Не отдавая себе отчета в том, что делает, Джейсон на цыпочках вошел в комнату и наклонился над ребенком. Он внутренне был готов к тому, что малыш заорет, увидев склонившегося над ним незнакомого человека, но младенец не закричал. Напротив, ребенок явно проявил к нему интерес. И этот интерес выразился в том, что младенец вцепился Джейсону в щеку и ущипнул за нее так, что из глаз брызнули слезы от внезапной боли.
Убрав маленькую руку со своего лица, Джейсон поднял ребенка на руки, принес к себе в комнату и, положив на узкую кровать, подоткнул одеяло и сурово приказал:
– А теперь спи.
Младенец недоуменно поморгал, затем заерзал, улегся по диагонали и уснул.
– Неплохо, – восхищенный собственными достижениями, сказал Джейсон. Совсем неплохо. Возможно, Дэвид был прав, когда говорил, что он, Джейсон, умеет находить подход к детям. Плохо, что он не применил этот строгий тон к самому Дэвиду много лет назад. Возможно…
Но тут Джейсон осознал, что теперь спать ему негде. Даже если он развернет малыша, кровать его была слишком узкой, чтобы они могли поместиться на ней вдвоем. Ребенок был толстый, как рождественский гусь. Неудивительно, что он вначале принял его за медвежонка.
И что теперь делать? Джейсон посмотрел на часы. Четыре часа утра. В Нью-Йорке все спят, так что вести дела он не мог. Хотя, подумал Джейсон, если в Нью-Йорке все спали, то в Лондоне шел рабочий день.
И, надев свой шерстяной костюм, чтобы спастись от холода, Джейсон вытащил мобильный телефон из кармана и, подойдя к окну, где прием был лучше, набрал номер. Пять минут спустя он уже принимал самое деятельное участие в телефонной конференции глав недавно приобретенной им компании. Судя по доносившимся до него фоновым шумам, в лондонском офисе рождественская вечеринка была в разгаре, Джейсон чувствовал раздражение менеджеров, которых он лишил возможности веселиться, но все это не имело для него значения. Бизнес есть бизнес, и чем скорее они это поймут, тем лучше.
«Это мне не нравится», – думала Эми, укладываясь в постель. По какой-то непонятной причине Макс все еще спал, она видела этот большой ком в манеже.
– Не нравится, не нравится, – сказала она вслух и встревоженно взглянула на импровизированную детскую кровать, боясь, что разбудила ребенка, но Макс не шевелился. Ей все равно придется его разбудить, иначе молоко разорвет грудь, но все равно приятно, что у нее есть минута-другая для того, чтобы просто поразмышлять.
Когда Дэвид обратился к ней с предложением, чтобы она позволила его кузену (гею) пожить у нее неделю, Эми ответила категорическим отказом.
– Чем я буду его кормить? – спросила она. – Мне едва хватает средств на еду себе и Максу.
– Он… ему нравится готовить. И я уверен, что ему будет приятно готовить еду не для себя одного. Он купит все необходимое. – Но Дэвид сказал это так, что Эми ему не поверила. – Нет, в самом деле, он будет готовить. Послушай, Эми, я понимаю, что веду себя не очень красиво, навязывая тебе постояльца, но мой кузен действительно нуждается в человеческом участии. Джейсон и его друг только что расстались, и моему кузену просто некуда деваться. Ты окажешь мне неоценимую услугу. Я бы позволил ему остаться у нас, но ты же знаешь, как мой отец относится к голубым.
На самом деле Эми встречалась с Бертрамом Уилдингом только раз, и она понятия не имела, как он относится к чему-то или кому-то, помимо сосисок с соусом чили (их он любил) и футбола (его он тоже любил).
– Неужели нельзя пристроить твоего кузена к кому-нибудь другому? Ты всех в городе знаешь, – взмолилась Эми. Дэвид так хорошо к ней относился. Он не взял с нее ни цента за лечение Макса, когда у него воспалились уши, и за прививки тоже не стал брать денег, и он даже направил к Эми медсестру, когда она свалилась с гриппом на три дня. Одинокой матери не просто выживать на такие маленькие деньги, когда приходится считать каждый цент, но с помощью Дэвида она как-то смогла выжить. И поэтому она чувствовала себя ему обязанной. А долг платежом красен, как говорится.
– У тебя есть лишняя спальня, да и тебе он будет полезен. Ты же не имеешь ничего против геев? – спросил он, намекая на то, что он, возможно, составил о ней лучшее мнение, чем она заслуживала.
– Конечно, нет. Я ничего не имею против геев. Вопрос лишь в пространстве и… да, в деньгах. Я не могу позволить себе кормить его, а тем более платить за то, что он будет нянчиться с моим ребенком. И еще…
– Предоставь мне решить эти вопросы. И вообще, предоставь это все мне. Джейсон будет помогать тебе во всем и значительно облегчит твою жизнь.
Да, она доверяла Дэвиду, как доверял Дэвиду каждый живущий в этом городе, и чем обернулось для нее это доверие? Кого он к ней привел жить? Мужчину шести футов роста с презрительной миной, от которого ей хотелось убежать как можно дальше и спрятаться так, чтобы он ее никогда не нашел, – вот кого он к ней привел. Прошлой ночью, вернее сказать, этим утром, как раз в два часа, в обычное время ночного кормления Макса, она едва удержалась от того, чтобы не сказать что-нибудь едкое, когда заметила, как он, брезгливо скривив губы, осматривает ее дом. На нем был костюм, который, вероятно, стоил больше, чем весь ее дом со всеми потрохами. Она кожей ощущала его презрение. В тот момент ее так и подмывало сказать Дэвиду, чтобы он забирал своего кузена и убирался на все четыре стороны. Она его к своему сыну и близко бы не подпустила.
Но тут она вспомнила все то, что рассказывал ей об этом несчастном Дэвид: о разбитом сердце и все такое. Но Эми не показалось, что этот мужчина выглядел подавленным. Скорее, он был зол: зол на весь мир, а возможно, зол конкретно на нее. Когда он потребовал, чтобы Дэвид вышел с ним на улицу, Эми с трудом поборола искушение запереть за ними дверь на засов, а самой вернуться в теплую постель.
Но она этого не сделала, а теперь ей предстоит всю неделю провести как на иголках. И всю неделю она будет видеть эту презрительную ухмылку. Целую неделю!
Но ход ее мыслей прервался, когда она услышала глухой стук, как будто на пол упало что-то тяжелое. Этот звук донесся из комнаты гостя. И следом раздался оглушительный, испуганный крик Макса. Эми успела соскочить с кровати и прибежала в комнату своего постояльца еще до того, как тот успел поднять ребенка.
– Убирайтесь, – сказала она, оттолкнув протянутую к ее ребенку руку гостя, и, схватив малыша на руки, принялась баюкать его, прижимая к груди. – Тише, мой сладкий, – приговаривала она.
Сердце ее колотилось как бешеное. Он упал с кровати. Может, он ударился головой? Все ли с ним в порядке? Не получил ли он сотрясения? Не дай Бог, он повредил голову! Она лихорадочно ощупывала головку малыша, нет ли там шишки, крови или царапины.
