— Ну, хорошо, это твое мнение, — сказала Хелен, явно не желая спорить об Эдварде. Он умер и не о том она хотела поговорить с Одри. — Может мне поговорить с Чедом? — неохотно предложила Хелен.
Одри опустилась на колени перед матерью с надеждой в глазах.
— О, мама, пожалуйста, поговори с ним. Он о тебе очень высокого мнения. Он тебя всегда слушается. Если ты скажешь ему, что он неправ, я думаю, что он исправится.
Хелен покачала головой.
— Я не могу сказать ему, что он неправ. — Когда дочь протестующе взглянула на нее, Хелен продолжила: — Он мужчина, Одри. Я не могу поучать его, как ребенка. Но мне хотелось бы знать, почему он вдруг так увлекся работой. Возможно, это поможет тебе разрешить ваши проблемы.
Одри положила свою голову на колени матери, так же, как делала это много раз в детстве.
— Мне бы так хотелось быть похожей на тебя, — прошептала она. — Я стараюсь, стараюсь, но у меня ничего не получается. — Она подняла глаза, чтобы взглянуть на мать. — Ты такая… такая хорошая.
— Одри, — сказала Хелен, — я не такая. Я не хочу, чтобы ты была такой же, как я. Ты прекрасна сама по себе.
Хелен облегченно вздохнула, когда Петти принесла кофе. А когда коренастая экономка ушла и они перешли к другим темам, напряжение Одри, казалось, спало.
Восторженность Одри была очень привлекательна, как заметила Хелен. Но иногда перемены в ее настроении вызывали тревогу у любивших ее людей. «Во всяком случае, сейчас у нее на это есть причина», — подумала Хелен. Она выберет момент на вечеринке, чтобы поговорить об этом с Чедом.
— Вы же приедете в следующую пятницу? — спросила Хелен. — Надеюсь, Чед не задержится на работе.
— Он будет работать с утра до ночи до самой моей смерти, — ответила Одри. Она рассмеялась, заметив неодобрительное выражение на лице матери. — Не беспокойся, он обещал придти пораньше. Мы приедем на твою вечеринку. — Она замолчала, а потом коварно добавила: — Я думаю, что есть хороший повод для Гари, чтобы приехать домой на твою вечеринку. — Ну? — Она слишком хорошо знала свою дочь, и у нее на лице было написано, что она собирается сказать что-то дерзкое.
— Если он только взглянет на нового садовника, то взорвется, — сказала она, хихикнув так, как делала это в детстве.
Хелен снисходительно проговорила:
— С каких это пор Гари стал интересоваться садом?
— Не садом — тобой. Том смотрит на тебя, как на женщину. Гари же думает, что ты бесполая, и что ты существуешь только для его пользы.
Хелен нервно засмеялась, невольно вспомнив, что она почувствовала в саду.
— У Гари сейчас другой период. Он скоро перестанет относиться ко мне, как к своей собственности. Возможно это произойдет, когда он встретит девушку и влюбится в нее.
— Может быть, — произнесла Одри, пожав плечами. — Но он может вспылить, если заметит, как Том смотрит на тебя… и как на него смотришь ты.
Хелен постаралась скрыть свое смущение. Казалось, что рухнула ее спокойная жизнь, которую она всегда контролировала. И этот контроль был ее защитой. Но внезапно все изменилось. И ей мучительно захотелось сказать каждому — своей дочери, Алтее Филлипс, всему миру — чтобы оставили ее в покое. Она больше не хотела жить такой жизнью. И хотя она знала, что у нее на это не было причин, но она чувствовала, что все это началось в тот момент, когда она увидела в зеркале глаза этого незнакомца.
Хелен прикоснулась к желтым розам, стоявшим в огромной вазе в холле. Дом благоухал розами. У нее всегда были свежие цветы, но сегодня они заполнили весь дом.
Вчерашняя вечеринка удалась на славу. Закуски были изысканными, а вино превосходным. «Эта вечеринка ничем не отличалась от сотни других вечеринок прошлых лет, — размышляла Хелен, — те же люди, те же разговоры». Она отвернулась, раздраженно пожимая плечами от своих мыслей. Даже несмотря на то, что она немного скучала на вечеринке, она оценила усилия ее прислуги. Она уже поблагодарила Петти и Арнольда. Теперь она хотела бы сказать Джо и Тому, что цветы, принесенные ими, обеспечили успех ее вечеринки. Но она откладывала это из-за Тома. Он уже неделю работал с Джо. И уже целую неделю она наблюдала за ним из тени балкона.
Почти каждый вечер он сидел на пороге своего трейлера, тихо наигрывая на гитаре. Иногда Петти и Арнольд, или одна из горничных, присоединялись к нему. Но, казалось, для него не имело значения, слушает ли кто-нибудь его игру.
Она нахмурилась. Что в нем было такого, что притягивало к нему людей? Она соглашалась с тем, что в нем был определенный шарм, но он также был и безответственным бродягой, человеком, которого следует избегать. Именно это Хелен и собиралась делать.
Уже одного его присутствия в ее доме было достаточно, чтобы разрушить ее обычный образ жизни. Время от времени она вдруг обнаруживала, что стоит у окна и наблюдает за ним. Казалось, что он испытывает отвращение к одежде. В первый день своей работы он был одет в футболку и джинсы. Затем он сменил джинсы на поношенные шорты и рубашки без рукавов. Наконец, он вовсе снял рубашку. Хелен не знала, сколько ему лет — где-то от сорока до пятидесяти — но было что-то неприличное в том, что человек в его годы казался таким вызывающе сексуальным.
«Да, определенно его следует избегать» — подумала она, нахмурив лоб. Но она уже слишком долго его избегала. Том так же много работал, как и Джо, чтобы принести цветы из оранжереи и подготовить сад к вечеринке. Он заслужил ее благодарность.
Глубоко вздохнув, Хелен вышла на улицу, пройдя через французские двери на террасу. Она сразу же увидела его. Он поправлял клумбу с фиалками, помятую неосторожным гостем.
Она неохотно подошла и стала за его спиной.
— Том, — позвала она, тщательно себя контролируя.
Он оглянулся.
— Миссис Галлахер? — произнес он в ответ. Его лицо ничего не выражало, но она подозревала, что про себя он опять посмеивается над ней.
Она уставилась в пространство над его головой.
— Я хочу поблагодарить вас за хорошую работу в саду. Мои гости вчера очень лестно отзывались о саде.
— Благодарю, мэм.
Что-то в его вежливом ответе заставило взглянуть на его лицо. Хелен знала, что должна уйти, но вдруг, скорее себя, чем его, она тихо спросила:
— Почему мне постоянно кажется, что вы посмеиваетесь надо мной?
Покачиваясь на каблуках, он пробежал по ней взглядом, задержавшись на ее розовой шелковой блузке и белых полотняных широких брюках, как будто обнаружил, что там чего-то не хватало.
— Я совсем не насмехаюсь над вами, — поправил он. — Я бы вообще не так поставил вопрос. — Он широко улыбнулся, — скажем так, ваша стерильность интригует меня.
