Маркиза внимательно посмотрела на дочь. Адриана сидела, понуро опустив темноволосую головку, и по ее бледной щеке катилась слеза.
— Тебе все ясно, Адриана?
Девушка покорно кивнула. Что ей еще оставалось делать? Джордж отлюбил ее и покинул. Она находила его таким красивым, таким жизнерадостным и чрезвычайно привлекательным с самого первого дня, когда он приехал на виллу Фиоралди. Он сильно отличался от черноволосого мрачного Паоло; Джордж был жизнерадостным и веселым. Минуты, проведенные с ним, значили для Адрианы больше, чем дни, проведенные с Паоло. И она с первого дня почувствовала, что тоже нравится ему.
— Какая же ты красавица, Адриана, — говорил Джордж, с восхищением глядя на нее.
Но он не был соблазнителем; она сама спровоцировала его, безжалостно флиртуя с ним, заманивая и отступая. Она была хорошенькой девушкой с длинными гладкими волосами, огромными карими глазами и нежной, оливкового цвета, кожей. Она была не слишком высокой, но с прекрасной фигурой, длинной грациозной шеей и хорошими ногами. И она была экспертом в области флирта.
Во всем этом деле вины Джорджа не было, и ее отец это знал.
— Я бы заставил подлеца жениться на тебе, — гремел он, расхаживая по залу виллы Фиоралди, — если бы не знал, что из этого ничего хорошего не выйдет. И какой бы безнравственной ты ни была, я не намерен выдавать тебя замуж за никчемного молодого человека, без всяких перспектив в жизни; человека, от которого готова отказаться его семья.
После этого он переложил все заботы на плечи своей умной жены, маркизы.
На самом деле Джордж, пусть и не с охотой, предлагал Адриане жениться на ней, когда узнал новость из ее длинного душещипательного письма, которое она прислала ему в Баварию, где он гостил у своих друзей. Но Адриана знала, что ей не принадлежит его сердце. И она также знала, что он любил ее только короткое мгновение и что в замужестве она будет с ним глубоко несчастна. Поразмыслив, Адриана написала Джорджу, что отказывается от его предложения. Он пообещал быть с ней рядом, если в том возникнет нужда, и просил дать ребенку его фамилию. В конце концов Адриана согласилась сделать то, что предлагала ей мать.
— Мне думается, что я нашла подходящее место, — сказала маркиза, перечитывая объявление, данное в газету Джинни Суинберн. — «Суинберн-Мэнор… Уединенное… Сельская местность… Домашняя еда…» Звучит заманчиво. Я немедленно пошлю им телеграмму и организую визит.
Адриана слушала мать с подавленным видом. Все те вещи, которые перечислила ее мать, были для нее смертельным приговором. «Уединенное». Это означало, что она ни с кем не будет видеться. К тому же Адриана ненавидела сельскую местность; даже в Италии она предпочитала ей городские удовольствия Флоренции или Рима. А в ее теперешнем состоянии она просто не могла смотреть на еду, какой бы вкусной она ни была.
— Да, мама, — безразличным тоном произнесла Адриана, а сама тем временем подумала: лучше бы выйти замуж за Джорджа. По крайней мере какое-то время ей будет весело.
Джинни Суинберн скребла, мыла, полировала свой дом сверху донизу, ожидая почетных гостей.
— Как-никак итальянская маркиза, — сказала она Джошуа.
— Хотелось бы мне знать, что могло заставить итальянскую маркизу выбрать далекие земли Йоркшира? — задумчиво промолвил Джошуа. — Я думаю, что Париж или Биарриц подошли бы ей больше. Во всяком случае, предупреди меня, когда она приезжает, и я исчезну, чтобы не мешать вам. — Джошуа усмехнулся. — Не будет ничего хорошего, если я зайду поздороваться с ней в грязных сапогах, пахнущий навозом и окруженный собаками, которые без всякого стеснения прыгают на диваны. Готов поклясться, что не этого ожидает маркиза от Суинберн-Мэнор.
Джошуа разразился громким смехом, Джинни присоединилась к нему, дети тоже засмеялись, потому что смеялись их родители, собаки залаяли, и начался бедлам. Джинни оставалось надеяться, что маркиза принадлежит к тому типу женщин, которым не мешают небольшой шум, грязь и животные, потому что, говоря откровенно, она, давая объявление в газету, не рассчитывала на столь высоких гостей.
Тряский старый двухколесный экипаж довез маркизу и Адриану от ближайшей железнодорожной станции, находящейся на расстоянии более пятнадцати миль. Дождь лил как из ведра, и они были вынуждены останавливаться каждые пятнадцать минут, так как Адриану все время тошнило; маркиза же, сжав зубы, мрачно думала, что еще одна встряска, и ее позвоночник не выдержит и сломается. У самых ворот экипаж увяз в грязи, и женщины вынуждены были с полмили идти до дома по разбитой дороге.
Взглянув на дом, маркиза решила, что ошиблась адресом.
— И это называется английским поместьем? — сказала она, глядя на квадратный, серого камня, дом. — Неужели так живет английский высший класс?
Она нажала на медную кнопку звонка, и они стали ждать, слушая, как бесконечный дождь стучит в деревьях. «А это только сентябрь, — подумала маркиза, дрожа от холода, — моя бедная, бедная дочь». Но она заставила себя ожесточить сердце. Адриана поступила плохо. Она совершенно не раскаивается. Ее дочь должна быть наказана.
— Здравствуйте, здравствуйте. Пожалуйста, поскорее входите, а то совсем промокнете. — На пороге стояла Джинни Суинберн, широко улыбаясь. Ее лицо разрумянилось от плиты и возбуждения, блестящие каштановые волосы выбились из пучка и падали ей на лицо.
Адриана почувствовала, что тоже улыбается, хотя твердо для себя решила, что место ей не понравится и она при первой возможности разразится слезами и негодованием, одним словом, сделает все, чтобы мать забрала ее обратно в Италию.
Войдя в дом, маркиза огляделась по сторонам и последовала вместе с дочерью за Джинни в гостиную, где уже был сервирован чай. В камине потрескивали поленья, и Адриана обессиленно опустилась в стоявшее перед камином кресло.
— Вы выглядите ужасно бледной, моя дорогая, — сказала Джинни, с беспокойством глядя на девушку. — Я понимаю, что это от долгого путешествия, к тому же сельские дороги такие ухабистые. Возможно, чашка горячего чая поможет вам.
Она стала разливать чай из массивного серебряного викторианского чайника, вынутого по такому случаю из обитой внутри зеленым холстом коробки и до блеска отполированного. Обычно семья пользовалась большим коричневым кухонным чайником, и Джошуа говорил, что чай в нем гораздо вкуснее, чем в этом серебряном. И чашки, которые Джинни использовала сегодня, были из фаянса «Доултон», такие тонкие и прозрачные, что через них можно было видеть все насквозь; серебряные ложки истончились за время пользования ими, но они были приличными. Все эти предметы были вынуты из загашников по столь торжественному случаю. Сама Джинни провела полночи у плиты, занимаясь выпечкой.
