Никогда не мечтала стать домашней клушей, на которой ездят все, кто только может, но сейчас я позорно хочу оказаться дома. В кровати, под теплым одеялом с тонной вкусняшек. Украсить елку и не только. Хочу засесть дома надолго. Очень-очень надолго.
В принципе я с легкостью договорюсь и получу больничный. Но стыдно перед собой. Я столько всего прошла и теперь при каких-то неудачах вот так позорно сольюсь, придумав несуществующую болезнь?
– Что случилось? – вздрагиваю от хорошо знакомого голоса. Этого мне только не хватает. Мозг однозначно впал в спячку, ибо я тупо не знаю, что придумать на столь простой ответ.
– Ничего, – после продолжительной паузы наконец выдаю я.
– И поэтому ты слезы льешь?
– А я лью?
– Что случилось? – повторно заданный вопрос раздражает еще больше. Чувствую себя несмышлёным ребенком, который хочет пожаловаться родителям на плохую девочку в песочнице. В моем случае мужу на противную бабку.
– Ничего. Я что не могу поддаться действию гормонов и немного поэмоционировать?
– Не уверен, что есть такое слово. Мне еще раз повторить свой вопрос?
– Ничего не случилось. Точнее ничего такого, из-за чего можно так реагировать. А я реагирую, ясно?
– И что это?
– Дрянь из ВИП палаты. Я выбила ей эту идиотскую палату всеми силами, а она не то что не довольна, она мне весь мозг проела несуществующими претензиями. Все-то ей не так. Ты ее знаешь. Она к нам, как минимум, раз пять попадала, когда я была в ординатуре.
– Как минимум, раз десять. То есть ты сейчас поддаешься на провокации этой гадины, зная, что она из себя представляет? – грустно это осознавать, но выходит, что так.
– Получается, да.
– Иди умойся. Сходим к ней вместе.
– Я не маленький ребенок, чтобы ходить с тобой за ручку к больным. Сама справлюсь.
– Я вижу, как ты справляешься. Давай приводи себя в порядок, – подталкивает к раковине и включает воду.
– Тебе стыдно, что я зареванная?
– Мне нет. Но я в большом недоумении, как такая языкастая как ты, могла попасться под влияние недалёкой старухи, цель которой – играть на нервах других?
– Она напишет жалобу. Я знаю, что она уже так проделывала с другими.
– Хорошую мину при плохой игре держать нужно всегда. Воспринимать кого-то серьезно, когда он поддается эмоциям не выйдет. Она только и добивается, чтобы ты повелась. Энергетический вампир и таких будет достаточно на твоем пути. Нет здесь никакой врачебной этики и не будет. Она как считала окружающих за дерьмо, так и будет продолжать это делать. Ты можешь ей задницу вылизать, а она все равно накатает на тебя жалобу, если велит ее правая пятка. Это ее развлечение. Цель жизни – портить ее другим, потому что своей нет. Никогда не поддавайся таким особям.
– Это все ты виноват.
– О, вижу оживаешь, – подает мне бумажное полотенце.
– Я серьезно. Это ты меня сделал такой рохлей.
– Точно я?
– Ну, твой росток.
– Хорошо, что не отросток.
– Надеюсь, там все же девочка. А то вдруг мальчик плакса. Фу. Что может быть хуже?
– Сказал бы я тебе, что может быть хуже. Распусти волосы.
– Зачем?
– Мне так нравится.
– Допустим. Только ты против распущенных волос на рабочем месте.
– Я сделаю тебе маленькое исключение в счет родства. Учитывая, что с распущенной шевелюрой ты выглядишь увереннее в себе, распускай.
Зачем мы идем в палату к противной бабке – мне совершенно непонятно. В то, что Потапов начнет защищать меня перед ней – не верю. Не в его правилах. Да и глупо это. Я уже не маленькая девочка.
– Здравствуйте, Ксения. Не прошло и полугода, как вы снова тут. Выглядите как будто умерли летом, а к нам доехали только в декабре. Пора бы уже заняться собой.
– Спасибо за комплимент, Сергей Александрович. Так хотела вас встретить и вот мечты сбываются.
– Странные у вас мечты. Что не так на этот раз с палатой? Ариэль Константиновна выбила вам лучшую.
– Вот как раз она мне и не нравится. Ваши студентки дерзят и даже не хотят войти в положение пациента, – студентки?!
– Ну, во-первых, это не моя студентка, а моя жена. Во-вторых, практикующий врач, и, без лишний скромности, с уверенность могу сказать, что очень даже хороший.
– Жена?
– Почаще надо смотреть на бейджик, Ксения.
Я не очень вникаю в дальнейший их разговор. Рохля внутри меня окончательно пала после «жена». Потому что Потапов не балует меня этим званием на людях. И никогда за два с половиной года не делал на этом акцент ни в ординатуре, ни сейчас, когда я официально работаю в его отделении. Ни перед пациентами, ни перед врачами.
И вроде бы нет ничего такого в этих простых четырех буквах, но отчего-то чертовски приятно.
– Только палату я все равно хочу другую.
– Других нет и не будет. Есть коридор, хотите? – не скрывая насмешки выдает Сережа.
– Хочу, чтобы в этой палате не было насекомых. Они залетают в тарелки с едой.
– Ну так воспользуйтесь этим знанием грамотно. Ешьте их, Ксения. Другого белка в вашей жизни не предвидится.
– Так они не мытые, как их есть-то?
– Зараза к заразе не пристает, – включаюсь в разговор, желая щелкнуть гадину по носу. – Но, так уж и быть, мы попросим специально для вас достать фасоль, как единственный источник белка.
– А вот это не надо было обещать, – тихо произносит Сережа, как только мы выходим из палаты. – Где ты ее возьмёшь?
– Расщедрюсь и куплю несколько баночек, заодно и плюну ей в тарелку, если будет себя плохо вести.
– Только не там, где камеры.
– Да за кого ты меня принимаешь?
– Без обид, но беременные тупеют на глазах.
– Знаешь что?!
– Знаю.
***
С одной стороны, это всего лишь простая елка, с другой, чувства восторга от пушистой красавицы меня не покидает. Возможно, потому что это первая елка, которую мы действительно наряжаем вместе. Точнее пытаемся. А если еще быть точнее пытается Потапов. Он смотрит на коробки с розовыми елочными игрушками так, словно ему вставили колоноскоп.
– Розовые шары? Серьезно?
– Ну это маленький путь к розовому. Ты и так продержался непозволительно долго. Начнем с шаров, а там, может, и до кухни с комодом дойдем. На самом деле зеленая елка и розовые шары – это красиво. И вовсе не моя прихоть. Смотри, как классно, – протягиваю ему мобильник.
– Да, ничего такой. Но это не привьет мне любовь к розовому, не старайся.
– Да и не собиралась, – уверенно вру я, распаковывая коробку с бабочками. – А тебе прям совсем никакой розовый не нравится? Ну, у него же много оттенков.
– Совсем. Хотя, видел такой недавно на брошюре с кухнями. Похож на розовый, но не совсем.
– О, и как тебе такая кухня?
– Нормально я же ска… так, стоп. Это ты подсунула брошюру?
– Конечно, я. А там цвет – пудровая роза. В сочетании с черными ручками будет идеально. А давай так, если будет девочка, то делаем такую кухню?
– А если будет мальчик, то бонусом еще пойдет и розовый комод нам, а мелкому голубой пеленальный столик? – не скрывая сарказма в голосе выдает Потапов.
– Замечательная идея, Сергей Александрович. Осталось узнать, кто там живет и все.
– Это была шутка, если ты не поняла.
– Да? Ну, посмотрим. Завтра узнаем. Я очень хочу, чтобы была девочка и вовсе не из-за розового. А ты?
– Не задумывался об этом. Не знаю. Правда. Я думал, ты хочешь мальчика. Ты с ними больше находишь общий язык.
– Да прям. Я именно этого и боюсь.
– Чего?
– Того, что я не знаю, как у вас там все устроено.
– Точно не знаешь? Ну на, изучай, раз за столько времени не удосужилась изучить.
Я даже не успеваю ничего сказать, как Потапов стягивает джинсы вместе с боксерами.
– Вообще-то, я имела в виду устроено в голове. Кстати, а что это такое розовое?
– Изучала она, блин.
– Ой, все, я пошутила. Надевай обратно. У нас вообще-то шторы не закрыты.
Кто-то утверждает, что лечиться у знакомых или родственников – так себе идея. А уж вести беременность непосредственно у свекрови – вообще идея провальная. Но это не мой случай.
