— Ну что такое? — шептал я дочери, пытаясь ее убаюкать, — Ну, не кричи, принцесса, маму разбудишь.
— Дай ее мне, — послышался сонный голос Мари, но я лишь упрямо дернул головой:
— Я сам её успокою.
— Андрей, твоя дочь хочет есть.
— Я покормлю, — тут же вызвался я и только спустя секунду понял всю деликатность этой ситуации, — Эм…
— Вот тебе и «эм», — передразнила меня Маша, занимая полусидячее положение и протягивая руки к ребенку, — Давай, у меня точно есть то, что ей понравится.
Пришлось подчиниться. Присев на край кровати, я наблюдал, как девушка кормит нашу дочь. Которая, напившись молока, сыто икнула — и практически моментально вырубилась. Ну просто чудо, а не ребенок.
Переложив малышку в люльку, Мари вздохнула и перевела взгляд на меня. нужно было что-то сказать, но мне в голову лезли только глупости. Поэтому, я молчал, лишь изучал всё еще уставшее, но такое любимое лицо.
— Спасибо, — неожиданно негромко сказала девушка.
Моргнув, я спросил:
— За что?
— За то, что остался. Не бросил. Был рядом до конца.
Улыбнувшись, я протянул руку и накрыл ладонь Мари своей.
— Мы все были здесь, — признался я, — Парни, Карина, Олег, Настя. Вся твоя сумасшедшая семейка примчалась сюда, к тебе и нашему ребенку. Кстати — может быть, дадим уже малышке имя? У тебя есть идеи?
Явно польщенная такой опекой, заботой и вниманием, Мари чуть задумчиво кивнула.
— Я хотела что-то простое, не вычурное, — призналась она, — Поэтому…может быть, Анна?
Хм, признаюсь честно, я тоже не хотел ничего экзотического. Никаких Милан, Айседор и прочего. Поэтому, вариант Маши мне пришелся очень даже по душе.
— Анна Андреевна, — медленно сказал я, будто пробуя имя на вкус, — Мне нравится, — улыбнулся я, наконец, Мари, — Думаю, это очень красивое имя.
— Самое прекрасное имя для лучшей в мире девочки, — кивнула моя любимая, глядя на спящую дочь с нескрываемой нежностью.
Анна Андреевна Данчук. А что, звучит весьма достойно принцессы.
Глава 27
Первый месяц лета был довольно необычным. Очень много всего произошло. Ну, для начала — Битва. Да, мы снова подали заявку на участие, правда, в этот раз этим занималась Иришка Малышкина — Мари никто так и не разрешил пока работать. К слову, мы снова прошли в следующий этап и уже даже начали готовиться к Москве. Но это всё было мелочи — я знал, что мы справимся. С такой командой проиграть было просто нереально.
Не это занимало все мои мысли. Честно — я вообще как-то смутно помню отбор и выступление. Потому что все мои мысли сосредоточились вокруг другой, новой сферы моей жизни. Да, разумеется, я говорю об Анюте.
Имя, кстати, очень подошло моей малышке. Не знаю, как это объяснить — ты просто смотришь на человека и понимаешь, что его назвали правильно. Вот тоже самое было и с моей дочерью. Она была Аней и никем больше.
Мари — вместе с крохой — выписали спустя пять дней. На таком долгом сроке настоял врач, решивший понаблюдать за молодой мамой некоторое время. все эти дни я разрывался между залом — репетиции ведь нельзя было забрасывать — и больницей. Всё мое существо желало проводить с девочками каждую свободную минуту, но это было невозможно — работать то кому-то из нас нужно было.
Но забирать я их всё равно примчался. Как и остальные. Так что групповое фото у нас вышло весьма интересное — ребенок, счастливые родители, бабушки и дедушки, и целый ворох названных дядь, теть, и просто друзей. Кажется, вся больница с нас офигевала — компанией мы были весьма шумной.
Ребенка мы, кстати, записали на мою фамилию. Мари долго сопротивлялась, но я заявил, что если вдруг нам предстоит с ней поездка в другой город — могут возникнуть проблемы. Потому что документы документами, но все равно подозрительно, когда мужик едет куда-то с маленькой девочкой, разные фамилии и прочее. А вдруг я педофил? Мари посопротивлялась, но всё же дала добро. Я же лишь усмехнулся, поскольку на самом деле просто решил, что когда мы распишемся — именно когда, а не если — то будет меньше мороки с заменой документов.
А после начался удивительный квест под названием «отцовство». На самом деле я, едва оправившись от первого шока, ознакомился с некоторой литературой, которая должна была хотя бы попытаться направить меня в нужном направлении. Но ни одна книга, и ни один сайт не могла во всей красе передать тот удивительный мир, который передо мной открылся.
Даже странно, как твоя жизнь вдруг сосредотачивается вокруг одного маленького существа, которое еще даже спинку толком держать не может, спит большую часть дня и криком сообщает о своих нуждах. Но это было действительно так. Я приходил в новую квартиру Мари буквально каждый день. Едва покончив с работой, мчался по знакомому адресу, чтобы повозиться с дочерью и помочь молодой маме всем, чем смогу. Евгения — которая, как и обещала, осталась на первых порах с дочерью — каждый раз при моем появлении окидывала меня презрительным взглядом, но я к этому был равнодушен. А потом и женщина поняла, что от меня так просто не избавиться и смирилась с моим присутствием.
Кстати, Маша, вопреки многим опасениям, оказалась удивительно заботливой и умелой мамой. Многие дамы из моего окружения опасались прихода неведомого зверя по имени «послеродовая депрессия», но эта женщина в наш дом не заглянула. Мари не тосковала, не пыталась что-то сделать с собой или Аней, что лично меня очень радовало. Особенно после истории, которую нам во время ужина поведала Евгения.
— Меня очень накрыло после того, как я тебя родила, — сообщила женщина, глядя на дочь с легким оттенком вины в глазах, — Я саму себя боялась.
— А в чем это проявлялось? — поинтересовалась Мари, ставя передо мной тарелку с красной рыбой, приготовленной на пару и картофельным пюре (моя девочка села на правильное питание, надеясь привести себя в форму после родов, и этим же кормила и всех остальных, заявив, что у нее здесь не ресторан, и готовить отдельно никто не собирается. Тоска).
Чуть помявшись, Евгения призналась:
— Мне хотелось сделать тебе больно. Ущипнуть, укусить. Хотелось, чтобы ты заплакала. Я смотрела на тебя и не понимала, почему так. Ведь ты — мой ребенок, я должна тебя любить. А этого нет. И рядом никого не было, чтобы объяснить мне, что со мной. Я-то думала, что с ума схожу.
— И как вы это преодолели? — спросил я, глядя почему-то не на потенциальную тещу, а на Мари, которую слова матери явно впечатлили.
— Как-то само прошло. Володя, — назвала она имя бывшего супруга, — Заметил мое состояние, взял отпуск и помог мне. И этот порыв отступил. Хорошо, что с тобой, Маша, это не случилось.
— Да уж, — хмыкнула рыжая, — Не могу себе представить, чтобы я Аньке что-то сделала. Она же сокровище, а не ребенок.
Мари не лукавила — дочь у нас росла удивительная. Спокойная, не истеричная, плакала она крайне редко, но заливисто — так, что могли и соседи прийти. Но случалось это настолько редко, что мы не могли на эти капризы сердиться. Мари искренне недоумевала, читая на различных форумах, что дети отнимают много сил и выпивают все соки, заставляя матерей «забивать» на себя и свой внешний вид. Золотцева выглядела отлично — она спала, сколько ей было нужно, не тряслась над Аней, боясь отойти даже в туалет, просто установила в детской радио-няню и была спокойна за неё. В общем, ничего общего с этими сумасшедшими «яжемать».
Как я уже сказал ранее, я появлялся на пороге каждый день, и Мари со спокойной душой отдавала вахту дежурства мне. Я быстро научился и кормить — из бутылочки, разумеется — свою дочь, и менять ей пеленки, да и на руках ее держал без прежнего страха. Может, мне только казалось, но я был твердо убежден, что Анюта узнает меня и, когда я беру ее на руки, она пробует улыбнуться мне своей широкой, но совершенно беззубой улыбкой. Глазки у нее, вопреки опасениям, цвет так и не поменяли, оставаясь всё такими же насыщенно-синими, и от этого она еще больше напоминала ангела.
