– Понравилось, – довольно сухо ответил Артем и, кивнув на прощание, поспешил к выходу. Лариса и Мила удивленно смотрели ему в след.
– Вы не обращайте на него внимания, – посоветовала Мила слегка растерянному Глебу, – он у нас всегда такой… немного того, замороженный, – она выразительно покрутила пальцем у виска. – Просто не умеет быть вежливым, разве что с Ларочкой, и все.
– Да я как-то спокойно отношусь к комплиментам в свой адрес, – засмеялся Глеб. – Нравится, как я пою, прекрасно, нет – ничего не поделать.
– Нравится, всем нравится, не напрашивайся на похвалу! Ничего, если я на «ты»?
– Нормально, – Глеб рассеянно покосился куда-то в сторону.
– Ты куда-то спешишь? – спросила Лариса.
– Нет. Скорее наоборот. Я бы хотел остаться, поговорить с режиссером. Так что не ждите. Завтра увидимся.
– Пока, – легко согласилась Мила и, подхватив Ларису под руку, потащила ее к двери.
– Подвезти тебя? – предложила Лариса, садясь в машину.
– Нет, я заскочу к отцу. А то целую неделю не была, он небось и не обедал ни разу за это время.
Отец Милы был вдовцом и жил прямо напротив «Оперы-Модерн», ровно через дом. Мила пару раз в неделю забегала к нему, убиралась в его холостяцком жилище, готовила еду.
– Ну, давай, – Лариса помахала Миле рукой. – Вечером звякни.
– Обязательно. А согласись, я была права! Верно же, Ситников – настоящий шедевр природы!
Выражение «шедевр природы» было придумано самой Милой и применялось исключительно к мужчинам, способным вызвать у нее восторг.
– Иди ты, – делано засмеялась Лариса, чувствуя, как зреет в ней твердое решение. – Обыкновенный окающий нижегородец, приехавший в столицу за удачей.
– Ну уж не очень-то обыкновенный, – ехидно возразила Мила и зашагала от Ларисы по направлению к тенистому зеленому дворику.
Лариса проводила подругу взглядом, дождалась, пока та скроется между домами, потом достала из пачки сигарету и закурила. Курить много Лепехов категорически не разрешал, поэтому обычно Лариса довольствовалась тремя-четырьмя сигаретами в день. Но сейчас курить хотелось просто смертельно, и Лариса решилась нарушить распорядок. Жадно затягиваясь, она внимательно поглядывала из окна на дверь театра, откуда должен был появиться Ситников.
Постепенно вышли все певцы труппы, кто еще оставался в зале после ухода Милы и Ларисы. Лариса докурила, выбросила окурок в окно, достала из сумочки пудреницу, помаду, не спеша подкрасилась и продолжала терпеливо ждать. Она твердо решила не уезжать без Глеба. То, что произошло с ней сегодня во время репетиции, не давало Ларисе покоя.
Павел был единственным мужчиной, который мог вызывать в ней такой трепет. Полтора года, как он ушел, а душа ее все тоскует о нем, невольно сравнивая с бывшим мужем каждого любовника. Ей казалось, что тоска и одиночество так и будут преследовать ее вечно, до самой смерти.
И вдруг час назад она поняла, что это не так. Существует человек, способный заставить ее волноваться, смеяться, желать его. Да-да, страстно желать, умирать от желания и в то же время сознавать, что интерес ее к Глебу не только чисто плотский, но и глубоко духовный. Нет, это нельзя упустить. Пусть сегодня же вечером ее постигнет разочарование, но по крайней мере она будет знать, что не прошла мимо важного в своей жизни.
Из дверей театра показался Богданов, зачем-то задержавшийся дольше всех. Он оглядел двор, заметил сидящую в машине Ларису, махнул ей рукой и заспешил к своей «десятке».
Через несколько минут на крыльцо вышел Ситников. Лицо его было мрачным и даже злым, совершенно непохожим на то, каким оно было сорок минут назад.
«Что это с ним?» – удивилась Лариса, и тут же ее осенила догадка: наверняка Ситников обсуждал с Лепеховым гонорар за сольную партию. В театре платят не бог весть сколько, в основном народ работает за престиж и популярность. Труппу главреж подбирал долго и придирчиво, много людей за эти годы побывало на репетициях и ушло. Остались лишь избранные, те, для кого «Опера-Модерн» больше, чем работа, скорее, сама жизнь.
Конечно, восходящая звезда Ситников наверняка жаден до денег. Ведь ему нужно на ноги становиться в Москве, стало быть, он рассчитывал на то, что его работа будет должным образом оплачена. И ошибся.
Лариса тихонько посигналила. Глеб поднял голову, оглядел двор, заметил Ларису за рулем «ауди». Лицо его слегка просветлело. Он подошел ближе:
– Отличная машина. Выглядит совсем новой.
– Ей семь лет, – улыбнулась Лариса. – Садись.
– Нам может быть не по пути, – неуверенно возразил Глеб, – я живу в Марьино.
– Это не имеет ровным счетом никакого значения, – спокойно проговорила Лариса, убирая сумочку с соседнего сиденья. – Мы поедем ко мне. Нужно же как-то отметить наше партнерство и начало сезона. Или ты против?
– Да нет, – пожал плечами Глеб, – не против.
Ни на его лице, ни в голосе Лариса не уловила никакой особой радости. Он распахнул дверцу и уселся рядом с ней в уже знакомой Ларисе позе: свободно уронив руки на колени и сцепив пальцы.
Она не могла до конца понять это его спокойствие, плавно и неуловимо переходящее то в безразличие, то, наоборот, в оживление и интерес. Что кроется за этой простотой – только ли простота или умелая игра умного, тонкого и одаренного человека?
Ей хотелось разгадать его двойственность, докопаться до сути, и оттого Глеб становился Ларисе интересней с каждой минутой.
Она крутанула руль, и автомобиль, сделав красивый вираж, плавно выехал на магистраль.
– Классно водишь, – уважительно заметил Глеб. – Давно за рулем?
– Год.
– Ничего себе! – Он присвистнул. – Я права получил лет пять назад, а до сих пор чувствую себя на водительском сиденье, точно на электрическом стуле. Прирожденная бездарность.
– У меня был хороший учитель, – просто сказала Лариса. – Правда, меня он близко к машине не подпускал, но наблюдать за тем, как он водит, было увлекательней самого крутого шоу.
– Кто ж такой? – усмехнулся Глеб.
Муж. Я села за руль спустя полгода, как он ушел, и оказалось, что водить машину для меня проще простого. Он словно заложил в меня некую программу, и она сработала.
– Жаль, что в меня никто не заложил такой программы, – весело засмеялся Глеб. Помолчал, внимательно разглядывая свои руки, потом тихо спросил: – Он ушел от тебя к другой женщине?
– Просто ушел, – Лариса притормозила на светофоре, слегка обернулась к Глебу. – Он слишком близко к сердцу воспринимал мою работу в театре. Не мог понять, зачем мне все это нужно. Требовал выбрать: он или лепеховская опера.
– И ты выбрала оперу? – уточнил Ситников.