хотело принимать то, что было написано на его лице. Но все моменты между нами нахлынули — намеки, которые он давал мне с самого начала, я была слишком глупа, чтобы понять.
— Райан… — прошептал Ганнер, но его тон сказал все, что мне нужно знать.
Когда ты сломлен, ты думаешь, что тебя больше ничего не затронет. Но Ганнер показал, что даже осколки можно еще разбить. Я оцепенела. Я больше ничего не слышала и не чувствовала в этом мире. Я была готова открыть ту дверь в глубине своего сознания, в которую запихнула весь свой эмоциональный ущерб, и заползти внутрь.
Невеселый смешок сорвался с моих губ.
— Мой спаситель оказался моим палачом, — пробормотала я.
Я знала, что все плохо кончится у нас с Ганнером, но я никогда бы не смогла подготовиться к такому уровню разрушения моей души. Влага попала на тыльную сторону моей ладони, когда я вытирала слезы. Я злилась на свою неспособность держать эмоции под контролем, чувствовала, как кирпичи снова складываются вокруг моего поврежденного сердца, погребая то немногое, что осталось.
Было не так больно, когда я не знала, любит меня Ганнер или нет. Я могла бы притвориться, что он любит. Притвориться, будто во мне есть то, что стоит полюбить.
Я хотела Ганнера.
Мне он нужен.
И он исчез. По иронии судьбы, он даже не был настоящим.
Эта фантазия разрушилась, и самое хреновое, что это не изменит моих чувств к нему. Это не сотрет мою любовь, и я пожертвую собой, чтобы спасти его. На мгновение мне показалось, что я ошибалась насчет своей ценности.
— Видишь, Муньека, я единственный, кто подарит тебе любовь, — самоуверенно крикнул Марио.
В одном он прав. Я убийца, и я не хотела и не нуждалась в его привязанности. Моя судьба — обагрить руки кровью виновных людей. И Марио будет следующим человеком, которого я отправлю Эль Диабло.
— Не слушай его, Райан. Я все объясню, — взмолился Ганнер. Но я уже отключилась от него. Я ни за что не смогла бы функционировать, если бы позволила ему снова проскользнуть сквозь мой щит.
Наклонив голову, я попыталась остановить слезы, текущие по лицу. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не разрыдаться. Теперь я поняла, почему Никки никогда никого не подпускала близко: эта боль хуже любой физической травмы. Я заставила себя взять себя в руки. Чтобы сосредоточиться на текущей задаче.
Уверена, что психотерапевт сказал бы мне, что эта диссоциация вредна для здоровья, но именно так я справляюсь со всем дерьмом. И прямо сейчас все точно так же. Отбросив свои чувства подальше, я позволила спокойствию овладеть мной. Часть меня понимала, что я, вероятно, никогда не выйду из этого кокона оцепенения — если вообще выживу.
Я посмотрела вниз на свои запекшиеся от крови руки, сжимающие нож.
Руки, которые ласкали тело Ганнера.
Съеживался ли он при мысли о том, что к нему прикасаются руки убийцы? Мои глаза закрылись от стыда при этой мысли. Надеюсь, что он найдет свою любовь, и скажет ей, что я спасла его.
Его голос прорвался сквозь шум в моей голове, возвращая мой взгляд к нему. Я не могу перестать смотреть на человека, чьего утешения жаждала, даже если он держит нож, вырезавший мое сердце.
— Малышка, не все было ложью. Человек, который стоит перед тобой, это я, грубый и неотесанный. Ты отперла мою клетку, Райан, — голос Ганнера надломился от эмоций. — Я жил просто так, без цели, а ты пришла и все изменила. Твоя душа не повреждена, Райан. Ты достаточно сильна противостоять так, как не могут другие. Я вижу твою душу, Райан. Я люблю тебя. Каждую гребаную частичку, — выкрикнул он.
Его голос был полон боли, а выражение его глаз заставило меня задуматься. Мне показалось, что он посмотрел на меня с жалостью, но, возможно, это не так. Может быть, я цеплялась за любой признак надежды. Словно почувствовав, Ганнер продолжил, в его тоне чувствовалась настойчивость.
— Я говорил, детка, помнишь? Я же сказал, что заберу тебя к себе. Когда все дерьмо обрушится, когда ты будешь ставить все под сомнение, я буду бороться за тебя. Помнишь? Я говорил, что ты владеешь мной, Райан…
Как будто вся комната, затаив дыхание, ждала моей реакции.
— Детка, если мы будем как Клеопатра и Марк Антоний [29], дай мне знать, но ты никуда не пойдешь без меня, — его отчаянный голос стал громче. — Я знаю, ты слышишь меня, Райан. Я знаю, ты пытаешься запихнуть свою прекрасную душу подальше, но не закрывайся от меня, детка…
Марио решил, что с него хватит чувств Ганнера, и вонзил лезвие, которое держал в руке, в его бедро, отчего тот согнулся пополам от боли, а я вскрикнула от шока.
Безумные глаза Марио искали меня.
— Думаешь, что можешь бросить меня, потому что кто-то пиздит о своих чувствах? Я создал тебя. Я превратил тебя в монстра! — закричал он.
Еще один стон агонии вырвался у Ганнера, когда Марио вытащил нож. Из его раны начала сочиться кровь. Гребаный Марио думает, что может владеть мной, как каким-то предметом, доказывает, что меня все используют, хотя это делает лишь он.
Хаос разразился в тот момент, когда мое тело столкнулось с Марио. Моя рука наткнулась на мягкую ткань, лезвие вошло в тело Марио, как горячий нож в масло. Видна была только рукоять, остальное спрятано в груди. Раздался выстрел, и брызги крови разлетелись в воздухе. Крик Ганнера дал мне понять, что он невредим, и я сосредоточилась на теплом теле, прижатом ко мне. Лицо Марио уже стало пепельно-серым; его глаза расширились от шока, но безумный взгляд еще не исчез. Его бедра выгнулись, чтобы сбросить меня, наркотики в организме продлевали его кончину. Он заслуживал медленной смерти, и я жалела, что у меня нет времени заставить его заплатить. Но осознание того, что я никогда не стану принадлежать ему, будет преследовать его вечно.
— Я отдал тебе все! — слюна попала мне в лицо, когда его крик эхом разнесся по комнате, достаточно громкий, чтобы заглушить шум.
— Ты мне ничего не дал, — закричала я ему в ответ. — Ты держал меня в клетке, предлагая привязанность в качестве приза. Но ты только был одержим мной. Ты сильно просчитался, думая, что я нихрена не умею. Я вырву твое сердце, как трофей. Жаль, я не поняла, что в тот день в переулке меня увел дьявол, — я наклонилась ближе к лицу Марио, желая, чтобы он увидел ненависть в моих
