— А что ты думаешь о тайской кухне?
— Знаешь, я никогда не пробовала ее, зато один раз мне удалось попробовать итальянскую стряпню.
— Что, всего один раз?
— Моя семья очень консервативна и отдает предпочтение простой еде.
— Ладно, придется мне заняться твоим воспитанием. Пока ты здесь, я постараюсь расширить твои кулинарные познания.
Джоанна в течение нескольких секунд хранила молчание. Затем ее личико озарилось улыбкой, и она произнесла:
— Хорошо, я принимаю твое предложение, но с одним условием: готовить будем по очереди.
— Что ж, это справедливо.
Их взгляды встретились. По телу Бретта прошла волна тепла, наполняя его безмятежным спокойствием и одновременно неся бурю эмоций.
Казалось, прошла целая вечность, пока Джоанна не моргнула, опустив ресницы, и не встала из-за стола. Только тогда Бретт смог расслабиться и снова начал дышать.
— Чай или кофе? — спросила Джоанна.
Ей пришлось дважды переспрашивать, прежде чем он смог сосредоточиться и понять, о чем идет речь.
— Я буду то же, что и ты, — наконец ответил Бретт.
— Я пью только чай. Но если хочешь, могу приготовить для тебя кофе, — сказала она как раз в тот момент, когда Бретт занялся изучением плавных линий ее тела, таких же ослепительных, как и изгиб нежного ротика. И желал он отнюдь не кофе. Но Бретт вовремя спохватился:
— Спасибо, Джоанна, чай меня вполне устроит.
— А какой ты любишь?
— С молоком и без сахара.
— А сорт? Есть «Даржилинг», «Эрл Грей» и «Ирландский завтрак».
В этот самый момент Бретт наконец понял, что слишком увлекся этой женщиной. Ему было совершенно безразлично, какой чай она принесет. Его волновало совсем другое.
Во всем виновата одна Меган, она сыграла с ним злую шутку. Только она могла додуматься поселить неземную темноволосую фею под одной крышей с молодым мужчиной и заставить его дать клятву, что он и пальцем ее не тронет. Однако чувственность и привлекательность Джоанны не изменят тот факт, что она на двенадцать лет моложе его.
С этого момента Бретт намерился внести некоторые коррективы в создавшееся положение. И начал с того, что на ее повторный вопрос о чае равнодушно ответил, что ему абсолютно все равно. А его единственной реакцией на дымящуюся чашку, которую Джоанна поставила мгновение спустя, было небрежно брошенное «спасибо».
По мере того как настенные ходики, мерно разрывая тишину, отсчитывали минуту за минутой, Бретт начал хвалить себя за железную выдержку. Он обращал на Джоанну внимания не больше, чем на перечницу или солонку.
— Бретт…
Услышав свое имя, произнесенное хрипловатым, чувственным голоском, Бретт встрепенулся. Он тут же забыл о своих намерениях и впился в нее взглядом.
— Знаешь, я действительно не пила прошлой ночью, но как объяснить это похмелье…
Бретт хотел равнодушно пожать плечами, но вместо этого услышал свой голос:
— Ну раз так, смею предположить, что тебе подмешали хорошенькую дозу клофелина.
Джоанна недоуменно воззрилась на него:
— Клофелина? — Она смущенно потрясла головой, и ее волосы заблестели на солнце. — А что это?
Бретт в ужасе схватился за голову. «Господи, должны же быть какие-то законы, запрещающие таким неискушенным простушкам приближаться к крупным городам, и уж тем более к мужчинам», — подумал он про себя, а вслух сказал:
— Какой-то молокосос, вероятно, подмешал наркоты в твой пунш.
— Но в основном я пила колу.
— Из банки?
— Послушай, что ты себе позволяешь? Я, может, и не похожа на светскую даму с изысканными манерами, но элементарные правила хорошего тона знаю с детства. Я пью колу только из стакана, — дала ему гневную отповедь Джоанна.
Осторожность подсказала Бретту, что лучше проглотить улыбку и сохранить серьезный вид.
— Пойми, Джоанна, иногда лучше пожертвовать хорошими манерами и уступить здравому смыслу. Вот что однажды сказал отец нам с Меган, когда мы только начинали осваивать ночную жизнь: «Никогда не принимать напиток на вечеринке от кого бы то ни было, если крышка или пробка на бутылке не на месте, и не оставлять стакан на столе без присмотра».
В глазах Джоанны нарастало беспокойство.
— Но я ведь даже не подозревала, что была пьяна.
Бретт рассмеялся:
— Что ж, в следующий раз будешь знать.
— Другого раза не будет, — серьезно ответила Джоанна. — Я предпочла бы умереть, чем пережить подобное еще раз.
Заметив, что девушка начала мыть грязную посуду, Бретт посоветовал:
— Просто сполосни тарелки и поставь их в посудомоечную машину. Зачем делать вручную то, с чем может справиться техника?
— Ну что ты! С этого места открывается великолепный вид на пляж.
— Вот как, а мы с Меган наивно полагали, что гораздо приятней находиться на пляже, чем созерцать его из окна. Именно поэтому самым первым приобретением мамы была посудомоечная машина.
— Не спорю, — она изобразила на своем личике еще одну потрясающую улыбку, — но я не видела пляжа до шестнадцати лет. Поэтому смотреть на него даже издалека для меня истинное наслаждение. Здесь невероятно красиво!
Все ее внимание было приковано к виду, открывающемуся из окна. Джоанна с каким-то благоговейным восторгом созерцала простирающийся за окном пейзаж.
Внезапно Бретт осознал, что за прошедшие годы перестал замечать окружавшую его красоту. Он, наверное, и не понял бы этого, не окажись рядом Джоанна. Это заставило его оглянуться назад и вспомнить свое детство… Каждая разбивающаяся о берег волна несла дорогие ему воспоминания. Здесь отец учил его и Меган плавать, когда маленький Бретт получил в подарок на Рождество свою первую доску для серфинга…
Его взгляд упал на скалу, видневшуюся на северном побережье пляжа, и еще одно яркое воспоминание всплыло из глубин памяти. Оно вызвало у него улыбку и зажгло желание вернуться в детство.
— Джоанна, у тебя есть старые джинсы и кроссовки? — спросил он.
Стоял прохладный полдень, и с моря дул бодрящий ветерок. Они двигались по покрытым мхом скалам, все еще сырым от утреннего прилива.
— Теперь мне ясно, почему ты просил меня надеть старые джинсы и кроссовки, но может, ты скажешь, куда мы идем? — наконец решилась спросить Джоанна.
Бретт молчал, пока они не перепрыгнули через провал, отделявший их от скалистого уступа. И только после этого сказал, указывая на скалу, поднимавшуюся справа от них:
— Сюда. — Он раздвинул заросли на склоне, и перед ними открылась глубокая узкая впадина. — Мы полезем внутрь скалы.
