Жоржсанд встретила ее с улыбкой и, словно прочитав Катины мысли, предложила приступать к работе прямо сейчас. Накануне, как выяснилось, она даже подготовила список тем, которые не мешало бы осветить, и отобрала несколько читательских писем, на которые стоило отреагировать. И сразу после утренней планерки попросила Стрельникову освободить рабочее место Проскуриной.
Выслушав краткие вводные, Катя собралась было покинуть кабинет главного редактора, уже дотронулась до ручки двери, но в последний момент остановилась:
— Спасибо, Евгения Александровна! Спасибо за понимание и… за жизненный урок!
— Это не мой урок, Катюша. Это жизнь и преподала тебе урок. Я лишь дала передышку, позволила разобраться в себе, сделать выводы. Надеюсь, ломка закончилась. Журналистский кризис среднего возраста ты пережила. Захочешь — позже поговорим на эту тему подробнее. Я рада, что в тебе не ошиблась. Так что удачи!
Пройдя к своему рабочему столу, на котором были лишь редакционный телефон, клавиатура и монитор, Катя привычным движением нажала кнопку пуска, в необыкновенно приятном возбуждении дождалась полной загрузки компьютера, улыбнулась появившемуся на мониторе приветствию от Майкова и помахала ему рукой через стеклянную перегородку.
На душе стало тепло и спокойно: вот он, ее дом. Ее профессиональная семья. Жаль, что Вадим не хочет этого понять и не может разделить с ней радость.
Вспомнив о Ладышеве, она машинально глянула на часы: скоро должен приземлиться.
Открыв папку Камоловой, Катя пробежала взглядом по собранным письмам, вырезкам и сразу потянулась в сумку за флэшкой. Там у нее была специальная папочка, куда время от времени заносились фразы, факты, события, мимо которых нельзя пройти равнодушно. Этакий кладезь мыслей и набросков на перспективу. Одно из писем о чем-то ей напомнило.
Так и есть. В сохранившихся записях был краткий пересказ истории, основная тема которой пересекалась с темой лежавшего в папке письма: насильственная разлука матери с детьми. Только там отец после развода вывез детей далеко за границу, а здесь — женщина разлучилась с детьми, попав в колонию.
За что наказание, понятно: вскрывшаяся в деревенском магазине растрата. Но почему дали так много — пять лет? Тоже мне общественно опасный элемент! Да в сравнении с хищениями, которыми пестрят новости, украденная сумма и рядом не стояла! А четверо детей в это время растут в казенных стенах, без материнской заботы и ласки. Сложная, деликатная тема не только с правовой точки зрения, но и с человеческой. Наверняка в женской колонии полным-полно таких осужденных.
Что касается истории, изложенной в письме, невольно возникал вопрос: чем же занимался адвокат? Хорошо бы выехать на место.
Задумавшись, с какой стороны ко всему этому подступиться, она открыла поисковик, чтобы найти дополнительную информацию.
Время от времени к ней подходили коллеги, расспрашивали об отпуске, делились новостями, радовались ее выходу на работу, так как совсем запарились без главного пера редакции. От этого на душе становилось еще теплее, в который раз Катя убеждалась в правильности принятого решения: она должна заниматься тем, чему училась, что умеет и чего от нее ждут.
Около шести вечера наконец-то позвонил Вадим: долетел, сейчас едет в гостиницу, уже успел соскучиться. Поинтересовался, как ее встретили в редакции. Услышав, что Катя уже включилась в работу, он признался, что именно этого и ожидал. Конечно, с одной стороны, это хорошо, но с другой — не очень. Заодно похвалил себя, что научился предугадывать ее действия и предполагал именно такой ход событий. И посетовал: видимо, она с ним не до конца откровенна, так как такое не случается спонтанно.
Однако все было произнесено без обид, в свойственной Вадиму шутливой манере. Так что сомнений в его искренности у Кати не возникло. И это тут же вызвало у нее ответную реакцию: повинившись, что не призналась во всем заранее — не хотела его расстраивать, она пообещала, что такое больше не повторится. Во всяком случае, обо всех идеях и намерениях, родившихся в ее голове, он будет узнавать первым. Правда, одно беспокоит: сможет ли мужская психика выдержать поток взбалмошного женского сознания? Вадим расхохотался и по секрету сообщил, что уже давно приступил к тренингу. А потому сегодня позвонит еще, и не раз.
Продолжая милую словесную пикировку, Катя ради экономии денег посоветовала ему самому не звонить, а дожидаться ее звонка: роуминг дешевле на входящие. Тот снова рассмеялся: если учесть ее хроническую журналистскую занятость, то как раз ожидания его психика и не выдержит. Но он прислушается к ее рекомендациям и в дальнейшем воспользуется номером немецкого оператора.
Поторговавшись еще немного, они сошлись во мнении: так и быть, никакой очереди в звонках. Как и во всем остальном. Что забавно, «целую» на прощание они произнесли одновременно. Словно торопились опередить друг друга.
Отложив телефон, Катя откинулась к спинке кресла и, невольно улыбаясь, прокрутила в голове разговор.
— Ура! Звезда отечественной журналистики вновь воссияла!!! — услышала она радостный вопль за спиной и тут же почувствовала прикосновение к щеке чего-то колючего. — А я уж грешным делом стал подумывать: все, смылась Проскурина! Так и не вернувши долг бедному папарацци!
— Какой долг, Венечка? — недоуменно посмотрела на него Катя и ахнула: за три недели, что они не виделись, фотокор изменился до неузнаваемости. Во-первых, отрастил приличную щетину, которая была ему к лицу; во-вторых, постройнел; в-третьих… А в-третьих, жизнеутверждающий блеск в глазах Потюни свидетельствовал только об одном: жизнь продолжается, и отнюдь не в гордом одиночестве.
— Как какой долг? А когда неслись из аэропорта, кто вместе с тобой, можно сказать, жизнью рисковал? — округлил он глаза. — Вот она — человеческая благодарность.
— Ах это! — Катя махнула рукой. — Прости и забудь. Все в прошлом. Лучше расскажи, как дети? Оклемались?
— Да оклемались, куда денутся.
Спустя пару секунд он подтянул стоящий поодаль стул, присел и наклонился к Кате:
— Ответь по секрету, кто он, твой новый супергерой?
— А тебе зачем?
— Ну как зачем? В коллективе сплошное шушуканье: Проскурина ушла от мужа-бизнесмена к чуть ли не олигарху. Добрая половина иззавидовалась: и там была пристроена, и здесь подфартило.
— И кто же главный сплетник? Не ты ли, Венечка?
— Обижаешь! — отодвинулся он от стола. — Делать мне больше нечего, как в бабьи сплетни нос совать. Своих забот по горло. Только шила в мешке не утаишь, дорогуша, город-то маленький. То там вас вместе видели, то здесь. Знаешь, сколько твою шубу обсуждать будут? — снова придвинулся он и заговорщицки зашептал: — Ты хотя бы намекни, кто он такой? Ты ведь мне друг? Друг. А я — тебе. Должен же я знать, с кем мой друг проводит время. Я уже и спать спокойно не могу.
