Нет, он сильно не волновался. Если только совсем немного. Но куда же пропала маленькая бестия? Не могла ведь бросить его, раненого, в лесной глуши. У девчонки — доброе сердце. Она не способна оставить человека в беде.
Тем более долго колдовала над плитой. Зачем же готовить ужин, если собиралась исчезнуть?
Только для него? Вряд ли. К тому же он не сможет без нее дотянуться до кастрюли. Лишь вдыхает густой аромат пищи, мучаясь от голода.
Продолжаем. Она ушла без сумки и своих книг. С пустыми руками. Хотя можно допустить, что она вынесла их за дверь, пока он находился без сознания. Но разве можно девушке выезжать на ночь глядя из такой глуши? Нет, Женевьева Боуен вряд ли бы стала так рисковать. Она весьма и весьма осторожна.
К тому же наверняка понимает: их появления в городе ждут. Зачем самой лезть в капкан?
В общем, покидать окончательно домик-убежище сейчас ей нет никакого резона. А путешествовать по лесным дорогам в полуразвалившейся машине тем более.
Воодушевленный такими мыслями, Таггерт обыскал все места, куда мог дотянуться, в поисках «отмычки» для наручников. Увы, не нашел ничего подходящего. Затем Джон исследовал ножки кровати. Если хоть одна сгнила, вырвется из плена. Металл был прочен. Проклятье.
Итак, если Боуен все же не вернется, остается перегрызть собственную руку или до посинения ждать, когда хоть кто-нибудь его здесь обнаружит.
Желваки заходили на скулах. Как он разозлился. Вот уж братья, если он, конечно, еще увидится с ними, поиздеваются: хитрого, ловкого, бесстрашного Джона Таггерта Стила обманула хрупкая молоденькая женщина, и не профессиональный агент вовсе, а обычная владелица книжной лавки. Малюсенькая брюнетка. И винить ему в этом некого, кроме себя.
Боже, как болит голова. После травмы и от переживаний. За последние три месяца было столько накладок. Старина Таггерт совсем сник. Он никак не мог отделаться от чувства полной беспомощности в данной ситуации. Девица нанесла ему удар в спину. А он, дурак, еще пытался очаровать ее своей болтовней. Только полный идиот бросается в реку, не узнав брода и без особых на то причин.
В висках у Таггерта застучало, все тело заныло. Будто его обмотали колючей проволокой. Но Джон приказал себе успокоиться.
Нет, невозможно. Перед глазами постоянно вставало лицо Женевьевы Боуен. А еще он вспомнил, какие у нее восхитительные формы. Уж рассмотреть-то успел. И как они боролись на снегу… Вот это была схватка!
Но, черт возьми. Он забыл правило номер один в их деле — никогда не увлекаться своими подопечными. Позволил работать чувствам, а не мозгам. Надо исправляться. Надо.
Когда вернется Боуен, а она обязательно вернется, он станет обходительным и ласковым, даже вспомнит уроки куртуазности. Но не для того, чтобы стать ее другом или любовником, а чтобы обрести контроль над обстоятельствами, контроль над непредсказуемой особой.
Он не сомневался в своих силах, в своей хитрости. Ему приходилось выпутываться и не из таких ситуаций. В Афганистане, например. Но он не будет рассказывать ей историю своей жизни, не будет описывать ужасы тюрьмы, в которую когда-то попал по недоразумению, не признается в своей неудачной операции в Зари-Пасс, после которой пришлось распрощаться с карьерой военного, и не скажет, почему ненавидит обращение Джи Ти. Это касается только его. А посему он станет вести себя с Женевьевой Боуен сдержанно и дружелюбно, притворится, что признал ее победительницей, усыпит бдительность девушки и… освободится из этого странного плена.
А теперь жди, сказал себе Джон Стил, и закрыл глаза. Сон — лучшее успокоительное.
Ночь навалилась внезапно, словно наверху перерубили канаты, и плотное покрывало упало на землю.
Боуен была на полпути к домику, когда остановилась, давая возможность глазам привыкнуть к чернильной темноте.
Сквозь жужжание двигателя слышался тоскливый вой ветра. Старушки сосны в снежных накидках обступали маленький пикап со всех сторон. Огромные призраки — стражи лесного царства. Из-за верхушек деревьев вдруг появились белые тучи. Они мчались с огромной скоростью, глотая на ходу маленькие яркие звездочки.
Дрожь сотрясала тело девушки. Она замерзла? Да. В пикапе не работала печка. Но было еще кое-что. Пробирающий до костей страх остаться одной в темноте, в такой глуши. К тому же набирала силу пурга. Просто фильм ужасов.
Кроме того, Боуен очень устала. Столько неприятных сюрпризов за последнее время. И куда ее вообще понесло? Кому и что она хотела доказать?
Скорее бы вернуться в теплый, уютный домик. Сейчас даже перспектива делить кров с Джоном Таггертом Стилом не пугала ее. Кстати, его полное имя она узнала из документов, обнаруженных в бумажнике. Пока детектив лежал без сознания, она не удержалась: осмотрела его вещи. Не то чтобы намеренно пыталась узнать полное имя и фамилию сыщика, просто несколько удивило его недовольство по поводу обращения Джи Ти. Хотя, в сущности, ей-то какая разница. Не нравится, и не надо.
Но важным оказался следующий факт: Таггерт, как выяснилось, был частным детективом. Не госслужащим. А значит, никто его особо не ждет с докладом о проделанной работе. Никто не станет всерьез волноваться по поводу его долгого отсутствия. Он сам себе начальник и хозяин.
Женевьева успокоилась. И вот ее грузовичок уже преодолел последнюю возвышенность. И вот она уже рядом с домиком.
Затормозила, выбралась наружу. Какая тишина вокруг.
Боуен поправила рюкзак, шлепавший по спине. На крыльце спрятала свечи зажигания за вязанку дров. Таггерт захочет сбежать? Пусть попробует. Ему придется попыхтеть. Машина-то без свечей не заведется.
Она толкнула дверь и вошла внутрь.
Тихо. Никакой ругани, никаких криков. Лишь потрескивает огонь в камине.
Ее сердце забилось сильнее. Неужели Таггерт каким-то образом освободился и, спрятавшись, ждет удачного момента для нападения?
Однако знакомая фигура на кровати. Длинные ноги, широкие плечи. Она облегченно выдохнула.
Женевьева пересекла комнату и остановилась подле ложа своего обидчика. Его мощная грудь под серой фланелевой рубашкой методично поднималась и опадала.
Девушка немного постояла рядом, приходя в себя, и уже приготовилась уйти, как вдруг темные густые ресницы мужчины затрепетали, взметнулись вверх и зеленые пронзительные глаза воззрились прямо на нее.
— Привет. — Его голос со сна слегка осип. — Вы вернулись?
— Как видите.
Мужчина посмотрел на темное окно и нахмурился.
— Который час?
— Начало восьмого.
— Неужели? — Он поднял руку, и девушка инстинктивно приготовилась к прыжку, но он всего лишь потер лицо. — А кажется, уже глубокая ночь. — Его глаза странно сверкнули. — Вы заставили меня поволноваться, мадемуазель.
