Синий! Джулия, ведь он нравится тебе больше всех? Синий, да, дорогая?
Быть матерью и чувствовать сердце своего ребенка: Диана не могла представить ничего более замечательного. Могла ли Джулия вообще различать цвета или Диана просто обманывала себя? Джулия не отвечала на вопросы Дианы. Она издавала звуки, которые, как сказали Диане эксперты, вовсе не были словами. Когда она произнесла «ла», это не означало «цветок»; это был обычный звук.
— Как дела, Диана? — спросил Алан.
— Отлично, Алан.
— Мы с Джулией чуток поболтали.
— Правда?
— Ага. Она говорит, что ты слишком много работаешь. Каждый ребенок в Хоторне мечтает об игрушечном домике, а у тебя дел невпроворот до самого Рождества.
Диана тревожно сглотнула. Нервничая весь сегодняшний день, она не могла поддержать дружескую беседу. Во время обследований Джулии ей становилось очень не по себе. Диана была на пределе, а тут еще Алан — поневоле он напомнил ей своего брата, напомнил, что она осталась одна и обо всем тяжелом, что было связано с ее ребенком. Дожидаясь, пока он не начнет осматривать Джулию, она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
Джулия родилась с дефектами. У этого белокурого ангелочка было расщепление позвоночника и синдром Ретта, состояние близкое к аутизму. Ни тебе разговоров, ни выражений любви. Возможно, любовь присутствовала в тех моментах, когда она целовала лицо Дианы, но Диана не знала, были ли те поцелуи настоящими или просто у нее губки дернулись в результате спазма. Диана была по натуре оптимисткой и при каждом таком лобзании гнала от себя сомнения прочь.
Со дня своего рождения Джулия перенесла тринадцать операций. Неоднократные поездки в больницы — здесь, в Провиденсе, и в Бостоне — и долгие часы ожидания в удручающе одинаковых приемных, проведенные в размышлениях о том, переживет ли Джулия очередную процедуру, не лучшим образом повлияли на душевное здоровье молодой матери. После одной операции у Джулии развилась гидроцефалия[3], и на какое-то время Диане пришлось привыкнуть к шунту в голове ее дочурки, через который выводился избыток жидкости.
Диана, отчаянно желая накинуться с кулаками на Тима, часто говорила сама с собой.
«Привет! Дорогой! Принеси, пожалуйста, губку — кажется, я пролила маленькую миску с водой из мозга нашей дочки. О, так ты ушел совсем? Ну да ладно, я сама принесу».
Сердце Дианы не знало, в какую сторону ему метаться. Она разрывалась между надеждой и яростью, любовью и страхом. Она ненавидела Тима за то, что он сбежал, Алана за внешнее сходство с братом, всех врачей за то, что они могли продлить жизнь Джулии, но не были способны вылечить ее. Но Диана любила Джулию всем своим существом. Ее дочь была невинна и непорочна.
Джулия не могла ходить, держать вещи, есть твердую пищу. Она уже никогда не вырастет. Ее конечности выглядели скрюченными и сломанными; кости в ее теле были искривлены. Тело было ее тюрьмой и ограничивало ее буквально во всем.
Все ее органы были расположены неправильно. Большая часть тех ранних операций потребовалась, чтобы заново соединить ее желудок, мочевой пузырь, кишечник и защитить выпячивающийся мешок на спинке, в котором содержались оболочки головного мозга и спинной мозг ее малышки. Джулия была ребенком-кошмаром для любой беременной матери, и Диана любила ее так сильно, что порой ей казалось, что ее собственное сердце вот-вот расколется на части.
— Ты в порядке? — спросил Алан.
— Просто осмотри ее, — покрывшись испариной, сказала Диана. — Пожалуйста, Алан.
Она сняла с Джулии одежду, оставив на ней только футболку и подгузник. Они были в этой комнате, на этом самом столе, уже много раз. Сейчас Алан хмурился, его чувства были уязвлены. Диана хотела извиниться, но у нее свело горло. Ее желудок выворачивало наизнанку: она была жутко расстроена, ее одолевали страхи и дурные предчувствия, и единственное, что могло облегчить ее страдания, — это ободряющие слова Алана после обследования.
Расстегнув футболку Джулии, Алан приложил серебряный диск к ее впалой груди. Его волнистые каштановые волосы постепенно седели, а очки в стальной оправе съезжали с носа. Частенько в его карих глазах присутствовало загадочное, отстраненное выражение — словно его мысли были заняты раздумьями о высоких материях, но в этот момент он полностью обратил свое внимание на сердце Джулии.
— Ты что-нибудь слышишь? — спросила она.
Он не ответил.
Диана до боли прикусила губу. Это была часть осмотра, которой Диана боялась больше всего. Но она смотрела на него, борясь с волнением и не мешая ему работать.
У Джулии было крохотное тело — ее небольших легких и почек как раз хватало, чтобы сохранять ей жизнь. Если бы она скоро перестала расти, как это предсказал эндокринолог, то таких органов для нее было бы достаточно. Но если она подросла бы хоть на дюйм, ее легкие не справились бы с напряжением, и остальные системы ее организма тоже отказали бы.
— Сегодня у нее хорошее, отчетливое сердцебиение, — сказал Алан. — Ее легкие тоже работают нормально.
— Правда? — спросила Диана, хотя знала, что он никогда не лгал им.
— Да, — ответил он. — Правда.
— Так хорошо или нормально?
— Диана…
Алан никогда не обещал исцелить Джулию. Прогноз течения ее болезни менялся с каждым годом. Вся жизнь Джулии проходила в ожидании того переломного момента, когда она поправится. Иногда Диана не справлялась с напряжением. Ей хотелось пролистать книгу до последней страницы и узнать, что там в конце.
— На самом деле хорошо? — спросила она. — Или нет?
— На самом деле хорошо, для Джулии, — ответил он. — Ты же знаешь, это все, что я могу сказать тебе. И ты лучше любого специалиста понимаешь, что это означает.
— Моя Джулия, — сказала Диана. Новости были настолько хорошими, насколько она ожидала их услышать. На какое-то время она онемела. Волна облегчения окатила ее, и она испытала непреодолимое желание со всех ног помчаться в доки, запрыгнуть в шлюпку и грести по ветру до полного изнеможения.
— До сих пор, — сказала Диана, в ее глазах блестели слезы, — я лишь хотела, чтобы она росла.
— Я знаю… Как у нее с питанием?
— Хорошо. Прекрасно. Молочные коктейли, куриный суп, она все время ест. Правда, дорогая?
Джулия посмотрела на них со стола. Взгляд ее огромных глаз блуждал между Дианой и Аланом. Она глядела на свою мать с чем-то вроде радости и обожания. Ее ручка поднялась, потянувшись к щеке Дианы. Как всегда, Диана не была уверена, хотела ли Джулия прикоснуться к ней или ее движение было обыкновенным рефлексом, но она наклонила голову и позволила маленьким пальчикам дочери потрогать ее лицо.
