— Как я уже говорил до того, как меня так грубо прервали, мне любопытно: зачем отдавать то, что ты у меня украла?
— У тебя я ничего не крала. Я украла со склада.
— Склад принадлежит мне.
— Нет, склад принадлежит подставной корпорации.
— Я владелец подставной корпорации.
— Одной из многих, — сухо замечаю я.
— Да. Слишком многих, чтобы уследить. Честно говоря, я даже не знал о фабрике, пока ты не провернула этот трюк.
— Всем занимаются твои приспешники, да? Ищут способы отмыть свои грязные деньги?
— Что-то вроде этого.
— Ну, если тебе интересно, у тебя их девяносто шесть.
— Фабрик подгузников?
— Подставных корпораций.
Он делает паузу, изучая выражение моего лица. В его собственном читается растущий интерес и, полагаю, могло бы быть проблеском уважения, если бы я не знала лучше.
— Ты изучала меня, маленькая воришка?
— Что-то вроде этого.
Не обращая внимания на то, как я бросила ему в ответ его же собственные слова, он говорит:
— Зачем?
— Как правило, я изучаю информацию перед работой.
Он таращится на меня с той же свирепой сосредоточенностью, какую я чувствовала в ресторане. Его внимание подобно физическому воздействию. Электрические разряды проносятся по моим нервным окончаниям.
— Что еще ты выяснила обо мне в своих исследованиях?
Мой характер — вспыльчивый даже при самых благоприятных обстоятельствах — дает о себе знать.
— Я могу рассказать, чего не обнаружила.
— Что именно?
— Что ты такой раздражающе болтливый. Ты собираешься убивать меня или как? У меня есть дела поважнее, чем болтовня с такими, как ты.
О, боже, как же хорошо наблюдать как выражение изумления пересекает его злые, точеные черты… Это сладко, сладко, сладко.
Бьюсь об заклад, он не помнит, когда в последний раз кто-то проявлял к нему неуважение.
Особенно девушка.
Один балл в пользу женщин.
Мое чувство удовлетворения резко обрывается, когда он хватает меня за обе руки и затаскивает к себе на колени.
Он так крепко стискивает меня, что я охаю.
Он огромен и невероятно силен, поэтому легко удерживает меня, даже когда я вырываюсь и борюсь.
От моих визгов и ударов по двери, таксист в панике кричит:
— Эй! Никаких грубостей! Я съеду на обочину и вышвырну вас обоих!
— Остановишься, приятель, и получишь пулю в лоб, — спокойно говорит Лиам. — Продолжай ехать.
Когда брызжущий слюной водитель поворачивает руль и тормозит, направляясь к обочине, мой похититель добавляет:
— Я Лиам Блэк.
Через тридцать секунд, находясь в ловушке цепких рук Лиама, пока такси на максимальной скорости движется по улице, я киплю от злости.
Лиам смотрит на меня, беспомощную, сверху вниз.
— Отвечай на мой вопрос.
— Нет.
— Нет?
Судя по его тону, он не может решить, расстроен он или удивлен моим категорическим отказом. Какое-то время он пристально изучает мой профиль, а потом вдруг говорит:
— Ты меня не боишься.
Он произнес это так, словно только что открыл затерянную Атлантиду. С удивлением, сомнением и — как ни странно — с оттенком гордости.
— Скажем так, я всецело уважаю твою способность делать людей мертвыми. А теперь отпусти меня.
— Значит, ты можешь просто так вломиться к ничего не подозревающей жертве и украсть товары по уходу за младенцами?
— Значит, я могу просто так ткнуть большими пальцами тебе в глаза.
— Такая жестокая, — цокает он.
— Не я только что угрожала жизни водителя.
— Никто не совершенен.
— Особенно ты, парень, который собирается зацементировать мои ноги и бросить меня в реку Чарльз.
Он наклоняется к моему уху и хрипло шепчет:
— Это будет водохранилище, а не река. Но ты уже поняла, что я не причиню тебе вреда. А теперь ответь на мой долбанный вопрос о том, почему ты отдала то, что взяла у меня, прежде чем я переверну тебя на своих коленях и сделаю что-то действительно жесткое. Что, будем честны, доставило бы удовольствие нам обоим.
Затем он глубоко вдыхает у моей шеи и с явным удовольствием выдыхает.
Мой дар речи потерян.
Мое лицо пылает, сердце колотится, и я не могу заставить себя произнести ни слова.
Я, девушка, которая может поболтать о чем угодно — от удаления зубного нерва до похорон — не могу найти способность говорить просто потому, что хладнокровный убийца обнюхал мое горло.
В его одеколоне наверняка содержится какой-то изменяющий сознание вещество.
— Я... Я...
Он скользит кончиком носа по мочке моего уха, распространяя мурашки по моему телу.
— Хм?
— Прекрати, — сдавленным голосом прошу я.
— Прекратить что?
Весь такой из себя невинный, бессердечный сукин сын.
— Отпусти меня!
— Если ты ответишь на мой вопрос, я тебя отпущу.
— Неужели? — удивляюсь я.
— Нет. — Его гортанный смех полон самодовольства.
В такие моменты я жалею, что не обладаю сверхспособностями. Было бы так чудесно, если бы пара ядовитых колючих щупалец обвилась вокруг его толстой, самодовольной шеи.
— Значит, помимо того, что ты в принципе плохой парень, ты еще и лжец.
— Да. Издержки профессии. Но не тебе судить, моя маленькая болтливая воришка.
Его губы двигаются по чувствительной коже под моей мочкой уха, поднимая волосы на затылке и учащая мой пульс.
Потом я понимаю, что он сказал «моя воришка», и мое сердце совсем останавливается.
Потому что он способен проделать со мной вещи гораздо, гораздо хуже, чем утопить в реке Чарльз. Внимание такого человека, как Лиам Блэк, не обязательно должно закончиться кровью.
