И кого ей было винить? Дом понемногу разваливался. Парализованная бабушка, пережившая свой ум, требовала постоянной заботы. Пеленки-клеенки не спасали. Старушка ухитрялась обделаться от пяток до затылка. Вымыть лежащего человека не так просто как кажется. Хорошо, что бабушка была легкой в кости, точно птичка. Не то для худенькой Арины это было бы непосильным трудом. Телевизор сгорел. Горячая вода появлялась лишь глубокой ночью и пропадала к шести часам утра. На работе не давали денег. И кого ей было винить? Университет — заочно, конечно, но все же закончен. Скажите, кому нужны филологи в не особо большом городе, когда их каждый год целой кучей выпускают на свободу из стен «альма-матер»? Весь год Арина продолжала тянуть лямку в заводской конторе. С девяти до пяти, плюс полчаса на обед и два часа на дорогу туда обратно. Делать на работе было решительно нечего. Сотрудники плели интриги, вязали кофты, смотрели все без исключения телесериалы по переносному черно-белому телевизору и бесконечно чаевничали.
Арина читала. За время ее долгой — шесть лет — учебы, все привыкли к этому, притерпелись. И толстые классические романы воспринимали равнодушно. Ну, читает человек, и пусть читает. Чушь всякую. Ну да ладно. Что с нее взять, с хорошо образованной дуры? Ни поесть как человек (она никогда не могла угнаться за тумбообразными сотрудницами, нагуливающими аппетит на дачах и картофельных участках), ни выпить, ни поругаться всласть — сбросить напряжение…
— Кто тебя такую возьмет?
Вопрошала Дина Петровна, многотонным монолитом возвышаясь над столом.
— В тебе же с какой стороны не подступись, и на половину приличного человека не наберется, а?
Арина отмалчивалась. Как самая молодая в отделе, покорно мыла чайные чашки и спускалась вниз, на второй этаж в женский туалет за водой. Управленческие ловеласы к ней не приставали. Шмыгает себе мышка серенькая. Ни то ни се. Ни рыба ни мясо.
Раз и навсегда заведенное колесо: Умыть-накормить бабушку с утра, прибрать за ней в шесть, приготовить ко сну, перестирать белье, проделать профилактические процедуры по борьбе с пролежнями (Василий научил Арину разным хитростям и тонкостям), сбегать в магазины, навести подобие порядка в квартире — раз и навсегда заведенное колесо катилось себе по дороге и дребезжало на кочках. А недавно, глядя в зеркало, Арина с ужасом обнаружила первые морщины. Двадцать шесть. Не замужем, вместо приданого полупомешанная парализованная старушка. Никакой надежды подыскать приличную работу. Пустой холодильник и пыль на шкафу.
Хреновые итоги.
В восемнадцать ее изнасиловали. Три мерзких, пахнущих пивом мужика, в собственном подъезде, у двери в подвал. Ударили по голове. Забили глубоко в рот, чтобы не кричала варежки, те самые, подарок крестной, стянули курточку… Один держал, двое, сменяя друг друга, работали. Арина несколько раз теряла сознание и не помнила деталей. Кто-то из соседей вроде бы и поднимался мимо, но на подозрительную возню внимания не обратил. А позвать на помощь она не могла. Растерзанную, исщипанную до кровавых синяков (один из насильников иначе не мог) ее оставили со связанными шарфом руками, полуголую, в натянутой на голову одежде и порванном белье. Она долго мучилась, катаясь по грязному полу, прежде чем освободила руки и смогла подняться. Ключи затерялись. И в три часа ночи ей пришлось позвонить в дверь. Вот тогда старушку и хватил первый удар. С памятной ночи прошло восемь лет. Арина провела их механически, в полусне. Ее преследовали однообразные кошмары: три безликие фигуры (в подъезде было темно) снова и снова набрасывались на нее, били и мучили. Арина ухаживала за бабушкой, слушала любимый «Наутилус», раз в неделю ездила в гости к Алене. А вчера, возвращаясь с работы, вновь испытала унижение. Более слабое, разумеется, чем в юности. Зато публичное. Любуйтесь, люди добрые! Нашелся, правда, престарелый, но настоящий Дон Кихот и вступился за поруганную честь молодой дамы.
Где Вы, Илья Ильич?
Кто Вы?
Как Ваши дела?
* * *
В последние дни ноября похолодало. Топили еле-еле. Арине едва удавалось заставить себя вылезти из нагретой постели и заняться делами, а потом отправиться на работу. Слава Богу, сегодня суббота. Домашняя хозяйка из Арины никудышная. А это значит, что кроме забот о бабушке и кой-каких, о хлебе насущном других дел нет. Ура! Можно всласть поваляться с книжкой или сходить в спортзал к Алене. Последние три года подруга подрабатывала и весьма успешно, аэробикой, коланетикой, стретчингом, шейпингом и прочей гадостью. Вслед за модой на новые направления Алена не гналась. Моду она ухитрялась опережать на несколько шагов. Более того, в моду вошла она сама. Посему ее группы посещали дамы отнюдь не бедные.
«Пойми, подруга, — разглагольствовала она — я даю людям то, в чем они отчаянно нуждаются: уверенность в себе, хорошее настроение, силу. Они смеются, визжат, шалят после занятий. Море положительных эмоций. Я… как личность для них на пьедестале. Они снизу вверх с восхищением смотрят».
Алена ни на грамм не преувеличивала. Когда ее крепкое тело с тонкой талией, казавшейся еще более тонкой по сравнению с плечами и бедрами, затянутое в фирменный купальник — двигалось под музыку, можно было только любоваться. «Они сами меняются! Из клуш превращаются в подвижных, почти грациозных дам. Это их радует, меня тоже. Я вижу результат. Он меня вдохновляет. Словом, все в экстазе».
Появились у Алены новые присказки, шутки, улыбки. «Если за занятия дамы платят десять баксов в месяц — инструктор должен выглядеть на пару тысяч. Тогда все идеально».
Алена была живой рекламой «Найку». Потому, что предпочитала их спортивную одежду всем прочим фирмам. Стильные белые кроссовки, специальные коротенькие маечки и шорты, по меньшей мере, три комбинезона, в одном из которых она и красовалась сегодня.
— Ты потрясающе смотришься, Виноградина.
— Это моя работа — потрясающе смотреться. Проходи, лентяйка. Решила позаниматься?
— Да.
— Не прыгай и не бегай, сегодня.
— Почему?
— Большой перерыв. Мотор штука ценная. Любит бережное обращение. Ты ему организуешь стресс — наскачешься с дури, он может взбрыкнуть. Оно тебе надо? Рекорды, вроде бить не собираешься.
— Хорошо. Халтурить — не пахать! Запросто.
— Вот и ладушки.
Большое хорошо освещенное помещение с зеркальной стеной и ярко красными коврами на полу постепенно заполнялось народом. Дамы собирались в кучки, по три-пять человек, и хихикали. Телефоны, цепи и бриллианты они, не рискуя оставить в раздевалке, аккуратной горкой сложили на подоконнике. Алена, щеголявшая своей точностью похлеще, чем граф Монте Кристо, ворвалась в зал секунда в секунду. Девятнадцать ноль-ноль.
