class="p1">— Зачем ты это сделал?–
— Потому что я боялся, что ты умрешь с голоду, если останешься со мной.
— Я не знал, что это так плохо.
— Это было. Но мне удалось найти способ вытащить нас из этого.
— Присягнув на верность албанскому клану. Ты сделал это из-за меня.
Я ставлю стакан на стол и смотрю на пару скрещенных кинжалов со змеей, обвивающей лезвия, нанесенной чернилами на внутренней стороне моего левого предплечья. Тату окружает больше изображений, поэтому она не так заметна, как раньше. Тем не менее, тот, кто шел темными путями жизни, поймет, что это такое.
— Почему ты его не удалил? — спрашивает Гвидо, глядя на знак албанской банды на моей руке.
— Теперь это в прошлом—, — говорю я, внимательно изучая нарисованный рисунок. Я могла бы это скрыть, но мне не стыдно ни за что, что я сделала, чтобы накормить брата.
Я откидываюсь на спинку стула и устремляю взгляд на далекие рыбацкие лодки, разбросанные по морю. — Я позвоню Роману Петрову и скажу, что со мной его дочь.
— Что?! — Гвидо вскакивает со стула. — Ты с ума сошел?
— Неа. Я отправляю Василису обратно в Штаты.
— Почему? Не поймите меня неправильно, я с самого начала был против этой вашей безумной идеи, но…
— Я влюблен в нее, Гвидо.
Он смотрит на меня. — И ты отпускаешь ее? Это бессмысленно.–
— Ты знаешь. когда я был ребенком, я любил играть за маминым домом и ловить бабочек. Вокруг роз всегда порхал белый южный адмирал. Я пытался запечатлеть его несколько дней, абсолютно зациклившись на этой бедняжке, потому что хотел заполучить ее себе. Я часами проводил рядом с колючим цветочным кустом, делая все возможное, чтобы поймать существо, но оно всегда ускользало. Пока однажды я наконец не поймал это. Я положила его в банку с мармеладом и поставила у себя в комнате, возле кровати.
— Даже тогда решительный сукин сын. Гвидо фыркает.
— Он умер на следующий день. Может быть, я слишком сильно сжал его, когда поймал, или он просто не смог жить в чертовой банке. Когда я пошел за дом искать еще одного, его не было. Больше я никогда не видел там другого адмирала. Я наклоняю голову к небу и закрываю глаза. — Василиса напоминает мне ту бабочку. Я не могу заставить ее остаться со мной. Я думал, что смогу, но это было бы неправильно. Завтра вечером она возвращается в Чикаго.
— Завтра?–
— Пока Калоджеро планирует возмездие, я не могу рисковать подвергать ее жизнь опасности. Однажды я чуть не убил ее. Второго раза не будет.
— Какого черта ты несешь?–
— Ты веришь в судьбу, Гвидо?
— Судьба? Типа дерьма, которое должно было случиться? Он поднимает бровь. — Конечно, нет. Это просто чепуха для суеверных идиотов.
— Может быть. Возможно, нет. Помните мою последнюю работу у албанцев?–
— Как будто я когда-нибудь смогу забыть. Мне сказали, что ты, вероятно, не выживешь. Тот мясник, к которому тебя отвезли, едва сумел тебя сшить. Я надеюсь, что этот ребенок выжил, потому что ты чуть не погиб, играя героя.
— Она выжила. Я киваю. — Сейчас она спит наверху, в моей кровати.
Лицо моего брата бледнеет. Он падает на шезлонг и в шоке смотрит на меня. — Это. невозможно.–
— Ага. У судьбы странное чувство юмора.
— Василиса знает?
— Нет.–
— Ты должен сказать ей. Вы спасли ей жизнь. Чуть не умер из-за нее. Используйте любые средства, которые есть в вашем распоряжении, чтобы удержать ее. Даже Петров не стал бы возражать против ваших отношений. Вы знаете, как серьезно россияне относятся к долгу жизни.
— И она была привязана ко мне из-за какого-то чувства долга?–
— Почему это имеет значение? Вы ее любите. И ты хочешь, чтобы она была с тобой.
— Я думал, тебе не понравился мой маленький хакер.
Гвидо отводит взгляд. — То, как ты вел себя с тех пор, как она приехала сюда. Заставлять ее носить твою одежду, набирать посох, оставлять ей чертовы любовные записки по всему дому…
— Рисунки—, — отмечаю я. — Не любовные записки.
— Пожалуйста. Я не припомню, чтобы за последнее десятилетие видел тебя с чертовой ручкой. А ваш помощник назначал — свидания— для ваших встреч и дольше.
Я улыбаюсь. — Может быть, это все-таки любовные записки.
— И это! — Он показывает на меня пальцем. — Эта дурацкая ухмылка. Вы носили его уже несколько недель. Наши люди перепугались до чертиков и думают бог знает что.
— Почему?–
— Потому что у тебя ровно два выражения лица, Рафаэль — взволнованное и разъяренное. Ты никогда не улыбаешься.
— Люди меняются.–
— Да. — Он вздыхает и смотрит в сторону горизонта. — Против всего мира всегда были только ты и я. Я злился на нее, потому что боялся, что она тебя убьет. Я все еще есть. Петров взорвется, если вы скажете ему, что держите его дочь в заложниках.
— Вероятно. Я уверен, что он пошлет кого-нибудь пустить мне пулю между глаз, как только узнает. Я просто надеюсь, что это не Белов.
— Ага. Василиса никогда не простит тебе убийства ее драгоценного сумасшедшего дяди.
— Я знаю.–
— Не отпускай ее, Рафаэль. Заставь ее остаться. Предложите ей что-нибудь взамен.
— К сожалению, некоторые вещи можно получить только бесплатно. Я встаю и смотрю на брата. — Я отпускаю ее, потому что ей нужно сделать свой собственный выбор. Может быть, она решит вернуться ко мне. Возможно, нет. Но даже если она не вернется, она всегда будет моей и ничьей больше. Я позабочусь об этом.
— Мне просто обожаю, как он делает вкус лайма менее кислым, — бормочу я, прежде чем слизывать соль с руки и выпивать стопку текилы, затем подношу ломтик цитруса ко рту и сосу.
Сияние чайной свечи в центре стола отражается в глазах Рафаэля, пока он смотрит на меня, создавая впечатление, будто его радужная оболочка горит. Он поднимает стакан с виски и делает небольшой глоток. Он все еще работает над своей первой рюмкой, а я уже выпил как минимум четыре. Или, может быть, это было пять?
Рафаэль сказал, что самолет в Чикаго вылетит через несколько часов, поэтому я не понимаю, почему он настоял на том, чтобы мы пришли сегодня вечером в этот клуб. Но я не жалуюсь. Музыка потрясающая, а напитки еще круче. Я чертовски нервничал весь день, ломая голову над возможными историями, которые мы могли бы рассказать отцу о моем отсутствии. Текила позволила мне придумать варианты, которые я раньше не рассматривал,
