— У меня есть семья…
— Перестаньте, чудовище! Мир тесен, и потом, я смотрел документы в отделе кадров. У вас брат двадцати двух лет, сестра двадцати лет и мать — активистка в борьбе за права животных. Татьяна Зима выглядит прекрасно. Элегантна, подтянута, энергична, коммуникабельна…
Вот тебе бы ее в секретарши, мстительно подумала практически уничтоженная Полина. Или Галю… А Мишу — в финансовые советники…
— …Сестра — красавица, белокурая бестия. С некоторых пор самая желанная телепередача для меня — прогноз погоды. Брат… ну, тут вам виднее. Живут отдельно, зарабатывают сами. Татьяна Васильевна летает по всему миру с миссиями различной степени благородства. Вы предоставлены самой себе! Об этом неприлично говорить, но по самым скромным подсчетам за три года работы со мной вы должны были накопить… миллиона два? Три? Десять?
Полина скорбно сопела, но в голове против воли вертелась совершенно новая мысль: а действительно, сколько у меня денег?
Ларин подхватил падающее полотенце и погрозил опущенной темноволосой головке Полины кулаком.
— Тем не менее, я не собираюсь вас вынуждать тратить сумасшедшие деньги из своего кармана. Все будет за счет фирмы.
— Нет! Я не могу…
— Успокойтесь, лицемерка! Никаких подарков. Все это будет считаться униформой. Уволитесь — сдадите по описи. За трусы и чулки вычту, в связи с амортизацией и износом.
— Евгений Владимирович…
— Это — приказ номер один. Номер два — на увольнение. Выбирайте.
— Я…
— Считаю до трех — два с половиной…
— Но мне…
— Все. Время вышло.
— Хорошо. Только я… я не умею…
— В вашем возрасте пора учиться. Телефон психотерапевта моей тетки и банковскую карту с неограниченным кредитом вам передаст Наталья Ивановна. Жду вас через неделю!
И босс гордо вышел из кабинета, начисто позабыв о скатерти и босых ногах. Позади него дымились и догорали жалкие обломки того, что раньше называлось «суперсекретарша Полина Зима».
Глава 4
Полина заперла входную дверь и без сил привалилась к ней спиной. Такси довезло ее до самого дома, Наталья Ивановна была неумолима, но, честно говоря, Полина мало что понимала.
Все, что наговорил ей босс… нет, не отсюда. Все, что она натворила на работе сегодня утром, а потом и все, что наговорил ей Ларин, было настолько нереальным, настолько диким и неправдоподобным, что сейчас Полина словно бы раздвоилась. Традиционная скромница и молчунья покорно и с ужасом взирала на картины, проносившиеся в мозгу, свято веря, что это случилось не с ней. С ней всего этого произойти просто не могло.
Вторая же Полина, неведомая и безумная, хулиганка, разгромившая кабинет собственного босса, сорви-голова, совавшая руку в аквариум с пираньями, короче, эта фантастическая Полина пылала гневом и стыдом. Именно так: сначала гневом, а потом стыдом. И стыдилась отнюдь не того, что сделала, — а того, что так и не решилась сделать.
Встать, вытереть сопли и слезы, надменно взглянуть на капиталиста-кровососа, этого хама-миллионщика, и ледяным голосом процедить: «Мое заявление будет у вас на столе через десять минут, а сейчас потрудитесь оставить меня одну…».
Полина ощутила, что в руках у нее какой-то сверток. Поднесла судорожно сжатый кулак к глазам. Конверт с логотипом компании, а в нем небольшой плотный квадратик. Полина медленно распечатала конверт.
Тускло сверкнуло серебро. Платиновая карта на предъявителя.
Она была отличным делопроизводителем. Она разбиралась почти во всем, пусть и не глубоко, но достаточно, чтобы вспомнить: платиновая карта обеспечивается капиталом не менее пяти миллионов рублей. Пять миллионов. Пять лямов.
Евгений Ларин, самодур и хам, отдал ей в полное распоряжение пять миллионов рублей. И еще одну вещь отдал, приказ — за неделю перестать быть Полиной Зимой. Стать другим человеком. Красивой, уверенной в себе, прекрасно упакованной штучкой. Говорящий костыль, инкрустированный бриллиантами.
Можно представить, как они все будут смеяться. Все эти Маши, Даши, Лены и Наташи. И громче всего будет хохотать красавчик Ларин, ее босс и тайная любовь.
Потому что она влюбилась в него с первого же взгляда, и невозможность этой безумной, немыслимой любви приняла так же покорно и обреченно, как всю жизнь принимала все тычки и насмешки младших брата и сестры, постоянное ехидство матери, недоуменное пренебрежение сослуживцев, равнодушное презрение сверстниц — тех самых красавиц, в одну из которых ей велел за неделю перевоплотиться Евгений Владимирович.
Она не зарыдала, не закричала, не швырнула карточку в стену, просто положила ее на подзеркальный столик и побрела, шаркая ногами, в ванную. Встать под горячий душ, смыть с себя вонь тухлого мяса и сегодняшнего позора, забыть, забыть…
Солнце заливало ванную сквозь матовые стекла, и в помутневшей воде тяжело метался крупный серебристый карп. Егор. Ее домашний питомец.
Полина разом забыла все беды и склонилась над ванной.
— Ах ты, бедный мой! Совсем я из ума выжила. Забыла на работе все твои подарки. Душно, да? Грязно тебе здесь, бедолага. Ничего, сейчас…
Она метнулась на кухню, открутила с водопроводного крана старенький угольный фильтр. На первое время сойдет.
Полина пустила воду, предварительно облившись с ног до головы, а потом сунула обе руки в ванну, нащупывая пробку слива. Вероятно, причина крылась в стойком запахе тухлого мяса, привлекательного для любой крупной рыбы, но внешне это выглядело совсем иначе. Егор не метнулся прочь, не забился, пытаясь уплыть от вторгшегося чужака — он проворно и смело подплыл, медленно шевеля плавниками, и начал щекотно тыкаться в голые руки Полины.
Прикосновения эти были так легки и нежны, что она замерла на мгновение, а потом почувствовала, как закипают на глазах слишком долго сдерживаемые слезы. Вот рыба. Бестолковое, как утверждают книги и знатоки, создание. Но этой рыбе глубоко безразлично, как выглядит Полина, рыба просто ей доверяет. Рыба — рыба! — видит в ней свою спасительницу и кормилицу. Рыба рассчитывает на нее.
Она яростно вытерла запястьем слезы, а другую руку осторожно поднесла к спине карпа, он не уплывал, ждал. И Полина погладила его по гладкой серебряной чешуе здорового бока.
— Ты выздоровеешь, обещаю. И мы с тобой отправимся далеко-далеко, туда, где небо синее, а трава зеленая, где нет людей, а в реках течет хрустальная вода. Я тебя отпущу и помашу рукой, а ты плеснешь хвостом в ответ и уплывешь к своим. Ты их найдешь, обязательно. И будешь у них королем. Веришь?
Темно-золотые глаза рыбины смотрели на нее серьезно и доверчиво. Полина проглотила комок в горле и стала раздеваться.
Грязная одежда полетела в корзину, горячие струи ударили по спине, душистая пена одела девушку в жемчужную мантию. Полина яростно намыливалась, бормоча под нос неясные и бессвязные угрозы.
Хотите посмеяться — посмеемся вместе. Похохочем. Ржать, как лошади, будем!
Драгоценности, говорите? О’кей. И еще меха, шелка, натуральная кожа и бархат, парча, все, про что Полина читала в книгах!
Где, говорите, телефон этого психа? И терапевта заодно с ним? Сейчас она ему устроит сеанс одновременной игры на десяти кушетках!
Свежая, румяная, разъяренная девушка с шоколадными глазами вылетела из ванной и недрогнувшей рукой набрала номер, написанный на карточке твердой рукой Натальи Ивановны.
В опустевшей ванной, в прохладной чистой воде медленно парил крупный карп с золотыми глазами. Возможно, это был всего лишь оптический эффект, преломление света в воде, но на физиономии Егора явно читалась лукавая ухмылка.
Чудеса случаются значительно реже, чем настаивают беллетристы, и решимость Полины отнюдь не сделала из нее гордую красавицу в мгновение ока. Напротив, означенная решимость улетучилась в мгновение ока, едва на том конце провода сняли трубку и профессионально приятный женский голос сообщил:
