— Я могу идти так много-много часов! — сказала Валентина, которая, судя по всему, чувствовала себя прекрасно.
— Почему бы и нет? Ты можешь выезжать на пляж каждый день, море всегда на месте, — пошутил Альбан.
Он обнял ее за талию, приподнял и закружил над землей. Потом осторожно поставил на песок и поцеловал.
— Вчера ты была просто прекрасна.
— А сегодня уже нет? В широкой куртке и старых джинсах я тебе не нравлюсь? Ты хочешь, чтобы твоя жена всегда была одета, как модель, чтобы на нее всегда приятно было смотреть? От тебя, что бы ты ни надела, глаз не отвести! Но я говорю о вчерашнем вечере, когда там, в номере «Ferme Saint-Simeon», ты, обнаженная, вышла из ванны.
Воздев очи к небу, Валентина вложила руку в ладонь Альбана.
— Ненасытный…
— Беру пример с тебя, дорогая.
Прижавшись друг к другу, они какое-то время наблюдали за плывущими далеко, на линии горизонта, кораблями.
— Мне очень нравится жить здесь, — мечтательно протянула Валентина. — Ты сделал правильный выбор, Альбан.
Он тоже на это надеялся, но не был уверен до конца. Он не мог забыть, как противилась Жозефина его решению поселиться на «Пароходе». А потом обнаружились бумажник Феликса и молитвенник Антуана, породив массу вопросов, на которые не было ответов.
— Ломаный грошик за твои мысли! — шутливо проговорила Валентина. — Но даже предложи я тебе два миллиона, ты все равно не скажешь, ведь правда?
Не отвечая, он подарил ей одну из своих улыбок, от которых ее сердце таяло.
— Поедем-ка домой, — смирилась она.
Они поднялись к казино, сели в машину и включили отопление салона на полную мощность.
— Да, зимнее солнце радует, но не греет, — заметил Альбан.
— Зато зимнее небо прекрасно! Нормандское небо просто создано для художников!
Альбан оторвал взгляд от дороги и посмотрел на тучи. Он чувствовал себя прекрасно, в душе воцарился мир, какого он не знал многие месяцы. Он был в полном согласии с самим собой. Поворачивая к вилле, Альбан вдруг поймал себя на том, что считает дни, оставшиеся до вступления в должность в аэропорту Сен-Гатьен-де-Буа. Ему хотелось приступить к работе, хотелось видеть, как садятся и взлетают самолеты.
Выросший перед глазами фасад «Парохода», весь в солнечных бликах, показался Альбану великолепным. Наверное, это самый красивый дом из всех, которые ему доводилось видеть, и он стоит усилий, потраченных на реставрацию.
Выходя из авто, Альбан с удивлением заметил, что Давид паркует машину за его «твинго».
— Ты не пробовал время от времени смотреть в зеркало заднего вида? Я еду за вами из самого Трувиля!
Давид подошел к Валентине, поцеловал ее и добавил:
— Я увидел вас на пляже. Эта прогулка — ваше свадебное путешествие?
— Угадал, — ответил Альбан. — Сейчас не время для трат — работы в доме еще предостаточно.
— Думаю, я немного уменьшу нагрузку на твой бюджет — я привез вам устриц.
Альбан со смехом открыл багажник своего «твинго».
— Смотри! Тебе придется остаться и помочь нам все это съесть!
— Я пока что не собираюсь переходить к вам на содержание! Кстати, Новый год я отмечаю в семье сестры.
— Хорошо. Но ведь сейчас тебе никуда не нужно идти? Давай вместе пообедаем!
Валентина объявила, что пойдет поздоровается с Жозефиной. Давид с Альбаном понесли тяжелое блюдо с морепродуктами в кладовку.
— Сделаешь мне кофе? — попросил Давид. — Честно говоря, утром похмелье дало о себе знать.
— Вина вчера нам подавали превосходные! У Жиля легкая рука.
— Он обожает организовывать, решать…
— И платить! — хором закончили они.
Альбан приготовил две чашки кофе, и друзья устроились на длинных деревянных скамьях друг напротив друга. Кухня «Парохода», как всегда, выглядела уютной и гостеприимной, хотя здесь не мешало бы навести порядок. Проникая сквозь разделенные на маленькие квадратики окна, солнечные лучи золотили поцарапанный стол.
— Вчера за ужином вы с Жо долго разговаривали.
Простая констатация факта, но Альбан был так серьезен, что Давид насторожился и предпочел дать самое невинное объяснение:
— Я обожаю твою бабушку, и ты это знаешь.
— Это взаимно. Ты многие годы о ней заботился.
— А она заботилась обо мне, когда я был ребенком. Эти ее торты… У нас дома всегда ели на скорую руку, работа в агентстве была на первом месте. А здесь я объедался вкусностями!
Альбан улыбнулся, но решения добиться от друга правдивого ответа не изменил.
— Вчера за столом вы выглядели настоящими сообщниками.
— Кто возьмет в сообщники даму в такой шляпке? — отшутился Давид.
Он понял, что Альбан не отступится, и спросил себя, сможет ли ему соврать.
—Жо с тобой откровенничала?
Давид какое-то время смотрел в пустую чашку, потом поднял глаза на Альбана.
— Нет. Если хочешь знать мое мнение, она ни с кем не станет откровенничать.
Он только что принял решение. Хотя правильнее было бы сказать, что оно созрело еще вчера, по мере того, как продолжалось повествование Жозефины. Давид восхищался непоколебимостью пожилой дамы и ни за что ее не выдаст!
— Ты должен все забыть, Альбан.
— Ты мне уже…
— Да, уже советовал. Жаль, что ты не послушался.
Альбан внимательно смотрел на друга, понимая, что дело нечисто, но тот и глазом не моргнул.
— Некоторые вещи не стоит вытаскивать на свет божий, — примирительно сказал Давид. — Если Жо упрямо твердит, что ей нечего вам рассказать, наверное, это правда и рассказывать действительно нечего. А если и есть, то это не пойдет на пользу вам с братьями. Она вас обожает, вы ее любимые внуки, и она делает все, чтобы вы были счастливы. Почему бы вам не поверить ей на слово? Ты задаешь Жозефине вопросы с того самого дня, как приехал. Не боишься, что этим ты можешь ей навредить?
Сбитый с толку этой атакой, Альбан беспомощно развел руками.
— Я пообещал, что оставлю ее в покое, и сдержу слово.
— Жо еще упрямее тебя. Послушай, Альбан! На твою долю выпало редкое везение — ты начинаешь новую жизнь с замечательной женщиной, скоро у вас родится ребенок, у тебя есть великолепный дом и отличная работа! К чему ворошить эту старую историю?
— Потому что это моя история.
— Чушь! Думаешь, мы знаем все о своих родителях, о предках? Это нездоровое любопытство, нельзя рыться в чужом грязном белье.
Потрясенный, Альбан со вздохом кивнул.
— Ты прав. Я последую твоему совету. Ты же мой лучший друг.
И снова их взгляды встретились. То, что Альбан прочел в глазах Давида, его, похоже, вполне устроило, потому что на этот раз он улыбнулся искренне.
