Ознакомительная версия.
– Это за вами приходила машина? – прорезалась больная.
– Нет.
– Врете. Почему не уехали?
– Не вашего ума дело.
– А можно попить?
– Чаю?
– Ага.
Температуру удалось сбить на четвертый день. За это время Лебедев познакомился с другим человеком – послушным, доверчивым, благодарным. Новая Аполлинария отличалась от прежней, как коса от косы: словесная форма обеих тождественна, но одна срезает под корень, а другая обвивается вокруг головы. И в лебедевской голове стали вдруг возникать довольно странные мысли. Например, поправить штору, чтобы не бил свет в воспаленные от температуры глаза, или сварить кашу, а потом с удовольствием глазеть на вялого едока, торчать до глубокой ночи у чужой кровати, старательно вслушиваясь в прерывистое дыхание, подавать чаи – и все без просьб или особой нужды. Это были не ясные еще симптомы, но они намекали на пробуждение в Лебедеве спящего десять лет человека. Для прежнего Андрея Ильича ощущать свою нужность являлось такой же потребностью, как дышать, только тогда он готов был и мог достичь любой поставленной цели. И Лебедев достигал. Создал с нуля мощнейший холдинг, обеспечил людей работой, приличной зарплатой, помог стать на ноги многим. Все эти годы он был больше, чем силой, – надеждой, но только для всех. Забавная девочка, так случайно встреченная на пути, напомнила время, когда среди всех, кто нуждался в Андрее, выделялся один-единственный, придающий всему остальному смысл.
– Вы думаете о хорошем? – подала вдруг Аполлинария голос.
– Надеюсь, да.
– Это хорошо, – счастливо вздохнула она и закрыла глаза, потом едва слышно пробормотала: – Чудеса там, где в них верят.
– Что вы сказали?
– Не я, Дени Дидро. Спасибо, – свернулась калачиком, – я вас никогда не забуду, – и снова тут же заснула. Лебедев хотел было проверить, не впала ли больная опять в горячку, потому как несет полный бред, но раздумал и остался на стуле, изумленно таращась на бессовестно дрыхнувшую смутьянку.
Свет ночника, приглушенный разрисованным шелком, рисовал узоры на лице спящей. Тени от длинных ресниц и завитушек на ткани придавали тонким чертам трепетность и завораживали. Лебедев с удивлением увидел, что Аполлинария далеко не дурнушка. Красиво очерченные брови, густые ресницы, идеальный нос, чувственный рот, гладкая смуглая кожа с симпатичной родинкой на правой щеке и выражение лица как у заснувшего под любимую сказку ребенка. Андрей Ильич отлепился от стула, бесшумно подошел к изголовью кровати, поправил заботливо одеяло, протянул к лампе руку, чтобы выключить мешающий свет. Но вдруг неожиданно для себя наклонился и коснулся губами теплой щеки. Потом щелкнул выключателем и быстро вышел, неплотно прикрыв дверь.
– Здорово, коли с добром пришел! – Лебедев резко обернулся. На пороге кухни стоял худощавый мужчина среднего роста, на вид ему было лет шестьдесят. Смуглая, гладко выбритая кожа, темные глаза с прищуром, седые короткие волосы торчат ежиком, в джинсах, серой куртке с откинутым капюшоном и в черных ботинках на толстой микропористой подошве. – Ты кто такой будешь?
– Доброе утро, – отозвался Андрей Ильич, невозмутимо помешивая на плите овсянку. – Вы-то сами откуда?
– Из лесу, вестимо, – развеселился мужичок. – А ты, я вижу, не робкого десятка.
За джинсами нарисовались голые ноги в домашних тапочках, розовым мелькнул подол, и из-за серой спины выскользнула бледная, чуть встрепанная со сна хозяйка.
– Дедуля, привет! Познакомься, это Андрей Ильич Лебедев, деловой человек из Москвы, мой гость и спаситель.
– Вы рано встали, – пробурчал недовольно «спаситель», – да еще расхаживаете с голыми ногами.
Дед одобрительно крякнул.
– Наконец-то нашелся хоть один, кто может сделать тебе замечание. – Изучающее оглядел москвича и протянул для пожатия руку. – Егор Дмитриевич, а поладим – так для тебя буду Митрич.
Лебедев шагнул вперед и пожал протянутую руку:
– Очень приятно.
– А мне-то как приятно, дорогой ты мой человек! Только скажи, как это так случилось, что ехал ты ко мне, а попал к ней?
– Простите? – не понял Андрей Ильич.
– Дедуля, ты, кажется, что-то путаешь.
– Вот перевалю за сотню, тогда, может, начну путанкой заниматься, – весело огрызнулся родич, – а сейчас мне без малого восемьдесят один, и мозги мои работают лучше других молодых. – Он ухмыльнулся президенту «Олефармы». – Ведь это тебе я писал в Москву, мил человек, и это тебя я жду уж которые сутки. А ты, выходит, внучку мою спасаешь? Может, расскажешь, как так вышло? – Лебедев удивленно воззрился на бесцеремонно тыкающего бодряка. – Куницын моя фамилия, припоминаешь такую? Куницын из Майска.
– Так это вы?! – дошло наконец до столичного гостя.
– Ну, – довольно кивнул бравый дедок, – а что, не похож? Может, скажешь, годами не вышел? Так я и паспорт могу показать. – Он распахнул куртку и полез во внутренний карман.
– Успокойся, дед. – Казалось, внучку совсем не удивляло то, что здесь говорилось. – Сейчас позавтракаем, а после будете разбираться, кто кому писал и куда.
– Спасибо, к сожалению, не могу. – Андрей Ильич посмотрел на часы. – Через пятнадцать минут за мной придет машина, я должен уехать.
– Уж не ко мне ли собрался, уважаемый? – хмыкнул дед. – Так я вот он, перед тобой.
Лебедев молчал, собираясь с мыслями, разогнанными нежданным сюрпризом. С одной стороны, у него деловая командировка, в которую никак не вписывается затянувшееся пребывание в чужом доме, с другой – цель командировки внезапно объявилась сама и хоть сейчас готова к переговорам. Вот она – торчит перед носом и ухмыляется. Странным образом все происходящее превращалось в фарс.
– Я предпочитаю вести деловые переговоры в офисе, а не в частном доме, – сухо просветил «аудиторию» Лебедев. – Предлагаю встретиться завтра, в девять утра... – и заткнулся. По предварительной договоренности встреча должна была состояться на куницынской территории, где уже побывал представитель «Оле-фармы». Андрей Ильич некстати вдруг вспомнил, с какой завистью описывал профессор Соломатин дедову коллекцию охотничьих ружей.
– Хорошо, – не стал спорить хитрый старик, – где?
С улицы донесся длинный гудок.
– Егор Дмитриевич, документы на препарат с вами? – спросил Лебедев, уверенный в отрицательном ответе.
– Конечно, они завсегда при мне. Правда, только копии, оригиналы надежно упрятаны, ни один ворюга не сыщет, – подмигнул ушлый изобретатель. Лебедев молча кивнул и вышел.
Шофер копошился в капоте, рядом на заботливо подстеленной газете с жирным заголовком «Майские зори» лежали аккуратно разложенные инструменты.
Ознакомительная версия.
