— Ты бесишь!.. — резко распахнув двери, Лилиана вылетела в коридор, едва не столкнувшись со мной.
Я отшатнулась, немного сока выплеснулось из бокала на поднос.
— Еще бы завтра пришла! — вспылила Лилиана и помчалась к лестнице настолько быстро, насколько позволяли огромные каблуки.
Сок оказался никому не нужным, и я уныло посмотрела на стакан с соломинкой. Наверное, мне лучше уйти…
Я на цыпочках попыталась пройти мимо кабинета, но на пороге уже стоял Богосавец. Сначала я решила, что он собирается бежать следом за невестой, но он устало потер лицо ладонью, глядя на меня.
— Апельсиновый сок? Давай сюда, — он взял стакан, вынул соломинку, бросил ее на поднос, залпом выпил сок до дна и бросил в рот дольку лимона, съев его, даже не поморщившись, а потом неожиданно спросил: — Как тебе на новом месте?
— Все очень интересно, — ответила я, дожидаясь, пока он вернет стакан на поднос, но Богосавец не спешил этого делать. Тогда я робко сказала: — Простите, я пойду, там много работы.
— Подожди, — Богосавец поманил меня пальцем. — Зайди-ка на минутку.
Я несмело сделала шаг, второй и оказалась в небольшом кабинете, где у окна стоял стол, заваленный бумагами, а возле стены — небольшой диванчик, на котором валялась смятая подушка. Стены были завешаны фотографиями футбольных команд и команд поваров.
— Да, кухня — то же футбольное поле, — сказал Богосавец, подходя к столу и усаживаясь в кресло. Он все еще держал стакан и задумчиво крутил его, ловя гранями солнечный свет. — Без хорошей команды не выиграть. Я хочу, чтобы ты играла в моей команде.
— А… я… — у меня пропал дар речи от такого заявления.
Играть в команде Богосавеца!.. Это же… это же… мечта!..
А шеф продолжал:
— Алексей говорит, что попробовал, как ты приготовила говядину по моему рецепту. Но почему ты добавила красный лук вместо белого?
Мне пришлось собраться с мыслями, чтобы сообразить, о чем он говорил — так огорошили меня слова о работе в его команде.
Красный лук вместо белого…
Конечно, говядина в слоеном тесте…
Блюдо, которое совладелец ресторана «Белая рубашка» попробовал в кафе, где я раньше работала, было копией блюда Богосавеца из его передачи «Душевная кухня» — говядина в слоеном тесте.
Красный лук…
Глубоко вздохнув, я сказала, напомнив себе, что даже шеф Богосавец — всего лишь человек, и не надо замирать перед ним в благоговейном восторге.
— Красный лук более сладкий, — сказала я, — а говядина была фермерская. Корова была выращена на натуральных травяных кормах, поэтому вкус у мяса более пряный. Нельзя было забивать этот вкус резким вкусом белого лука, тут требовалось что-то более сладкое — красный крымский лук и немного сахара, чтобы получилась карамель.
Взгляд шефа затуманился, а я боялась дышать, глядя на него во все глаза.
— Да, пожалуй, — кивнул Богосавец, подумав. — Но только на моей кухне ничего подобного быть не может. Никакой импровизации — только рецепт. Поняла?
— Меня еще не допустили к плите, я еще ничего не готовила, — торопливо сказала я.
— Рыба, — напомнил он.
Кровь бросилась мне в лицо, и под испытующим взглядом шефа я почувствовала себя маленькой девочкой, отвечающей у доски, когда урок не выучен.
— Ты порезала рыбу тоньше, чем требовалось в рецепте.
— Да, тоньше, — признала я. — Но филе этого палтуса было гораздо плотнее, чем у остальных. Если бы я порезала кусками обычной толщины, внутри они бы остались сырыми. Ведь все куски жарятся вместе и одинаковое время.
— Никакой импровизации, — повторил Богосавец и поставил стакан на стол.
— Да, шеф, — тут же ответила я и забрала стакан
— Можешь идти, — сказал Богосавец.
— Да, шеф, — я попятилась, посчитав, что сразу поворачиваться к нему спиной — это невежливо.
Именно поэтому я не заметила, как в кабинет кто-то зашел, и налетела на этого кого-то, едва не уронив поднос.
— Осторожнее, осторожнее! — сказал человек со смехом. — А, это Дарья Иванова? Уже на особых поручениях?
— Просто принесла сок, Алексей Аркадьевич, — ответила я, узнав совладельца ресторана, и бочком продвигаясь к двери.
В самом деле, Лёлик — это ему подходило больше, чем помпезное — Алексей Аркадьевич. Он был маленький, плотный, с хорошо наметившимся брюшком, и одевался, как Карлсон — в смешные клетчатые брюки, пиджак и еще нацепил для креативности красную бабочку.
— Считай, это знак особого доверия! — подмигнул он. — Душан, ты уже проэкзаменовал ее? У девочки огромный потенциал…
— Она моет посуду, — отрезал Богосавец.
Лицо Лёлика вытянулось.
Я выскользнула из кабинета, закрыла дверь, но позволила себе задержаться еще на пару минут, потому что мужчины говорили обо мне.
— Душан, зачем посуда? — спросил Лёлик недоуменно. — Девчонка готовит, как Дюкас! Я пробовал! Отвечаю!
Сердце мое сладко забилось после этих слов.
— А я отвечаю за кухню, — раздался равнодушный голос Богосавеца. — Ты забыл, что этот пункт предусмотрен в договоре? И никто из вас не смеет соваться и обсуждать мои решения. Если я сказал, что Дюкас на моей кухне будет мыть посуду, значит, б<…>ть, Дюкас будет мыть посуду. Все ясно?
Последовала пауза, а потом Лёлик рассмеялся.
— Ну ты и сухарь! — сказал он весело. — Ладно, поговорим о другом…
Я отошла от двери на цыпочках, хотя ковер все равно глушил шум моих шагов. Было обидно и грустно, но я не позволила себе думать о резких словах шефа. В конце концов, это и правда его ресторан, а если я хочу стать поваром в его ресторане — мне надо следовать его правилам.
И все равно мысли о Богосавеце не отпускали меня — до тех самых пор, пока я не открыла двери кухни и не услышала, как Йован орет по-сербски:
— Номер Семь! Где сковородка? Где сковородка?! Где этот Номер Семь?!
— Две минуты! — крикнула я в ответ, составляя в мойку стакан и поднос, и бросаясь к сковородке.
4. Поле битвы и солдаты
Все это совсем не походило на «душевную кухню с Душаном». Это был сущий ад. Утром в семь часов сорок пять минут мы все собирались в холле, выстраиваясь навытяжку перед Богосавецом, и он придирчиво осматривал наши рубашки.
Потом были горы тарелок, сковородок, кастрюль, лука, а еще — горы картофеля, горы креветок, горы салата.
Вскоре я поняла, что не все стажеры играли честно. Это стало ясно после того, как вымытые мною ложки перевернулись в третий раз. Поймать злоумышленника я не могла, потому что не всегда находилась в кухне — приходилось бегать в кладовые или на второй этаж с поручениями. К тому же, разборки в кухне «Белой рубашки» гасились на корню, и правило было только одно — чья работа испорчена, тот и виноват, независимо от причин и предпосылок. Немедленно переделать — не возмущаться, не обсуждать, не подозревать коллег. А потом мне и вовсе стало не до вычисления пакостника — я осталась возле мойки одна, потому что Веронику повысили, и теперь она помогала Матвею чистить овощи.
Это была откровенная пощечина моим кулинарным талантам и старанию, но пришлось стиснуть зубы и трудиться дальше, потому что Богосавец проходил мимо, не удостаивая меня даже полувзглядом, а я так мечтала, чтобы он посмотрел, чтобы оценил, чтобы поверил в меня…
Но я мыла посуду. Каждый день.
Елена говорила, что работников по кухне распределяет только Богосавец, да я и сама успела в этом убедиться. Значит, он считал, что я недостаточно хороша, чтобы чистить картошку.
В один из обеденных перерывов нам выпало отдыхать вместе с Вероникой, и пока я разогревала в микроволновке бутерброды с сыром, Номер Два делилась со мной своей первой победой.
— Если меня примут сюда, — говорила Вероника, мечтательно глядя в потолок, пока я заваривала чай, — то года через два я смогу уехать во Францию, в какой-нибудь настоящий ресторан.
— А здесь — не настоящий? — спросила я удивленно.
Она презрительно фыркнула:
— Тут болото, живите сами в своем «совке», — она взяла чашку и бутерброд. — Нет, отсюда надо валить при первой же возможности. Что я в Рашке не видела?
