– В соответствии с твоим пожеланием перебираю возможности. Размышляю, куда податься.
– Ну и?
– Кажется, нашла верную дорожку. Как только покончим с этим интервью, я вам обоим доложу.
– Обоим?
– Ну конечно, – кивнула Мэгги и жестом отпустила Конни, направляясь в ванную, чтобы переодеться. – Барт знает, что я в горячке могу ляпнуть что угодно, пусть простит меня. Обзвони пивнушки, в которых он бывает, ты же их знаешь, передай ему, что я все хорошенько обдумала и пришла к важному решению. Я уверена, он его одобрит.
Дверь в ванную закрылась за ней.
Конни нашла Барта со второго звонка. Он был в своем любимом баре. В отличие от Мэгги Барт был стопроцентно предсказуем, а потому и считался надежным. После каждого скандала он отправлялся утешиться за стаканчиком. В Англии он пристрастился к элю, и Конни уже знала, где он бывает чаще всего. Найти его было несложно – достаточно сделать несколько звонков.
– Нас ждут великие дела, – сказала Конни. – Ее опять какая-то муха укусила, и, судя по всему, на этот раз – муха цеце.
– Что же она такое задумала? Сделать из «Вишневого сада» мюзикл?
– Вряд ли. По-моему, она замахнулась на что-то грандиозное, только ума не приложу, на что. Велела тебе передать, цитирую: «Я хорошенько все обдумала и пришла к важному решению. Уверена, что Барт одобрит». Конец цитаты.
– А ты не забыла, что меня вышибли с работы?
– Она еще добавила, что ты не принимаешь всерьез ее заскоки, когда она не в себе. Да и пора привыкнуть – она тебя выгоняет не реже раза в месяц. Она не может без тебя обойтись, точно так же, как ты без нее. Так что в ее затее мы с тобой наверняка главные фигуры. Давай, впрягайся. Сегодня Барри Норман берет у нее интервью для программы «Вечер кино». А потом она будет промывать нам мозги. Приготовься внимать.
– Ладно, через пять минут буду, – сказал Барт и повесил трубку.
Конни встретила его на лестничной площадке.
– С ней черт-те что творится. Я не видела ее в таком состоянии с тех пор, как она выступила в программе «Звук и свет» в театре «Хэмптон-корт».
– Она звонила кому-нибудь? Или, может, ей звонили? С кем-нибудь разговаривала? – Барт пытался найти ключ к ситуации.
– Ничего подобного. Она смотрела телевизор.
– Да она его никогда не смотрит! Разве что показывают ее или кого-то из близких знакомых.
– Говорю тебе: она смотрела телевизор. Я своими глазами видела. Заглянула, думала, она разыгрывает «Трагическую музу», а оказалось «Ребекку с фермы Саннибрук». – И, предупреждая логичный вопрос, добавила: – Я просмотрела программы. Ничего особенного. Обыкновенный телевизионный поток.
– Но что-то, видно, ее зацепило. Иной раз достаточно бывает словечка, намека... Раздался звонок в дверь.
– Это Барри Норман, – сказала Конни. – Пойди впусти. А я приведу Мэгги.
Конни вошла в гардеробную Мэгги. Та стояла у высокого зеркала, ослепительная в платье из фисташкового шелкового джерси от Джин Мьюир, которое мягкими складками ниспадало с ее великолепной фигуры. Пламенеющие волосы были уложены в стильную прическу, лицо тщательно подгримировано.
– Сойдет? – спросила она, как будто могли быть какие-то сомнения. Еще бы, подумала Конни.
– Все готово, – объявила она. – Ждем явления звезды. Оставляя за собой шлейф аромата «Эсти Лаудер», Мэгги прошествовала в гостиную, где телевизионщики приготовились к съемке.
– Барри! – теплым грудным голосом пропела Мэгги, протягивая интервьюеру обе руки. – Какое счастье снова видеть тебя!
Через час с небольшим Барт и Конни вошли в комнату, которая после ухода съемочной группы с ее причиндалами снова приобрела свой уютный вид, создаваемый шелковой абрикосовой обивкой и классическим узором ковра. Мэгги стояла у балконной двери, выходящей на Саут-стрит. Она казалась погруженной в глубокие размышления. «Позирует», – недоверчиво подумал Барт.
Конни перехватила его взгляд и шепотом подтвердила его мысль.
– Она просто ослепила Барри Нормана. Мне даже показалось, что ему понадобится собака-поводырь, чтобы отсюда выбраться.
– Она в самом деле что-то замышляет, – прошептал в ответ Барт. – Только вот что именно?
С Мэгги всегда так: она такая искусная актриса, что нужно было не один пуд соли с ней съесть, чтобы определить, где игра а где жизнь. Как правило, Барту и Конни это удавалось, потому что они провели с ней больше времени, чем оба ее мужа, вместе взятые. Для Мэгги ее искусство и было самой жизнью, и она так легко перескальзывала с одного на другое, что невозможно было с точностью сказать, в какой зоне она пребывала в каждую данную минуту. Первой реакцией Барта, когда он увидел ее стоящей у окна, было зааплодировать. Им явно предстояло наблюдать Представление.
Он понял, что не обманулся, услышав ее первые слова.
– Дорогие мои... это вы... Барт! – Ее бархатный голос ласкал слух. Она плавно подошла к Барту и приложилась губами к его щеке. – Язык мой – враг мой. Ты же знаешь, как меня заносит... У меня и в мыслях не было... Мир?
– Меня как раз волнует то, что у тебя в мыслях.
– Можешь не волноваться. – Она ласково улыбнулась. – Я очень серьезно отнеслась к твоему совету, и, мне кажется, тебе понравится мое решение.
Мэгги взяла его под руку и обернулась к Конни, которая, зная, чего от нее ждут, подскочила, чтобы та взяла под руку и ее, и так втроем они направились в комнату Конни, которая использовалась как деловой кабинет. Там велись все важные беседы.
Усадив их вдвоем на диван, Мэгги осталась стоять. Буря, которая смела Барта несколько часов назад, улеглась. Мэгги пристально изучала своих зрителей.
– Ты посоветовал мне трезво взглянуть на себя, – сказала она, обращаясь к Барту. – Я так и сделала. Я долго просидела, обдумывая всю свою жизнь – прошлое, настоящее и будущее.
Неплохой текст, подумал Барт. Интересно, кто автор? Мэгги повернулась к ним спиной, сделала несколько шагов по комнате, потом вновь подошла к дивану. Она изображала борение чувств. Барт смотрел на нее с наслаждением. На нее всегда было приятно смотреть.
– Ты, – продолжила Мэгги, кивнув в сторону Барта, – ты сказал, что мне не следует огорчаться, если придется играть женщин в возрасте. Матерей, к примеру. А ты, – она обернулась к Конни, – сказала, что я должна пересмотреть свои возможности, сделать новый выбор. Так или иначе, вы имели в виду одно: мне пора взглянуть в лицо фактам.
Они заметили, как расширились ее глаза, сделавшись почти бездонными: это означало, что сейчас она произнесет нечто страшно важное. А ведь она даже не контролирует свое поведение, подумал Барт, все эти штуки и трюки у нее выходят сами собой. Жизнь для нее – трехактная пьеса, в которой она играет главную роль.
