пусковую точку нахожу, стонет так, что у меня в ушах звенит. Вот пусть лучше стонет, чем кричит.
– Сейчас полетим... – обещаю с довольной ухмылкой.
Сердце набатом валит в груди. Во всех уголках тела шумно и горячо становится. Но в пах сливает самый кипяток.
– Упрись руками в стену, – командую я.
– Что?
– Или лучше давай так… – подрываюсь сам и Варю поднимаю. В коленно-локтевой замирает испуганно. Я, конечно, тоже козлина, не подумав, тут же сдергиваю с нее трусы. – Блядь… – выдыхаю с запоздалым раскаянием. Но вены-то уже топит адреналиновой волной. Обхватывая поперек тела руками, прижимаюсь. Но не для того, чтобы трахать. Точнее, пока не трахать… Ласково касаюсь губами уха. – Не бойся, киса. Все нормально. Расслабься.
– Я так не буду, – пищит возмущенно.
Пихнуть меня пытается. Лады, пусть пихается. Сбросить меня и разогнуться все равно не может.
– Еще как будешь… – предвкушаю я. Секундой позже снова спохватываюсь. – Пожалуйста, Центурион, дай разок нагнуть.
– Ты нормальный вообще?
– Ненормальный, мы вроде уже выяснили, – выдаю чистосердечно. И еще сердечнее: – Я тебя люблю.
– Я тебя тоже, козлина ты…
– Отлично. Что у тебя там за конвенция по защите парнокопытных? Я вкатываю.
– Какой же ты дурак…
– Ставку на максимум, родная. Поднимаю. Принимай.
Шипит выразительно. По нервам этим звуком бьет. Чувственно. Нейротоксично.
– Принимаю.
Едва это выдыхает, я выпрямляюсь.
– Расслабься, – скользнув ладонью по выступающим позвонкам от поясницы к затылку, сталкиваю футболку и тяну через Варину опущенную голову, пока та не повисает где-то там на ее руках. – Расслабься, – шепчу уже тише. – Знаешь же, что я тебя не обижу?
– З-знаю…
Пока отвечает, уже изучаю открывшийся вид сзади. Веду руками по гладким бедрам, пока веселенькие салатовые трусы моей ненаглядной не доходят до ее вжатых в матрас колен.
– Приподнимись, – выдыхаю и, когда Варя исполняет это указание, стаскиваю белье полностью.
Отбрасываю и приседаю на пятки. Смотрю, пока перед глазами не плывет, будто дури накидался. Не особо соображаю, когда собственные трусы стягиваю. Обхватываю ладонью член. Сжимаю. Надрачивать не рискую. Наклоняясь, лижу ее. Недолго, только чтобы вкуса набрать. Шкалит по всем показателям. Я если не кончился за неделю этой безумной постцелибатной ебл… То есть, любви, конечно. В общем, если еще за неделю не кончился, то сегодня без сигарет имею все шансы.
– Будет больно, говори, – толкаю из себя скрипучим перебитым голосом.
Варя то ли не успевает, то ли не собирается что-то отвечать. Я уже у входа. Закатывая глаза, макаю. Размазываю горячую влагу по члену. Поймав прицел, скольжу ладонями по Вариной заднице. Шумно таская воздух, жадно сминаю. А добравшись до выразительно узкой талии, крепко стискиваю ее руками.
Вдыхаю, как в последний раз, и врываюсь.
Не стонем. Череду диких звуков издаем.
Остро, блядь. Как никогда прежде. Раскатывает на первом толчке.
– Нормально? Не больно? – каким-то чудом нахожу силы, чтобы не просто замереть, но еще и человекоподобным голосом вещать.
– Да… – стонет Варя. – Продолжай…
Только этого спускового и жду. Копытами от нетерпения бью. И, безусловно, едва получаю «добро», срываюсь. Забрасывает сходу высоко. Притормаживаю только, чтобы она успела. Потому как чувствую, вращает Варю тоже капитально. Она, даже если бы не стонала, так дрожит, что удерживать приходится. И там, внутри, жарко и влажно пульсирует. Бьет напряжением ритмично и непрерывно. Пяти минут не проходит, как я понимаю, что кончает. И сам, добивая ее в выбранном темпе, бурно извергаюсь. Горячими и трескучими волнами все силы из меня выходят. Перетекают в Варю и двусторонне шарахают по всем полюсам. Не кончаю, а разбиваюсь. С воплями и хрипами дикой зверюги содрогаюсь.
Под конец мы просто не в состоянии сохранять исходное положение. Варя, не прекращая дергаться, заваливается. Я сверху. В последний момент смещаю центр тяжести. Это уже безусловный рефлекс – не придавить. Потом, лишь отдышавшись, и о ребрах своих вспоминаю.