Пока Арман и его помощники выпроваживали людей из оранжереи, Белла и Пич развязали галстук Блэкджека и расстегнули воротничок. Пич сняла свой жакет, свернула его и подложила ему под голову.
Больше она ничего не могла сделать, если только — упаси Боже — не остановится сердце. Пич знала, как делать массаж сердца и искусственное дыхание. Герберт настоял, чтобы она научилась этому, когда близнецы были еще маленькими. По крайней мере за это ей следует его поблагодарить.
— Все будет хорошо, дорогой, — сказала Белла нежно, затем повернулась к Пич: — Он жаловался на изжогу за завтраком. А потом ему стало плохо. Неужели он отравился? Не понимаю, как это могло случиться?
Зато Пич понимала. Сердечный приступ легко принять за отравление. Она взяла руку отца и попыталась нащупать пульс. Ее рука так тряслась, что она целую минуту не могла его найти. Сердце у Пич оборвалось, когда она почувствовала еле ощутимое, неровное биение пульса.
— Я позвонила в «Службу спасения», — сказала она Белле. — Они приедут с минуты на минуту.
Белла откинула волосы с влажного от пота лба Блэкджека.
— Как ты, дорогой? Что-нибудь нужно?
— Господи, как больно! — простонал Блэкджек.
Белла чуть не плакала.
— Не понимаю. В прошлом году твой отец прошел медицинское обследование. Его здоровье было в полном порядке.
В прошлом году его не травили со всех сторон, как дикого зверя, с болью подумала Пич.
— Уверена, все будет хорошо.
Молитвы Пич возносились к небу. А мысли оставались на земле, с человеком, распростертым у ее ног. «Не умирай, пожалуйста, не умирай! Не оставляй меня, папочка!» — вопил голос внутри нее. Крик нарастал, и в конце концов она поняла, что это завывает сирена «скорой помощи».
Через минуту в зал вбежали трое молодых людей с чемоданчиками первой помощи и носилками. Они слишком молоды, с отчаянием думала Пич, они тоже решат, что он отравился, поставят неправильный диагноз. Неужели не могли прислать кого-нибудь поопытнее?
Однако действовали они быстро и умело, осторожно переложили отца на носилки, дали ему кислород и поставили капельницу, вполголоса переговариваясь между собой. Фразы, вроде «желудочковая фибрилляция» и «отсутствие перфузии сердца», ничего не сказавшие Белле, привели Пич в ужас. Она знала, что скрывается за этими словами, и за это ей тоже следовало благодарить Герберта.
Состояние отца было очень тяжелым.
Ари Раппапорт сидел в своем кабинете, в том самом, где Пич впервые беседовала с ним, и изучал компьютерный макет августовского номера «Техаса изнутри». Ведущая статья рассказывала о реставрации дома Розенбергов в Калвестоне стоимостью в несколько миллионов долларов. Пич была бы довольна, подумал он, разглядывая потрясающие снимки.
Из маленького телевизора доносились музыка и смех — шло очередное ток-шоу. Ари терпеть их не мог, но болтовня и смех в какой-то мере помогали отвлечься от преследовавших его воспоминаний.
Утвердив макет, он поднял взгляд и увидел, что на экране неожиданно появился Билл Баллеза, ведущий местных новостей. Ари сразу понял, что произошло что-то важное. Программы просто так не прерывают. «У сенатора Моргана случился удар во время аукциона в его поместье «Ривер-Оукс», — произнес Билл Баллеза с точно отмеренной долей сочувствия. — Нашему корреспонденту, прибывшему на место происшествия, сообщили, что это, возможно, сердечный приступ. «Скорая помощь» увезла его в Хьюстонский медицинский центр. Оставайтесь на нашем канале, чтобы быть в курсе дальнейшего развития событий».
На секунду Ари снова оказался в прошлом, когда такой же холеный ведущий сообщил о взрыве автомобиля, убившем его жену. У него подогнулись колени. Тогда он тоже сидел в своем кабинете, работал над статьей, которая потом принесла ему Пулитцеровскую премию.
Он не смог уберечь одну женщину. Теперь он дал клятву, что не подведет другую. Его босс, Пич Морган-Стрэнд, в этот момент, вероятно, тонет в обрушившемся на нее потоке журналистов.
Он прекрасно знал эту процедуру, сам много раз принимал в ней участие. Репортеры со всех телестанций Хьюстона сбегутся к больнице. Еще бы! Ведь это такой горячий материал — неожиданный недуг скандального политика.
Фотография больного в постели, эксклюзивное интервью с членами семьи — на этом можно сделать имя. В поисках сведений репортеры будут брать интервью у врачей, младших медсестер, даже у санитаров, если не смогут поговорить с Пич и ее матерью. Ни одна подробность, от прогноза специалистов до содержимого судна Блэкджека, не ускользнет от их пристального внимания.
Они проскользнут в больницу через черный ход или по пожарной лестнице, обшарят каждый этаж в поисках сенатора, словно стая диких псов, вышедших на охоту. Ари представил себе растерянное лицо Пич, когда один из них сунет микрофон ей под нос и станет задавать вопросы, которые кое-кто из журналистов считает образцом хорошей работы.
«Что вы почувствовали, когда ваш отец упал без чувств? Что вы с матерью будете делать, если он умрет? Вините ли вы конгресс в сердечном приступе отца? Учитывая грозящий ему скандал, не лучше ли сенатору Моргану умереть?»
Ари застонал сквозь зубы, когда представил себе полные боли глаза Пич, ее дрожащие губы, ее разбитое сердце.
— Ари, вы куда? — крикнула ему Синди Даунинг, одна из сотрудниц редакции, когда он пробежал мимо ее стола.
Он ничего не имел против такой фамильярности. Все в редакции «Техаса» обращались к нему по имени. Но когда Синди называла его так, ему почему-то становилось не по себе.
— Проверить кое-что, — ответил он.
Офис «Техаса изнутри» находился на сорок четвертом этаже Центра Аллена — финансового сердца Хьюстона. Ари не раз говорил Пич, что им следует переехать, что их нынешнее помещение дорогое и неудобное, что персонал тратит почти столько же времени на ожидание лифтов, сколько на работу за письменным столом.
Он даже нашел одноэтажное здание в Вестхаймере, удобно расположенное и отлично подходящее для редакции. Но Пич отказалась его посмотреть. Офис ее отца находился в Центре Аллена.
— Если это место подходит сенатору Соединенных Штатов, то оно вполне годится и для журнала, — ответила она Ари с той иррациональной логикой, которая диктуется сердцем, а не разумом.
Пич безумно любила отца. Как же она сейчас страдает!..
Ари добрался до лифтов и нажал кнопку «вниз». К тому времени когда одна из кабинок остановилась, прошло, наверное, уже полгода. По пути вниз он про себя ругался всякий раз, когда лифт останавливался, чтобы взять новых пассажиров. Всем им без исключения Ари мысленно приклеил презрительный ярлык «костюмы».
