в телефоне рейс — выезжала ужасно рано, когда времени еще было ужасно много, но из-за косяка с ICE теперь, кажется, запаздываю.
Отвечаю на пару сообщений маме — она переживает, как я, зачем поехала на поезде и нельзя, разве, было взять такси.
нормально — отвечаю.
Жарковато сидеть тут, душиться в маске. Скоро в Берлине отменят масочный режим в транспорте, но я этого, увы, не застану.
Неделю назад, когда едва только вылезло солнце, было так свежо и ветрено.
Все свои годы, прожитые в Берлине, то есть, всю свою сознательную жизнь кружилась я в этом ветре, хлебала свежий воздух. Берлинский воздух, пронзительно-прохладный, совсем как одноименный мятный ликер Berliner Luft. Здесь, в духоте вагона мне не хватает сквозняка. Уверена, там, куда я еду, мне его тоже будет не хватать.
* * *
Мы повстречались с ним неделю назад.
В тот день потеплело, поднялся ветер, и все равно — я не ждала нашей встречи.
С недавних пор мне можно передвигаться без костыля и даже, как заверил врач, «снова» потихоньку начинать заниматься спортом. Мне стало приятно: врач решил, будто до перелома я тоже им занималась. Чтобы не портить приятного ни ему, ни себе, я произнесла удовлетворенно: «Наконец-то» — а на лице изобразила радость.
Хожу я тоже почти своим нормальным шагом, хоть, видно, внушаю жалость окружающим: когда у меня из рук валятся предметы, то непременно кто-нибудь подскакивает, поднимает, подает.
Сейчас, когда роняю читалку на Ку‘Дамме, ко мне подскакивает Рик. Совсем как тогда, когда роняла сотку при первой нашей встрече.
— Привет, — подает он мне читалку и машинально берет за руку, я же в знак благодарности не отталкиваю ни его, ни его руку. А может, не в силах оттолкнуть просто.
Переболела я давненько, но сейчас мне вдруг кажется, будто было это вчера — вновь резко чувствую себя слабовольной и не оклемавшейся. Потому и не ругаю себя за то, что у меня нет сил ему противостоять, да и желания тоже нет.
Неспешно идем вместе, держась за руки.
— Как ты? — спрашивает он. — Выглядишь зашибись. Поправилась?
— Да.
— Круто.
А мне приятно, что он находит меня похорошевшей.
— Ты домой? — спрашиваю.
— Не-а. По делам.
— Ну, ты — как всегда, — смеюсь.
— И ты — как всегда. Ты всегда, как всегда.
Он, хоть и шел по своим делам, сейчас их, кажется, забросил, вернее, уверен, что ему удастся совместить свои дела с моими, а себя — со мной. И мы всегда — как всегда.
— Ты куда шел-то?
— На квартиру.
Он имеет в виду, на их квартиру в КвартирМитте.
— Переехали?..
— Нет пока. Скоро.
Наверно, надо поздравить его с предстоящим переездом, но у меня язык не поворачивается. Затем момент упущен.
Замечаю, что как раз проходим Плюшку. Мы не сентиментальны, да там, на Плюшке и коробка та — уже давно жилая многоэтажка категории «люкс». Интересно, в какой из этих квартир мы с ним тогда…
Нет, неинтересно. Прошлое прошло, а сейчас ему интересно кое-что другое. Я даже знаю, что, и мне не нужно смотреть ему в лицо, чтобы догадаться. И я пытаюсь не смотреть, чтобы не ускорять событий. Ведь их, наоборот, замедлить нужно, остановить. Я честно пытаюсь, но мой взгляд сам по себе скользит к его лицу и встречается с еле уловимой улыбкой. Я знаю, помню, вспоминаю эту улыбку. И он чуть крепче сжимает мою руку.
Хватит.
Мы давно уже не спим друг с другом, мы ведь решили. Я решила. Я прекрасно это помню. И прекрасно помню, что нужно срочно рвать когти. Если останусь, то не позже, чем через четверть часа мы с ним будем где-нибудь, и я буду под ним или на нем, и он будет во мне и все такое. Четверть часа, может, раньше.
Он хорошо ведет себя, спокойно. Не балуется, просто держит меня за руку и… в исходе нашей встречи я не сомневаюсь. Поэтому пора рвать когти.
Как это сделать? — соображаю. Уйти, конечно. Извиниться и уйти, забрать с собой руку, которую он все это время держит.
Куда уйти? Придумать. На работу? Пойдет за мной — там можно в туалете. Мне назначено в ведомство?.. Там — тоже. Ко-мне-к-тебе — там вообще надолго.
— Вон там, — показывает Рик, а я делаю над собой усилие, чтобы не зажмуриться — он показал как раз на КвартирМитте.
Итак, квартиру отхватили — сбылась ее мечта. Но не только ее — он тоже рад, видно же. Показать хотел.
Внутреннюю, наверно, сами сделали, иначе дюже дорого. Она придумала — он воплотил. Как всегда. Да, хватит, хватит.
— Ладно, я… — тихонько высвобождаю руку и в следующее мгновение в подошедший автобус — юрк, — …опаздываю. Мне — к зубному, — поясняю уже в дверях автобуса: — Нельзя пропускать — ждала долго. Пока.
Двери закрываются, закрывают меня и закрывают от меня Рика. Он не успевает продемонстрировать свое обычное умение быстро реагировать — автобус уезжает со мной и больше я его не вижу.
* * *
«Я никогда не убегаю» — напоминаю себе, пока сама сижу в офисе и, оправившись от «бегства», жду его звонка.
Вообще-то, мы давно уже друг другу не звоним, но плевать на это. Плевать на то, что мы давно не виделись. Вот — только что увиделись, за руки подержались и теперь я форменно чувствую, что в нем от этого все проснулось с былой и новой силой — проснулось же во мне. А значит, расстались мы неподобающе, и он обязательно рванется дорабатывать. Рванется, я знаю, потому и жду.
От нечего делать тыкаю стилусом в планшет, смотрю на получившиеся линии, автоматически рисую им стрелочки и человечков.
Замечаю сама себе: «Не то». Бросаю и хватаюсь за блокнот, линейку и капиллярные фломастеры. И вот человечки у меня зеленые, треугольники с электрикой желтые, а телефоны красные… Может, успею приляпать огнетушители.
Он звонит не сразу — дает мне время на зубного.
— Как ты?
— Нормально.
— Как зуб?
— Я не ходила. Слушай, — решаю не давать ему опомниться. — Да… я тут… эскиз у себя нашла. Глянь…
Быстренько фотографирую и отправляю ему нацарапанную и подписанную схему.
— Получил?
— Ну.
— Прочитал?
— Ну… Че еще за… «ПЛАН ЭВАКУАЦИИ»?
— Мой план.
— Ну?
— План эвакуации.
По-немецки «Flucht — und Rettungsplan», он же «план побега и спасения». Я подписала по-русски.
— План того, как я смогу без тебя.
— В плане?
— В плане — жить.
Вспоминается вдруг почему-то, как однажды сказала ему едко и зловеще «Рикки». Сказала и
