Обратный путь до фермы прошел в полном молчании. Только увидев знакомые постройки, Мари-Анжпоняла, что ее не отправляют в приют, во всяком случае пока, а может быть, вообще не отправят – если она только очень сильно не прогневит чем-нибудь Кэрол.
Она отнесла к себе в комнату свои рубашки и вещи, только что купленные в «Гудвилле». Минут через десять тетка позвала ее есть. Скромный* ленч состоял из хлеба с беконом – без капельки масла или майонеза, – стакана молока и одного печеньица. Казалось, двоюродной бабке было жаль для внучки куска хлеба. Мари-Анж, конечно, не приходило в голову, что за вещи, которые Кэрол Коллинз отдала в уплату за ее одежду, ей дали кредит на несколько сотен долларов и пока содержание внучки не только не стоило ей ни цента, а даже принесло прибыль.
До конца дня Мари-Анж помогала на ферме по хозяйству и не видела бабку до ужина. Вечерняя трапеза была такой же скудной, как все предыдущие. Кэрол положила на тарелку Мари-Анж тоненький кусочек мясного рулета с гарниром из вареных овощей, напоминавших по вкусу бумагу. На десерт полагалось зеленое желе «Джелло», приготовленное из концентрата.
После еды Мари-Анж вымыла посуду и ушла в свою комнату. Этой ночью она долго лежала без сна, вспоминая родителей, думая обо всем, что произошло с ней после их гибели. Ей казалось, что в ее жизни больше не будет ничего хорошего, только одиночество, голод и вечный страх. Боль от потери близких становилась временами такой острой, что Мари-Анж казалось – она ее не вынесет. Вспоминая родителей, она вдруг поняла, что имел в виду отец, когда называл свою тетку злобной и мелочной старухой. Она инстинктивно чувствовала, что ее доброй и жизнерадостной маме тетка Кэрол понравилась бы еще меньше, чем отцу. Но что толку думать об этом теперь? Она здесь, и ей ничего не остается, кроме как терпеть.
На следующий день Мари-Анж отправилась с бабкой в церковь, Том отвез их на машине. Пастор долго говорил о геенне огненной, о супружеской измене и о многих других вещах, которые частью показались Мари-Анж страшными, а частью просто скучными. Она даже задремала во время проповеди и проснулась лишь тогда, когда Кэрол грубо затрясла ее за плечо.
Вечером за ужином, который ничем не отличался от предыдущего, бабка сообщила Мари-Анж, что утром та пойдет в школу. Кэрол испытала облегчение, узнав, что Мари-Анж свободно, хотя и с акцентом, говорит по-английски и в состоянии понять объяснения учителей. Девочка, правда, не умела писать по-английски, но этим бабка не поинтересовалась. Перед тем как отправиться спать, она объяснила Мари-Анж, как добраться до школы.
– Пройдешь по дороге примерно милю до желтого указателя – конечно, после того как сделаешь все по хозяйству, – там тебя в семь часов подберет автобус. Не знаю, быстро ли ты ходишь, в первый раз на всякий случай выйди из дома в шесть, узнаешь, сколько времени у тебя уйдет на дорогу. Делами ты можешь заняться в пять, а встать придется в четыре, я дам тебе будильник. – Кэрол вручила ей допотопныйдребезжащий будильник, Мари-Анж предположила, что и он был куплен в том же магазине подержанных вещей. – На автобусе тебе ехать сорок миль, по дороге до школы будет много остановок. После занятий тебя высадят на том же месте около четырех, так что в пять ты должна быть здесь. После школы займешься делами, а уроки можешь учить после обеда.
Судя по описанию Кэрол, Мари-Анж ждала череда долгих, трудных и унылых дней, существование, весьма напоминающее рабство. Она не решилась спросить, почему Том не может возить ее в школу на машине. Она лишь пожелала тете Кэрол спокойной ночи и ушла к себе.
Казалось, будильник зазвонил лишь через несколько минут после того, как она заснула. На этот раз Мари-Анж завтракала одна. Воспользовавшись случаем, она отрезала себе целых три куска хлеба и намазала их джемом, моля Бога, чтобы Кэрол не сосчитала, сколько кусков оставалось в буханке хлеба, когда та убирала ее после ужина. Мари-Анж знала, что ей полагался только один кусок, но уж очень ей хотелось есть.
В полной темноте Мари-Анж вышла из дома и пошла в сарай. Когда она закончила утреннюю работу и собралась идти в школу, было все еще темно. Она вышла на дорогу и направилась в ту сторону, куда ей показали накануне. Мари-Анж знала, что бабушка уже должна была встать, но она даже не заглянула на кухню попрощаться. В школу Мари-Анж надела брюки и уродливый свитер, купленный в «Гудвилле». Перед выходом из дома расчесала волосы, но впервые в жизни оставила их распущенными. Она уходила одна: не было Софи, которая помахала бы ей рукой, не было Робера, который тайком угостил бы ее кофейными «гусиками», не было родителей, которые обняли и поцеловали бы ее на прощание.
Мари-Анж шла в темноте к остановке школьного автобуса. По обеим сторонам дороги расстилалась плоская равнина Айовы. Девочка не знала, что ждет ее в школе, какие там будут дети, да ее это и не очень интересовало. Она не надеялась, что здесь у нее может' появиться подруга, и чувствовала себя заключенной, а тетку воспринимала как своего тюремщика.
Когда она пришла на остановку, там уже было пять детей: одна девочка была гораздо младше Мари-Анж, остальные – старше. Все посмотрели на юную незнакомку, но никто не заговорил. Пока дети ждали автобуса, взошло солнце. Восход напомнил Мари-Анж о тех временах, когда она лежала в высокой траве под деревом в Мармутоне и наблюдала, как на востоке постепенно светлеет и розовеет небо. Подошел автобус. Мари-Анж заняла место, не обменявшись ни с кем ни единым словом.
Час спустя он остановился у длинного низкого кирпичного здания, где уже стояло несколько автобусов и бродили школьники всех возрастов, начиная от детсадовского и кончая старшеклассниками. Ферма, откуда приехала Мари-Анж, была не самой отдаленной, некоторые ученики жили за сотню миль от школы.
Не зная, куда идти и к кому обратиться, Мари-Анж с растерянным видом вошла в здание. Здесь ее заметила молодая учительница.
– Ты девочка Коллинз? – спросила она. Мари-Анж замотала головой. Она и представитьне могла, что Кэрол запишет ее под своим именем.
– Меня зовут Мари-Анж Хокинс В школе ждали Мэри Коллинз.
– Значит, ты не Коллинз? – озадаченно переспросила учительница. В школе ожидали только одну новую ученицу, у всех остальных занятия начались две недели назад. Заметив, что новенькая говорит с акцентом, учительница догадалась, в чем дело, и отвела девочку к директору. Лысеющий бородач серьезно поздоровался с Мари-Анж и объяснил, в какой класс она пойдет.
– Бедняжка, у нее такой несчастный вид, – заметил он, когда за Мари-Анж закрылась дверь.
Учительница шепотом сообщила ему:
– Все ее родные погибли, и ей пришлось переехать из Франции сюда к двоюродной бабке.
– Как у нее с английским? – участливо спросил директор.
Учительница сказала, что классный руководитель проверит ее знание языка.
Тем временем Мари-Анж, найдя нужную дверь, вошла в класс.
Учитель еще не пришел, и дети вовсю резвились – скакали, вопили, швыряли друг в друга бумажными шариками. На новенькую никто не обратил внимания, и она тихо села на свободное место рядом с веснушчатымрыжеволосым мальчиком, таким же голубоглазым, как она. Мари-Анж предпочла бы сесть с девочкой, но там свободных мест не было.
– Привет, – сказал мальчик, не глядя ей в глаза. В это время в класс вошла учительница. Новуюученицу она заметила только через час и дала Мари-Анж несколько листочков с вопросами, чтобы оценить ее уровень знания английского языка. Вопросы были несложные, Мари-Анж почти все поняла, но когда она начала писать ответы, стало ясно, что она пишет с ошибками.
– Ты что, не умеешь писать? – удивился мальчик, заглянув в ее листок. – Что это за имя такое – Мэрии-Анжее?
Он произнес ее имя неправильно. Мари-Анж посмотрела на него и с достоинством ответила:
– Меня зовут Мари-Анж, я француженка. Мой отец американец. – Сказать «был американцем» у нее язык не поворачивался.
Мальчик был явно заинтересован.
– А я – Билли Паркер. Ты знаешь французский?
– Конечно.
– А меня можешь научить? Мари-Анж застенчиво улыбнулась:
– Ты хочешь научиться говорить по-французски? Мальчик тоже улыбнулся и кивнул:
– Конечно. Представляешь, это будет вроде как наш тайный язык, мы сможем разговаривать друг с другом так, чтобы никто вокруг ничего не понимал.
Эта мысль обоим показалась очень заманчивой. На перемене Билли вышел из класса вместе с Мари-Анж. Ему понравились ее кудри и голубые глаза, он вообще решил, что Мари-Анж красавица, но не стал говорить ей об этом. Билли было двенадцать, он был старше других ребят на год. В прошлом году он болел ревматизмом и, хотя к концу учебного года совершенно поправился, пропустил так много занятий, что пришлось остаться на второй год. .
Они вышли вместе в школьный двор. Сначала Мари-Анж учила его произносить ее имя, хихикая над его смешным акцентом.
