В пестром ворохе тряпок, кем-то заботливо развешанных в шкафу, ничего невозможно было понять. Я наугад выудила одну вещь, которой оказался бордовый комбинезон и положила его на кровать. Не очень понимала, что именно мне предстоит и соответственно — что хочет от меня Камиль Назарович. Неужели прямо сейчас он намеревался начать водить меня по этим своим приемам, как собачку?
Приняв наскоро душ, я натянула на себя комбинезон. Немного подумав, добавила к нему короткий жакет, ощущая себя спокойнее, когда мои руки и ноги были полностью прикрыты одеждой. Хотя и понимала — от Исаева меня это не спасет. Тем более что он уже видел куда как больше…
Ощущая, как краснею, я поспешно вышла из комнаты и, спустившись вниз, постучалась в дверь кабинета.
— Входи! — донесся до меня голос Камиля и я толкнула тяжелую деревянную дверь.
Кроме Исаева в комнате оказался еще один мужчина. Он сходу окинул меня критичным взглядом и, остановившись на моих ногах, отчаянно всплеснул руками.
— О, Божечки! Какой ужас! Почему эта девочка босая???
Он верещал так возмущенно, будто увидел перед собой таракана. Я же кинула на Исаева недоуменный взгляд, не понимая что происходит и кто вообще этот человек?
— Камиииииль! — протянул, между тем, незнакомец тоном умирающего лебедя. — Не ожидал от тебя такого! Как ты мог поскупиться на туфельки?!
Я же стояла, ожидая, когда хоть кто-нибудь здесь заговорит человеческим языком.
Наконец Исаев спросил:
— Марина, почему ты без обуви?
— Но мы же дома… — объяснила, будучи не в состоянии понять, что я сделала не так.
— О. Мой. Бог! — снова запричитал незнакомец. — Милочка, а на приемы ты тоже будешь без обуви ходить?! Камиииииль, ты не предупреждал, что все настооолько запущенно!
— Остынь, Пьер, — поморщился в ответ Исаев и, переведя взгляд на меня, добавил:
— Марина, это твой учитель по этикету.
Господи! Так он не шутил, когда говорил об этом вчера? Впрочем, я уже успела убедиться, что Исаев вообще не склонен к шуткам.
— Ему бы самому манерам поучиться, — буркнула себе под нос, не сдержавшись.
Глаза Камиля странно блеснули металлическим отсветом, но он ничего не сказал. Зато…
— Что ты сказала, дорогуша? — мигом отреагировал этот, страшно сказать, Пьер. И даже не Безухов. Пока что…
— Это обязательно? — уточнила я у Исаева, не реагируя на «учителя».
— Конечно обязательно! — воскликнул неБезухов вместо Исаева. — Ты только посмотри на себя! Работы непочатый край!
— Без этого никак, Марина, — произнес веско Исаев, но я успела заметить, как он спрятал в кулак улыбку. — Приступайте, а я понаблюдаю.
— Сааадись, дорогуша, — скомандовал мне Пьер, кивая на стол, где уже были разложены десятки столовых приборов.
Прикусив губу, чтобы чего-нибудь не ляпнуть, я присела и пододвинула стул ближе к столу.
— Кошмаааар! — тут же возопил пока еще не Безухов. — Это слишком громко! И тебе стоило дождаться, когда я помогу!
Я кинула на него мрачный взгляд:
— Ну простите, что не умею читать мысли и не догадалась, что вы намерены помочь.
— Фу, какая дерзкая! — поморщился Пьер. — Ну, что ты перед собой видишь?
Я пробежалась взглядом по куче столовых приборов и констатировала очевидное:
— Вилки и ножи.
— Ну понятно, что не чашки и ромашки! — простонал он в ответ. — Назови, для чего каждая вилка и нож!
Я рисковала показаться полной невеждой и все же не желала притворяться тем, кем не являюсь. Поэтому сказала, как есть:
— Я не знаю.
НеБезухов тут же обреченно закатил глаза:
— Оу май гад, оу май гад! Исаев, где ты взял это залежавшееся сокровище?!
— Простите, а вы тут разве не для того, чтобы учить меня тому, что я не знаю? — невинно похлопала я глазами на Пьера.
Исаев хмыкнул. НеБезухов застонал.
— Вам дурно? — любезно полюбопытствовала я.
— Конечно дурно! Какая плохая, плохая девчонка! — шлепнул он меня по руке.
— Только не наказывай ее, — послышался глубокий голос Исаева. — Это моя прерогатива.
Я замерла, надеясь, что не покрылась краской с головы до пят. При этом ясно ощущала на себе взгляд Камиля Назаровича — так, словно он меня касался.
— Оооой, ты же знаешь, я не по этой части! — кокетливо хихикнул Пьер. — Лаааадно, дорогуша, запоминай!
И затараторил:
— Столовая вилка, закусочная вилка, вилка для рыбы, устриц, клубники, лимона, морепродуктов, мороженого, лобстеров, салатная, десертная… Повтори!
— Абыр валыг курыг кирдык, — послушно отчеканила я.
Снова знакомый смешок. И следом — возмущенные вопли неБезухова:
— Чтоооо?! Что говорит эта девчонка? Я не понимаю!
— Я тоже ни слова не поняла из вашей речи, — парировала невозмутимо.
— Дееерзкая! — простонал снова Пьер. — Окееей, еще рааааз…
Через час мучений он наконец решил, что хватит. С меня — знаний, а с него — нервов.
— Продолжим завтра! — возвестил Пьер, прежде чем вылететь из кабинета как пробка из бутылки.
— Ну, что скажешь? — поинтересовался у меня с другого конца стола Исаев.
— Считаю, что он дал мне не все информацию по вилкам, — заметила я, не глядя на него.
— Вот как?
— Ну да. Я так и не поняла — которую из них можно воткнуть ему в глаз?
Исаев вдруг рассмеялся — низким, интимным смехом, от которого по спине у меня прокатилась волна мурашек.
— Он тебе не понравился, да? — уточнил Камиль и голос его вдруг оказался совсем рядом.
— Как и я ему, — безразлично пожала в ответ плечами.
— Ты удивила меня сегодня… Плохая, плохая девчонка… — насмешливо повторил Исаев слова Пьера и я осознала, что он уже нависает надо мной. Так близко, что я слышу его парфюм.
— Я… мне… мне надо в больницу! — заявила поспешно, вскакивая со своего места.
Он вздохнул и в этом вздохе мне почудилась досада.
— Я попрошу своего шофера тебя отвезти, — произнес он вслух.
— Не надо! Я сама!
— Ты водишь машину?
— Нет…
— Значит, сама отсюда не доберешься, — констатировал он спокойно. — Так что перестань перечить и делай, как я говорю… девочка.
И мне не осталось ничего иного, как молча это принять. Очередное напоминание о том, что я — лишь бесправная вещь.
Часть 8. Камиль
Мне нравилось то, как ведет себя Марина, но совершенно не нравилось, как она себя при этом чувствует. Совсем не нужно было быть психологом, чтобы видеть — каждую секунду Марина напряжена. С одной стороны, это было объяснимо, учитывая то, что предшествовало ее появлению в моем доме. С другой… я не сделал ничего плохого и даже когда был на грани, умудрялся каким-то чудом сдерживаться.
Хотя, от воспоминаний того, как Марина кончала от прикосновения моих пальцев, как стонала мне в рот, у меня до сих пор сносило крышу.
Утром следующего дня, когда Пьер в очередной раз сбежал с поля боя, я отдал указание принести нам с Мариной завтрак и тихо, но беспрекословно сказал:
— Мы уезжаем на пару дней. Вдвоем. Едем за город. С собой возьми пару вечерних нарядов и что-то удобное. Будут самые обычные развлечения для богатых на вилле моего партнера по бизнесу.
Я поморщился от того, как, должно быть, для Марины прозвучали эти слова. Она вскинула на меня взгляд, поджала губы, но прежде чем запротестовала, я добавил:
— От тебя ничего особенного не требуется. Можешь даже отпустить пару своих шуток в присутствии его гостей, я не против.
Растянув губы в улыбке при воспоминании о том, в каком ужасе был Пьер, когда Марина выдавала что-то в своем духе, я внимательнее посмотрел на сидящую за столом девушку. Она хмурила брови и по ее виду можно было точно сказать, что от моей затеи она не в восторге.
— Я не могу уехать. Мама.
Ах, вот оно что.
— Я справился о ее здоровье. Она в стабильном состоянии, пара дней ничего не изменят.
Вышло сухо и безэмоционально, но я взаправду не видел проблемы в том, чтобы Марина уехала на два дня.
