– Покажешь завтра, где работал до этого? – спросила она, когда он замолчал.
Согласиться было легко – ему только этого и хотелось.
– Конечно. А сейчас давай я тебе что-нибудь приготовлю, раз уж ты вышла из дома. Болтал целый час, нужно же принести хоть какую-то пользу.
– А есть из чего приготовить? – удивилась она.
– Конечно. Завтра с утра продержимся на старых запасах, а потом привезут свежее. Но пока что все это добро считается новым.
Она склонила голову набок и прикрыла глаза, словно сомневаясь или перебирая в голове множество вариантов. Затем открыла глаза и спросила:
– Что проще всего приготовить?
– Болоньез. Мы здесь не очень часто готовим итальянское – точнее, почти никогда, но этот соус временами заказывают. Он простой и вкусный.
– С чем его подают?
– Его нельзя представить без спагетти.
Она распустила пояс и скинула с плеч плащ, обнажая, наконец, прекрасное бордовое платье, которое все это время было надежно спрятано.
– Я возьму на себя лапшу – справиться с такой мелочью я точно сумею, – с готовностью предложила она. – К тому же, я люблю такую еду. И еще твой луковый суп тоже люблю.
– Ты можешь приходить хоть каждый день, и я буду готовить его специально для тебя.
Ева убрала волосы наверх и вынула из кармана деревянную спицу, от вида которой Адам невольно вздрогнул – показалось, будто он когда-то уже видел ее. Привычным и не менее знакомым движением она закрепила скрученные пряди и расправила плечи. Он сморгнул, прогоняя наваждение.
– Ты так красива, в это просто сложно поверить.
– Вовсе я не красива, – возразила она, и ее слова звучали вполне искренно.
Он не стал убеждать ее в верности своих слов.
Охранник не выгнал их только из уважения к статусу Адама – он был самым опытным поваром в ресторане, и его очень ценили. Они с Евой приготовили спагетти с болоньезом и уселись за самый высокий разделочный стол. Все верно – в ее присутствии все становилось другим. Ему показалось, что ничего вкуснее он еще никогда не готовил, хотя через его руки прошли сотни тысяч разных блюд – за десятилетия работы он наполнил немало тарелок для клиентов со всего мира.
Это вошло у них в привычку – гулять после работы по местам его прошлого. Ева была готова слушать его сколько угодно, но редко говорила о себе, ограничиваясь лишь тем, что уже рассказала в то утро. Иногда она приглашала его к себе, но они еще ни разу не были близки – прогулок, совместных завтраков и бесконечных бесед пока что было достаточно. Как она и заметила, у них было еще много времени, а нетерпеливость и горячность, свойственные юности, уже успели отойти в прошлое. Адам даже не был уверен в том, что когда-нибудь сумеет сделать первый шаг и преодолеть границу, за которой начинались романтические отношения. Ева была для него другом, спутницей, слушателем или собеседником, но любовницей он ее еще не видел даже в самых смелых фантазиях. Чем ближе он с ней знакомился, тем отчетливее понимал, что должен ценить все ее поступки и подарки – даже мимолетные взгляды и намеки. Он не мог требовать большего.
Ева выбирала платья для него. В ее жизни появилось нечто, придававшее ей смысл. И если бы это был обычный роман, то она не стала бы тратить силы и напрягаться, но ей казалось, что она могла бы помочь Адаму, а потому она продолжала прилагать усилия и встречаться с ним. Впервые за долгое время она чувствовала, что чего-то хочет – хочет увидеть его и ощутить все то, что переживает он, когда их взгляды встречаются. Она могла бы наблюдать за ним бесконечно – его восторг первооткрывателя помогал и ей видеть больше, чем обычно. Никто не смог бы сказать точно, кто из них получал больше пользы и радости от этих прогулок.
С тех пор, как не стало девочек, Ева замкнулась. Какое-то время она провела в полной изоляции, утратив человеческий облик и совершенно одичав. Потом начались дни возвращения – она выбиралась из дома, ходила в магазин и пыталась хотя бы походить на себя прежнюю. Внешне ей это удалось – на восстановление ушло примерно два месяца. Но после того как она перестала прятаться за стенами, Ева вдруг поняла, что не может жить в Будапеште – каждый парк, каждый мост, каждый перекресток напоминал ей о тех, кого она потеряла. Она утратила способность радоваться новому дню – жизнь в этом городе опротивела ей. Тогда было принято единственно верное решение – уехать и попытаться вернуть силы в другом месте.
Прага подошла идеально – здесь было много приезжих, и одинокие люди никого не удивляли. В районе Жижков ей удалось найти подходящую квартирку, и она перевезла сюда свой небольшой багаж, к которому в скором времени прибавились разные мелочи, купленные уже на местных рынках. Ее денег должно было хватить на ближайшие месяцы, а о дальнейшем Ева не задумывалась. По крайней мере, старалась не думать.
Поначалу все было хорошо, но позже она стала понимать, что одиночество не идет ей на пользу – тоска стала возвращаться. По утрам ей не хотелось вставать с постели, долгими вечерами она ворочалась с боку на бок, стараясь заснуть. Так она научилась смотреть на ночную дорогу с балкона и пить кофе после полуночи. Отсутствие режима позволяло ей спать по несколько часов днем и примерно столько же ночью – она больше не разделяла сутки на традиционные фазы активности.
Оставалась лишь единственная привычка, пережившая многие месяцы с момента катастрофы – Ева просыпалась в семь часов, словно ей все еще нужно было провожать детей в школу. Не желая оставаться в пустой квартире, она выходила и заказывала кофе в кафе, находившееся на первом этаже дома напротив.
С появлением Адама многое стало преображаться. Подаренное им серебряное кольцо лежало в ее сумочке – она всюду носила его с собой, но никогда не надевала на руку. Ему было хорошо рядом с ней, и она получала удовольствие, осознавая, что дарит тепло и радость такому достойному человеку. Он был вежливым и скромным. Одного этого было достаточно для того чтобы начать уважать его, но в ту ночь, когда она впервые пригласила его к себе, он показал ей еще более ценные качества – честность и сдержанность. Он был щедрым – отдавал всего себя и ничего не ждал взамен.
Понять, почему он остановился именно на ней, было невозможно, и Ева решила принять все, как есть – не искать объяснений и разгадок. Так было проще – она впустила его в свою жизнь, не расписывая планы наперед.
Ей хотелось сделать для него как можно больше, и она старалась отдать ему все, что только могла. Этого было слишком мало, но сейчас она была просто неспособна на нечто серьезное и глубокое. Прогулки, разговоры и редкие завтраки – она знала, что это самое меньшее из всего, в чем он нуждался.
