Может быть, это Блэкджек купил этот дом для Джин, подумала Пич, расплачиваясь с водителем и выходя из такси.
В этот момент седовласая дама, стройная и с гордой осанкой, открыла парадную дверь. Пич ожидала увидеть эдакую famme fatale, а не пожилую женщину, на лице которой отражались все пережитые невзгоды.
— Я бы узнала вас повсюду, — сказала Джин Синклер, — ваш отец показывал мне фотографии.
Пич была слишком вежливой, чтобы не замечать протянутую Джин Синклер руку. Она быстро пожала ее.
— Входите, пожалуйста, — пригласила Джин и прошла вперед, в маленькую прихожую.
Пич огляделась и одобрила вкус этой женщины. С того места, где она стояла, видны были небольшая гостиная и столовая, обставленные хорошими копиями старинной мебели.
— У вас очень милый дом, — произнесла она.
— Я унаследовала его после смерти тети и всегда считала себя больше смотрительницей, чем владелицей.
Собираюсь подарить этот дом городу на устройство музея.
Значит, Блэкджек не давал ей денег на покупку дома. Это слегка утешило Пич.
— Вас накормили обедом в самолете?
— Мне не хотелось есть.
— Я приготовила настоящий английский чай.
— Послушайте, мисс Синклер, я здесь не со светским визитом. Мне бы хотелось перейти к делу.
— Конечно. Но сначала мы выпьем чаю. Он снимает раздражение и успокаивает рассудок. Судя по вашему виду, вы нуждаетесь и в том, и в другом.
Джин Синклер проводила ее в маленькую семейную гостиную в задней части дома, выходящую окнами на крохотный, но тщательно ухоженный садик. Чайный поднос стоял на кофейном столике у дивана. Джин Синклер села на него и сняла пластиковые обертки с тарелок, полных маленьких сандвичей и лепешек.
Не желая садиться рядом с ней, Пич заняла соседний стул. Острый аромат крепкого чая разлился в воздухе.
— С лимоном или с молоком? — спросила Джин, наполняя чашку.
— С лимоном.
Может быть, Джин Синклер и выглядела спокойной, но рука у нее дрожала, когда она протягивала Пич чашку. Она предложила ей сандвичи, потом лепешки и улыбнулась, когда Пич взяла и то и другое.
— Вы гораздо более стройная, чем на тех фотографиях, которые мне показывал ваш отец. Вам очень идет.
— Я потеряла аппетит после его смерти.
— И я тоже. Когда мы работали над книгой, я готовила ему обед. Когда закончили, я… — Она запнулась. Помолчала. — Мне нравится готовить, но для кого-то.
«Держу пари, ты ублажала его не только обедом», — подумала Пич и подавилась куском лепешки.
— Вижу, мысль о том, что ваш отец бывал здесь, вас огорчает. Может, вам станет легче, если вы узнаете, что я бы никогда о нем больше не услышала, если бы ему не нужен был человек, которому он мог доверить напечатать эту рукопись. — Ясный взгляд Джин встретился со взглядом Пич. Если глаза действительно зеркало души, то у этой женщины отсутствуют угрызения совести.
— Если между вами больше ничего не было, то почему он ничего не сказал маме?
— Когда мы начали работать вместе, он не был уверен, что сумеет закончить эту книгу, не говоря уже о том, чтобы ее продать. Он не хотел разочаровывать Беллу… и, конечно, не хотел подвергать ее опасности.
— Вы хотите сказать, что он не любил вас?
— Возможно, любил, много лет назад, но не так, как Беллу. Она была для него единственной в целом мире.
— Если вы об этом знали, почему рассказали ей, что он с вами спит? — выпалила Пич.
— Мне очень не хочется, чтобы обо мне судили только по этому эпизоду. Я была молода, ужасно влюблена и очень глупа.
— Вы чуть было не загубили жизнь нескольких человек.
— В том числе и свою собственную. Я несказанно сожалела об этом. К счастью, ваша мать была гораздо мудрее меня. Она не обращала внимания на фортели вашего отца, и в конце концов они остались вместе.
— Фортели! Это так вы называли его измены? Джин побледнела.
— Конечно, нет.
— Никогда не прощу отца за то, что он сделал. — Пич не осознавала, насколько сердита на Блэкджека, пока эти слова не сорвались с ее губ.
Джин поставила свою чашку.
— Я не пытаюсь оправдать вашего отца и себя тоже, но хочу, чтобы вы поняли. Он был красивым и очень влиятельным человеком. Ему не надо было охотиться за женщинами. Это они за ним охотились. — Она прокашлялась. — Он использовал женщин, они помогали ему забыть.
— Забыть о чем? О семье? Об обязательствах?
— О войне. Во Вьетнаме он делал страшные вещи. Эти воспоминания жгли его память. Он начинал сомневаться в себе.
— Я этому не верю. Мой отец был очень уверенным в себе человеком.
— Он хорошо держался, но ему не нравилось то, что он делал. Все это есть в книге. И это одна из причин, почему ему было так тяжело ее писать.
— Это какая-то чепуха. Он сказал, что книга вернет ему доброе имя.
Джин печально улыбнулась:
— Боюсь, это не так.
— Я там была. Он попросил меня не допустить, чтобы эти ублюдки ушли от ответа.
— Ваша мать говорила иначе.
Наглость Джин Синклер явно переходила все границы.
— Моя мать никогда с вами не разговаривала.
— Вы ошибаетесь. Она позвонила мне сегодня утром.
— Вы лжете! Зачем ей звонить? Вы — последний человек, с которым ей хочется разговаривать.
— Она тревожится, Пич. Она рассказала мне, о чем говорил ей Блэкджек перед смертью. И также о пожаре в квартире и погроме в вашем доме. Просила меня позвонить ей и сообщить, благополучно ли вы добрались. С вашего разрешения я так и сделаю, — закончила Джин и взяла с кофейного столика портативный телефон.
Хотя Пич не слышала того, что говорила мать на другом конце провода, она догадывалась о словах Беллы по ответам Джин.
— Пич приехала пятнадцать минут назад, — сказала Джин.
…
— Мне следовало позвонить вам раньше, но мы увлеклись разговором.
…
— Нет, мне с ней не трудно.
…
— Она очень милая женщина, в чем-то очень похожая на своего отца.
…
— Конечно, вы можете с ней поговорить. Я сейчас передам ей трубку.
Джин протянула Пич трубку.
— Держу пари, ты никак не ожидала, что я позвоню тебе туда, — сказала Белла. Такая прямота была очень в ее духе.
— Можно сказать и так, — загадочно ответила Пич, зная, что Джин слышит каждое слово. — А почему?
— Беспокоилась о тебе.
— В этом нет необходимости.
— Боюсь, что есть. Видишь ли, сегодня утром позвонил Рэндольф Сперлинг.
— Не знала, что ты поддерживаешь с ним отношения.
— Он звонит раз в неделю и расспрашивает, как мы живем, и что делаем, и не может ли он чем-нибудь нам помочь.
