и совсем не слушались, Соболев подошёл сзади, накрыл мою руку с ключом своей:
– Давай помогу, а то что-то ты нервничаешь.
Я хотела сказать, что прекрасно справлюсь и сама, но почему-то беспомощно опустила руку. Он без усилий открыл дверь и посторонился.
Я думала, Вадим войдет за мной, типа, на чай, ну а дальше – как оно обычно и бывает. И я бы, пожалуй, не возражала. Но он даже не попытался. Привалившись плечом к стене, он проследил, как я вошла в квартиру, а сам и с места не сдвинулся.
Я обернулась, недоумённо взглянула на него, хотела спросить: «Даже не войдёшь?», но не успела. Он сказал:
– Доброй ночи, Анжела.
Улыбнулся, оттолкнулся от стены и направился к лифту, оставив меня в полной растерянности.
Недоумение моё сменилось досадой, хотя я же сама противилась тому, чтобы он меня провожал. И вот на тебе – он ушёл, а я огорчилась.
Ну, конечно, огорчилась! Он ушёл и даже не поцеловал. Зачем тогда намёки делал в лифте?
Впрочем, разочарование это было поверхностным и сиюминутным, словно лёгкая рябь на водной глади, и сквозь него уже прорывалась толчками радость, от которой сладко замирало сердце и в которую я так боялась поверить.
Потом от него прилетела эсэмэска: «Сладких снов, Любимая». И меня захлестнуло…
Да к чёрту гордость! Я очень хочу быть Любимой!
Я пыталась читать «Хранительницу тайн», но полчаса топталась на одном и том же абзаце. Перечитывала по несколько раз строки и не улавливала смысл, а в голове билось: он меня любит. Любит! Я отложила книгу, зачем-то подошла к зеркалу и вглядывалась в собственное лицо так, будто сто лет себя не видела.
Он меня любит…
Думала, ни за что не усну ночью, но нет, поворочалась, конечно, повздыхала мечтательно, но довольно быстро и как-то незаметно уснула. А разбудил меня телефон. Звонил Киселёв.
Сначала вообще не хотела брать, но он ведь так просто не отвяжется. Да и выскажу заодно всё, что я о нём думаю.
– Балабол и предатель! – без прелюдий выпалила я.
– И тебя с добрым утром! – смеясь, отозвался Киселёв.
– Какого чёрта ты так вчера меня подвёл? А главное, зачем сболтнул, что мне там кого-то не хватает?
– Да ладно тебе, это ж правда. Я ж не кому-то там левому, а ему, чтоб он набрался уверенности и действовал ещё решительнее.
– Уверенности чтоб набрался? – усмехнулся я. – Поверь, уж кому-кому, а Соболеву этой уверенности в себе неотразимом хватает с лихвой.
– Ну-у-у, что-то я этого не заметил, когда он у меня торчал. Не, он, конечно, жуть какой настырный, но бедняга так переживал, что не нужен тебе, что у тебя другой.
– Вот и пусть бы переживал! – сказала я, но сама от этого «так переживал» еле удержала улыбку.
– Да пусть-пусть. Только скажи, как ночь любви прошла?
– Не было никакой ночи, он проводил и ушёл. Но вообще, это не твоё дело.
Но Киселёв считал, конечно, что это очень даже его дело, пристал как клещ: как? почему? сам ушёл или ты выгнала? а о чём договорились? как – ни о чём?
Замучил меня просто своими вопросами.
– Послушай, Руслан, мы не в том возрасте, когда людьми движут гормоны. Нам не нужна легкомысленная связь на два раза. Мы нацелены на серьёзные отношения и будем строить их без всякой спешки, чтобы постепенно узнавать друг друга, притираться, привыкать.
– А он об этом знает?
– Конечно! Он тоже так думает.
– С ума сойти. Этак вы до пенсии друг друга не потрогаете.
– Дурак ты! Нормальные люди, взрослые и ответственные, постепенно сближаются, а уж потом… Отношения – это же тебе не просто секс. Это совместный труд. Их строят вдвоём шаг за шагом, ступенька за ступенькой, идут рука об руку, а не то что раз – сел на лифт и ты на крыше. Лифтом, конечно, быстрее, но потом пойдут ссоры, недовольства…
Киселёв несколько секунд молчал, потом выдал:
– Энжи, это ты? Откуда ты только понабралась этой дури?
Я, конечно, и правда немного переигрывала, но зато он сразу от меня отвязался.
Но не успела я выбраться из кровати, как снова позвонили, теперь уже в дверь. Кто, чёрт возьми? На часах 9 утра! Суббота! Ладно Киселёв, он за временем просто никогда не следит и спать, скорее всего, даже ещё не ложился. Ну и потом он свой. Ну а приходить без приглашения в такое время к посторонним людям – это просто верх бестактности.
Я открыла дверь с самым сердитым видом, но это был Соболев. Ещё и с букетом.
– Ты ещё спишь? А я еле утра дождался, – просиял он.
Я растерянно сморгнула, пролепетала:
– Привет.
Выглядел он просто потрясающе – хоть сейчас на обложку глянца. А я-то! Спохватилась вдруг, что ещё не причесалась, не оделась толком и даже зубы не почистила. Прячась от его взгляда, я сбежала в ванную. А когда вышла, мало-мальски приведя себя в порядок, застала его у плиты. Пуловер он снял, остался в обычной белой футболке.
– Завтрак готовлю тебе, – ответил он на мой удивлённый взгляд. – Омлет с ветчиной. А после завтрака поедем в Листвянку.
– Я даже представить не могла, что ты готовить умеешь, – я подошла заглянула в сковороду. Выглядело вполне аппетитно.
– Я столько лет живу один – конечно, умею.
– Да? А гладить там, стирать, пришивать пуговицы и всё такое тоже умеешь?
Он улыбнулся и качнул головой, мол, зачем спрашивать очевидное.
– Вадим, да ты выгодный муж!
– Вообще, сокровище, – согласился он, потом посмотрел на меня, взметнув бровь. – Но ты прямо с места в карьер. Я думал, для приличия немного повстречаемся, свидания там, прогулки под луной, кино-вино, конфеты-букеты, а ты сразу быка за рога. Уже прицениваешься, каким я буду тебе мужем…
– Я не… – смутилась я. – Ничего такого я не имела в виду. И вовсе я не прицениваюсь!
Кому там, Киселёв утверждал, уверенности надо было подбавить?
– Да лааадно. Я очень даже не против. Хорошее дело. Я, как мы выяснили, муж выгодный. А ты… ты это ты.
– Понятно, что я это я… Но что это значит?
– Это значит, что мне вообще без разницы, умеешь ли ты готовить или пуговицы пришивать. Я просто хочу, чтобы ты всегда была рядом.
* *
