Обычная слежка – и вот он уже бежит от преследования, спасая собственную жизнь. Трейс проработал в бюро восемь лет, у него была отличная репутация, выше всяких похвал. Все это знали и отмечали при каждом удобном случае. Почему же они так быстро поверили, что он ведет двойную игру?
Мысль об этом причиняла куда большую боль, чем пулевое ранение и гул в голове.
На языке у Трейса вертелись такие слова, от которых у мисс «Ругаться некрасиво» наверняка покраснели бы уши. А то и посинели бы. А она как раз просыпалась.
Вернее, пыталась проснуться. Это всегда удавалось ей с трудом. Лилиан не любила утро и часто пыталась, свернувшись калачиком, перескочить как-нибудь через эту часть дня. Поняв наконец, что придется все-таки встать, она застонала и перекатилась на правую сторону, как делала это изо дня в день.
Что-то мешало ей. Что-то большое и теплое. Наверное, одна из собак забралась в дом и решила разделить с ней постель. Сейчас Лилиан было не до собак. Она откатилась в другую сторону, но что-то держало ее за руку. Издевательский смешок заставил Лилиан открыть глаза, и к ней сразу же вернулась память.
– Вы! – воскликнула она.
– И никто иной. – Трейс понятия не имел, почему губы его вдруг как-то сами собой расползлись в улыбке. – Давайте же. Пришло время вставать.
Не обращая внимания на пронзавшую ребра боль, Трейс попробовал перекатиться к ближайшему краю кровати. Почти одновременно Лилиан дернулась в противоположную сторону.
– Ничего не получится, – сказал Трейс.
– О, – глядя на наручники, Лилиан моргала, как испуганный птенец. – О, – снова произнесла она.
Пришлось им вместе осторожно слезть с постели. Трейс порадовался про себя тому, что Лилиан еще не до конца проснулась. Ни к чему ей видеть, что он по-прежнему слаб. Интересно, сколько же крови он потерял?
Когда они выбрались в коридор, Трейс держался уже ровнее. Найти ключ не составило особого труда. Открыв наручники, Трейс поклонился Лилиан и сказал, указывая на дверь ванной:
– Дамы вперед.
– Настоящий джентльмен.
Насмешка в голосе Лилиан ясно давала понять, что она скорее раздражена, чем напугана, и это вполне устраивало Трейса. Он не хотел пугать эту женщину еще больше, чем уже успел. Но он также не хотел, чтобы она переоценила свои возможности и снова попыталась сделать какую-нибудь глупость, например, убежать или добраться до телефона.
Лилиан зашла в ванную и захлопнула дверь перед самым носом Трейса. Щелкнул замок. Теперь оставалось только надеяться, что ему не придется прибегать к взлому, чтобы самому принять душ. От него по-прежнему пахло несвежей рыбой.
Лилиан наслаждалась возможностью побыть одной. Через дверь было слышно, как она чистит зубы. Затем последовала долгая тишина. Наверное, Лилиан воспользовалась зубной ниткой. И все только для того, чтобы заставить его ждать. К тому моменту, когда она закончила принимать самый долгий в своей жизни душ и вышла наконец из ванной в окружении облака пара, Трейс окончательно утратил чувство юмора. Впрочем, оно снова вернулось к нему при одном только взгляде на лицо Лилиан, когда он пристегнул ее наручниками к дверце холодильника, предварительно убрав подальше телефон.
Прекрасно понимая, что ему, возможно, не скоро удастся снова принять душ, Трейс решил насладиться им в полной мере. Хозяйка дома никуда не денется, если только ей не придет в голову тащить за собой холодильник весом в полтонны.
Закрыв дверь ванной, Трейс нахмурился. Все здесь указывало на то, что этой ванной пользуется женщина. В отделке преобладали зеленые и персиковые цвета, любая мелочь была подобрана в тон. Мыло пахло розами, шампунь – сиренью. Трейсу было чертовски не по себе в этой ванной. Даже бритвенный станок был чисто женским – с узором из крошечных маргариток на розовой ручке. Приняв душ, вымыв голову, побрившись и сменив повязку, Трейс почувствовал, что благоухает всеми ароматами цветочного сада. Что ж, хорошо хоть не рыбьими потрохами.
Самые простые движения отнимали у Трейса слишком много сил. Ему необходимо было подкрепиться.
Едва открыв дверь ванной, Трейс услышал голос Лилиан. Он не мог разобрать слов, но Лилиан явно говорила с кем-то, чьих ответов он не слышал. До телефона она добраться не могла. Черт побери, неужели к ней заглянул сосед?
Стараясь двигаться как можно быстрее и тише, Трейс пробрался в спальню и надел кроссовки. Если опять придется бежать, то лучше обутым. Затем он крепко сжал в руке револьвер.
Осторожно, стараясь не шуметь, Трейс выбрался в коридор. Он потерял слишком много крови и очень давно не ел. Ноги дрожали. От запаха кофе заныло в желудке. Что ж, вот и пришел конец спокойствию.
– Извини за вчерашний вечер, – донесся до него тихий голос. – Я тоже скучала по тебе. Поверь, это была не моя идея. Я постараюсь загладить вину, милый, честное слово.
Услышав последние слова, Трейс испытал вдруг странное чувство потери. И это было удивительно глупо. Все, что он потерял за последние восемнадцать часов – свободу, репутацию, карьеру, кусок собственной плоти, наконец, – было гораздо важнее, но почему-то не отзывалось в нем такой горечью.
Поскольку ответов собеседника по-прежнему не было слышно, Трейс предположил, что Лилиан либо говорит по телефону, – хотя непонятно, как ей удалось до него добраться, – либо уже начала заглаживать перед кем-то вину за вчерашний вечер. Вчерашний любовник, пристававший к ней возле мелочной лавки? Да нет. Тот парень был женат, а Лилиан никак не походила на разрушительницу семейного очага.
Прижавшись спиной к стене, Трейс медленно продвигался в сторону кухни. Господи, как это все противно! Ему не хотелось пугать Лилиан или причинять кому-то боль, но он не собирался попадаться в руки полиции. Он мог предложить только свое слово против слова Рэкли, но Рэкли был его шефом. Репутация Трейса, его послужной список – все это ничто по сравнению с подозрением в убийстве полицейского. Единственное, что могут дать ему годы беспорочной службы, – скорую смерть за решеткой. Он сам посадил в тюрьму достаточно людей, которые рады будут возможности с ним поквитаться.
Из кухни донесся тихий женский смех, от которого у Трейса побежали по спине мурашки. Для женщины, которую пристегнул наручниками к холодильнику скрывающийся в ее доме убийца, Лилиан вела себя чересчур спокойно.
– Да, я тоже люблю тебя, милый. Иди сюда.
Черт побери! Так там действительно кто-то есть!
Лилиан подпела немного играющему радио, затем произнесла:
– Знаю, знаю, любимец мышей, ты не любишь, когда тебя тискают.
Любимец мышей?
Трейс решил, что выждал достаточно. Ноги дрожали все сильнее. Пора. Он сделал еще шаг и осторожно заглянул за угол.
