Все мое тело болело, но хуже всего пострадали ноги и легкие. К третьей неделе мне понадобился респиратор, потому что у меня был очень низкий уровень кислорода. Подошвы моих ног были в глубоких синяках, и хотя я всю жизнь привыкла к боли в них от балеток и пуантов, это было еще хуже. Я хныкала при любом контакте с ними, так что бедному Муту приходилось таскать меня по дому, если Би требовала, чтобы я чаще вставала с постели.
Я была слишком больна, чтобы навестить Сэмми в Центре аутизма, поэтому Мут или Марджи привели его ко мне домой. Ему было любопытно узнать о моей болезни, и он хотел знать, как меня вылечить. Но у меня не было ответов, которые я могла бы ему дать, и у него дважды была истерика из-за этого и того факта, что, когда он в последний раз приходил, я была слишком слаба и страдала, чтобы обнять его так, как ему хотелось.
Я устала быть больной, и чертовски устала от дома Зевса, хотя он был моим домом всего два месяца.
Итак, когда наступила очередная пятница, я упросила Мута отвезти нас всех в домик Зи на окраине Уистлера. Я так сильно скучала по своему мужчине, что мое сердце учащенно билось при одной мысли о нем, а хижина была нашим домом. Я знала, что он хотел отказать мне, но он не мог отказать мне ни в чем, особенно когда я была в таком состоянии. Очевидно, мы не могли поехать на его байке, но он позаимствовал грузовик у Гефеста, и мы вчетвером загрузили его всей вкусной здоровой пищей, которую смогли найти, и примерно двадцатью вишневыми леденцами, потому что они все еще были моей слабостью, и мы отправились в горы.
Это было именно то, что мне было нужно. Я чувствовала себя девочкой-подростком, устраивающей пижамную вечеринку со своими друзьями, когда мы все облачились в пижамы — даже Мут, который, что забавно, носил пижамные штаны, которые выглядели точно так же, как его обычные синие джинсы и одна из его стандартных черных футболок — и устроили гору подушек перед телевизором, чтобы мы могли устраивайся поудобнее, чтобы посмотреть наш марафон Банши на канале HBO.
Я лежала по диагонали, положив голову на живот Мута, его руки в моих золотых волосах, которые он так любил, и мои ноги над Харли, у которой Би свернулась калачиком, когда позвонил Зевс.
— Маленький воин. — Его рокот донесся по телефону и пронзил мое сердце, как стрела. — Как поживает моя девочка?
— Лучше, — сказала я, потому что, хотя рядом со мной был портативный респиратор и мое тело болело так, словно оно разлагалось, мой разум был счастлив, и этого было достаточно для меня. — Мы смотрим супер жестокое шоу.
Он засмеялся, и я представила, как он прислоняется к своему байку на открытом воздухе возле бара, разговаривая со мной, по привычке скручивая сигарету в руках, но не куря ее, потому что он дал мне обещание бросить.
— Рад это слышать.
— Передай папе от меня привет, — крикнула Харли с попкорном во рту и еще большим количеством в кулаке, которое она была готова затолкать, как только у нее появится свободное место.
— Скажи моей другой девочке, что я люблю ее, окей? — сказал Зевс, услышав ее по телефону.
— Я передам, но просто скажу, что ты никогда не говорил одной девушке, что любишь ее, — указала я.
— Люблю тебя, малышка. Любил тебя десять лет и буду любить тебя еще десять десятилетий, — сказал он мне так, как будто это было самое простое, что можно было сделать — заявить о своей вечной любви к человеку, как будто в этом не было ничего особенного.
Для Зевса это было не таким чудом, как для меня. Для него это просто было.
В простоте этого была красота, которую, я знала, я никогда не перестану ценить.
По салону разнесся низкий гул, и сначала я подумала, что это телешоу, но Мут убавил громкость, когда я подняла трубку.
Тут же мой защитник снял мою голову со своих колен и подошел к окну. Я наблюдала, застывший, но наэлектризованный статикой, как его поза резко выпрямилась.
— Что это? — спросила я, хотя знала, что бы это ни было, это не может быть чем-то хорошим, и я знала это еще до того, как Мут полез в ботинок за ножом и пригнулся к дивану, чтобы схватить пистолет.
— Что происходит? — спросил меня Зевс, каким-то образом почувствовав мой страх через радиоволны.
— Мут, — прошептала я, когда он занял свое место у переднего окна и одним пальцем слегка отодвинул занавеску.
Он выглянул в окно, затем повернул голову, пока наши глаза не встретились. Его темный взгляд был полон приглушенного ужаса.
Я была на ногах через секунду, морщась от нежной боли в них, но так далеко от заботы, что едва заметил.
— Харли, мне нужно, чтобы ты отвела Би в подсобку, спрятала в шкафу или под кроватью, или еще где-нибудь, хорошо? — спросила я, уже ковыляя к спортивной сумке, которую собрала в дорогу.
С тех пор как он подарил его мне на Рождество, я повсюду носила пистолет, подаренный мне Зевсом.
— Лу, что, черт возьми, там происходит? — рявкнул Зевс в трубку.
Я была поражена, обнаружив, что все еще держу его свободно в одной руке. Я прижала его к уху, пока искала свой пистолет, и наблюдала, как Харли выключила передачу, как девушка-байкер, которой она и была, и помчалась на кухню за ножом. Беа сидела посреди моря подушек, выглядя такой юной и такой испуганной, что у меня защемило сердце.
— Лулу, — снова рявкнул Зевс.
— Прости, прости. Я не знаю, что происходит, но Мут стоит у окна и смотрит на передний двор хижины, как будто снаружи кто-то действительно плохой.
— Отдай ему телефон сейчас же, — приказал он.
Я наполовину проползла по полу под открытым окном, чтобы вложить мобильник в протянутую руку Мута.
— Трое парней, — сразу же сказал Мут, не отрывая глаз от происходящего снаружи.
Смутно я слышала, как открываются и закрываются двери.
Би хныкала.
Я подошла к ней и обняла ее, держа пистолет наготове в правой руке.
— Узнаю двоих из них, Лисандер Гаррисон и Эйс Манфорд.
Черт, Лисандер был братом Крессиды. Этого парня шантажом заставили работать на Ночных Сталкеров и шпионить за Падшими. Его действия чуть не привели к смерти Крессиды, и, насколько она или я знали, Зевс и Кинг избили его до полусмерти, а потом сказали ему никогда не возвращаться в город под страхом смерти.
Он вернулся и, очевидно, вернулся к соперничающему мото-клуба.
— Не знаю. Они выглядят спокойными. Кто-то сказал им, что мы здесь, — продолжал Мут.
Мой желудок сжался, меня вырвало на подушки за плечом Би. Она погладила меня по спине дрожащей рукой.
— У меня только мой глок и клинок, у Фокси и Харли свои и пара кухонных ножей. Этого недостаточно, — тихо признал Мут.
Недостаточно тихо для того, чтобы в комнате воцарилась тишина.
Би прижалась лицом к моей груди и разрыдалась. Харли вернулась из кухни и встала на колени рядом со мной по другую сторону рвоты.
— Нам нужно решить, что с ней делать, — сказала она, наклонив подбородок к моей младшей сестре.
Я не могла ничего придумать. Внутри дома не было места, это были только деревенские три комнаты, никакого подвала, только один шкаф и…
— Ты можешь забраться на крышу, — сказала я, оттолкнув лицо Би от своей груди. Мои большие пальцы растирали ее слезы, пока я крепко обнимала ее и смотрела в ее глаза. — Харли Роуз поднимет тебя, чтобы ты могла залезть в щель в кладовке, а потом ты заберешься на крышу. Ты должна быть чертовски осторожна и не издавать ни единого звука, ясно?
Она мужественно покачала головой, ее слезы брызнули на мои щеки.
— Я не могу, не могу.
— Послушай меня, — приказала я ей так жестко, что она перестала дрожать и уставилась на меня. — Ты — Лафайетт, а они, может, и не дали нам многого, но они дали нам холодную голову, ясно? Ты можешь это сделать. Мне нужно, чтобы ты это сделала, потому что мы не сможем сосредоточиться, если будем знать, что ты можешь пострадать.
— Один подходит к двери, — пробормотал Мут в телефон, который он все еще прижимал к уху.
Мое сердце глухо стучало в горле, а желчь вулканически горячо бурлила в животе.
