– Мамочка, можно мне книжку? – ласково спрашивает Эстер. – Можно?
С тех пор как Эстер исполнилось три года, мы все усвоили, что с ней лучше не спорить, иначе знаменитый характер Армстронгов даст о себе знать, и Эстер что-нибудь швырнет, или кого-нибудь ударит, или ляжет на пол и завопит, как драматическая актриса. Мы не очень-то возражаем – ну, по крайней мере мы с мамой. У нас обеих тоже армстронговский характер. Мама всегда соглашается или переключает ее внимание, так что если юная леди и не получает всего, что хочет, то не знает об этом. В этом деле мама проявляет чудеса ловкости – или, вернее сказать, чудеса материнства. Я теперь постоянно наблюдаю за ней и стараюсь запомнить ее жесты, улыбки, шутки, любимые фразочки. Наверное, когда мне было три года, она и со мной управлялась так же, но тогда я этого не замечала. А теперь должна – надо запомнить все, чтобы, когда придет время, заменить Эстер маму. В моем возрасте все совершают ошибки – только мне нельзя. У меня нет на это времени. Я должна быть дома и дать Эстер все, что дала мне мама.
– Ну конечно, милая, – говорит она, протягивая Эстер шариковую ручку. Грэг морщится, однако мама берет его за руку, и все его напряжение тут же уходит. – Это ведь книга не для меня одной? – спрашивает она, глядя на мужа, и наконец-то улыбается по-настоящему. Эта улыбка напоминает мне мою любимую фотографию с их свадьбы: мама смотрит на Грэга, а он стоит и смеется от счастья как ненормальный. – Я буду записывать воспоминания, но и вы пишите свои. Это наш общий дневник. А Эстер будет первой.
Грэг выдвигает стул и садится рядом с мамой. Эстер взбирается ему на колени и, высунув язык от усердия, начинает выводить на бумаге фигуры. Сначала она рисует два круга, один большой, другой маленький, затем в каждом – две точки вместо глаз, одну вместо носа и широкую улыбку. Разобравшись с лицами, она пририсовывает к кругам палочки. Там, где они соприкасаются, Эстер рисует завитушку – показать, что человечки держатся за руки.
– Это мы с тобой, – говорит она маме.
Та прижимает ее к себе и целует в макушку.
– Отличное начало для книги. – Грэг обнимает ее за плечо, и мама напрягается – всего на секунду. – Напишешь внизу число? – просит она мужа.
Он пишет: «Мама и я», ставит подпись – «Эстер» – и дату.
– Ну вот. – Мама улыбается. Я смотрю на ее профиль, и на минуту мне кажется, что ее покинули все тревоги. – Вот и первая запись в книге наших воспоминаний.
Суббота, 13 августа 2011 года Наша свадьба
Это кусочек атласа от моего свадебного платья. Я отрезала лоскуток от подола, там, где никто не заметит. В глубине души я надеюсь, что одна из моих дочерей захочет надеть его на собственную свадьбу…
Платье было ярко-красное. Мне казалось, такое уместнее, чем белое или кремовое, и потом, это мой любимый цвет. Я была уже не первой молодости, когда выходила замуж за Грэга; за две недели до свадьбы мне исполнилось сорок. И конечно, моя невинность осталась в далеком прошлом. Однако в тот день я чувствовала себя красивой как никогда – красивой и полной жизни. Со мной были все, кого я любила или когда-нибудь полюблю.
Мы поженились в августе в замке Хайклиф у самого моря. Я хотела большую, пышную свадьбу, чтобы все было в блестках и сверкало, как мои туфли со стразами. Конечно, я знала, что шестиярусный торт, подносы с малюсенькими канапе и шампанское рекой – это ерунда по сравнению с мужчиной, который наперекор всему берет меня в жены, но такой уж я человек. Я мечтала, чтобы воздух был наполнен ароматом лилий, болтовней и смехом гостей, хотела, чтобы ярко-синее море искрилось при свете дня и каждая изумрудная травинка стояла по стойке «смирно» под улыбчивым солнцем, как на одном из рисунков Эстер.
К алтарю меня вела Кэйтлин. Даже в день свадьбы она до конца не верила, что Грэг искренне меня любит. Когда я сообщила дочери, что встречаюсь с нашим молодым симпатичным строителем, она пришла в ужас. «Мама, он просто жулик, хочет тебя обчистить. Воспользовался твоим отчаянием и развел на секс». А когда спустя всего несколько месяцев я призналась ей, что беременна, то услышала: «Он тебя бросит, вот увидишь». В этом вся Кэйтлин – всегда говорит что думает.
Мы с ней шли к алтарю, держась за руки, как две школьницы. Она, конечно, шикарно выглядела, хотя все еще дулась за то, что я не разрешила ей надеть маленькое черное платье. Вместо него вокруг ее ног легко струился прозрачный шелковый наряд цвета слоновой кости, а волосы – темные непослушные кудри, доставшиеся ей от отца, – мягкой волной обрамляли лицо в форме сердечка.
В зале, где проходила церемония, всю стену занимало окно, выходящее на океан – ярко-синий и искристый, как я мечтала. На горизонте белели крошечные кораблики под парусами, они покачивались на волнах и не подозревали о том, как я счастлива. И все же мне казалось, что эти лодочки, бесконечно далекие, – тоже часть моей свадьбы. И не только они, но и солнце, и звезды… Знаю, звучит слегка бредово, но так уж я себя чувствовала: словно вокруг меня вращался весь мир.
Мы с Грэгом не загорелись идеей написать собственные свадебные клятвы и решили держаться традиционной церемонии. Я смотрела на него, купалась в любви наших гостей, слышала, как Эстер, завернутая в шелка, с померанцевым цветком в волосах, лопочет что-то во весь голос, – и тут поймала взгляд Джулии, моей лучшей подруги. Она одними губами прошептала: «везучая стерва» – достаточно четко, чтобы чиновник из бюро регистрации поднял бровь. Кэйтлин читала «Надгробие Арунделей» Филипа Ларкина. По тому, как Грэг на меня смотрел, было ясно: я выхожу замуж за любовь всей моей жизни. Конечно, я и раньше бывала счастлива, и дочки каждый день дарят мне радость, но в том дне соединилось все. Он был самый-самый счастливый.
Разумеется, я перебрала шампанского и после того, как Грэг произнес речь, решила не отставать от него. Мою следовало бы сократить минут на десять, однако все смеялись, подбадривали меня и охотно позволяли мне «рисоваться», как сказала бы мама, – потому что желали мне счастья. Потом заиграла музыка, и Эстер кружилась без остановки, так что подол ее платья вздымался, словно цветок, а после уснула на груди у бабушки – та сидела в соседней комнате, в тишине, делая вид, будто вовсе не захмелела и не пыталась заигрывать с Мортом, ирландским дядюшкой Грэга. Джулия скинула туфли и танцевала со всеми женатыми мужчинами в зале, хотели они того или нет, а потом привела в ужас молодого официанта, пригласив его на медленный танец.
Мы с Грэгом тоже танцевали всю ночь напролет, кружились и качались из стороны в сторону, задирали колени и трясли руками без остановки, не прекращая смеяться. А потом он подхватил меня и понес по лестнице в спальню, в шутку зовя меня «миз Армстронг», потому что перед свадьбой я спросила, не будет ли он возражать, если я оставлю свою девичью фамилию. Конечно, Грэг не возражал; он сказал, что ему даже нравится быть женатым на «миз». По дороге в номер для новобрачных он шептал на ушко миз Армстронг, как сильно любит ее под любым именем. А под конец, перед тем как заснуть, я подумала: «Вот оно. Вот теперь моя жизнь началась».
