Что, черт возьми, было в моей водопроводной воде этим утром? Слишком много железа? Сегодня я словно магнит привлекаю чертовски стремное дерьмо.
Гвидо, возможно, был до смешного хорош собой, но по сравнению с тем парнем в костюме… я резко выдохнула. Он не шел ни в какое сравнение. Парень в костюме заставил меня почувствовать неловкость. Уязвимость. Оттого возникло чувство, будто меня оценивали. Но я не чувствовала ровным счетом ничего, когда смотрела на Гвидо. Он был привлекателен лишь внешне. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Я редко испытывала к кому-либо какие-то чувства. Как один из моих приемных родственничков описал меня? Была эмоционально мертвой.
Гвидо вынес майку в рамке наружу, за ним последовала Вайолет, которая придержала дверь, чтобы она не закрылась. Скарлетт остановилась, когда подошла ко мне. Казалось, она хотела что-то сказать, но заколебалась. Вайолет позвала ее по имени и, прикусив губу, поблагодарила за помощь и ушла. Хотя я могла бы поклясться, что она сказала что-то вроде «До скорой встречи».
Когда они ушли, я ожидала, что Каспар тут же меня выставит, но через минуту он сел рядом со мной с чашкой кофе в руке.
— Читала это? — Он постучал по моей голове газетой, вероятно, испачкав мне лоб типографской краской.
Вздохнув, я села и взглянула на заголовок. Да. Убийца в Нью-Йорке. Как насчет этого? Может быть, он сделает мне одолжение и навестит меня в следующий раз. Сегодня я была чертовски саркастична, но так как это ни к чему не привело, я решила прикусить язык.
— Фаусти, — сказал он. — Тебе знакомо это имя?
Я хотела было спросить, какое отношение имеет имя Фаусти к заголовку, но промолчала. У меня не было сил вести с ним светскую беседу. Мой мир взрывался вокруг меня, и я ждала, что одна маленькая искра подожжет меня, так как казалось, что по моим венам вместо крови струился бензин. Эта бесполезная болтовня была похожа на замедленную съемку, пока конец медленно приближался ко мне. Мне хотелось бежать, чтобы спасти свою жизнь, но проблема была в том, что бежать мне было некуда.
— Они думают, что это кто-то из мафии совершает убийства. Или одна мафиозная семья точит зуб на другую, — вздохнул Каспар. — Не то чтобы милая девушка, которая только что ушла, имела к этому какое-то отношение. Она знаменитая балерина, но этим миром правят люди ее мужа. Это навело меня на определенные мысли.
— Не напрягайся, — сказала я.
Каспар рассмеялся. По большей части он понимал мое чувство юмора.
— Ты же знаешь, что это не связано с тобой лично, — сказал Каспар вполне искренне. Он пододвинул чашку поближе ко мне.
Когда я заглянула в чашку, в ней лежали четыре десятидолларовые купюры. Я уставилась на них, не зная, что сказать.
— Считай, что это комиссия за то, что ты приняла заказ у Фаусти. — Он помолчал минуту или две, а потом откашлялся. — Я не могу на тебя положиться, Мари. Арев, она больна. И ты это знаешь. Я должен быть с ней сейчас. Химио… — он не закончил мысль. — Мой сын скоро приедет мне на смену, чтобы возглавить мое дело. Я не могу поручить ему дело с непрофессиональным работником под боком. Это было бы несправедливо.
Встав, я похлопала Каспара по голове, не имея сил кормить его жалкими отговорками. Правда, сегодня я опоздала из-за таинственного парня в костюме и этого проклятого бифштекса, но последние пару месяцев я училась в местном колледже. Мое учебное расписание не всегда совпадало с рабочим графиком.
Я хотела сделать что-то стоящее, но была слишком труслива, чтобы кому-то рассказать о своем намерении. Если я потерплю неудачу, я спрячу ее в своем метафорическом шкафу, который и так набит скелетами. Именно это я и собиралась сделать — оставить тайну там. Я никак не могла продолжать дальше.
Какой в этом был смысл?
Падение на дно не всегда заставляет тебя подниматься вверх, как утверждают люди. Иногда оно давит на тебя и погребает под пеплом. Безнадежность была бременем, которое не позволяло мне двигаться вперед.
Собрав сумку, я встала в дверях с чашкой кофе в руке. Я была настолько погружена в негатив, что даже этот маленький лучик доброты не мог найти во мне отклик.
— Надеюсь, Арев поправится, — сказала я и вышла, дверь за мной звякнула.
Нет, нет, нет, нет! Тяжело дыша, я бросила рюкзак на землю. Мое сердце, казалось, вот-вот разорвется.
***
Черт! Замки в убогой квартирке, которую я снимала, поменяли.
Однако слово «квартира» слишком приукрашено. На кухне, состоящей из ржавой плиты и еще более ржавого холодильника, стояла раскладушка, а ванная комната, вероятно, была построена, когда водопровод в доме был только изобретен. Это было немного, но она была моя.
Моя означало, что я не буду торчать на улице всю ночь. Моя означала, что я не буду скакать от одного ночного заведения к другому, надеясь, что мои деньги не кончатся до восхода солнца, чашка кофе за чашкой, чтобы я могла оставаться в том или ином заведении, а не бродить по улицам. Моя означала, что по большей части я в безопасности. Это была не самая лучшая часть города, но я держала голову опущенной, рюкзак не выпускала из рук, как и дерьмовые ботинки на ногах, пока брела вперед, обдумывая свои дальнейшие планы. А теперь?
Выперли. Меня. На. Улицу.
Кто бы ни сказал, что дьявол наносит удары трижды, он, черт возьми, именно это и имел в виду. Я была убеждена, что парень из пятизвездочного ресторана (не тот, что в костюме, а другой) — сам дьявол и начал транслировать этот день прямо из ада.
Тогда реальность нанесла мне хороший удар и сделала мои проблемы слишком очевидными. Я не могла дышать. Жара дня, казалось, давила на меня, оживая жужжащим звуком. Кислород у меня почти выбили из груди. Мое зрение то появлялось, то исчезало. Пот лил с меня градом и пропитывал одежду. Моя дурацкая бейсбольная майка, потрепанные джинсы и чересчур тесные ботинки после этого будут вонять еще хуже.
Может ли слишком тесная обувь вызвать головокружение? Перекрыть кислород в мозгу? Или Нью-Йорк в огне?
— Безумные мысли, Мари, — сказала я. — Перестань производить безумные мысли.
Когда я посмотрела вниз, я каким-то образом соскользнула на пол перед своей квартирой, разом обессилев. Ушла. Ушла. Ушла.
Меня тошнило от того, что я всегда на шаг опережала преследующего меня дьявола. Мне надоело бороться каждый день только для того, чтобы меня коснулся этот ад. Каково это — столько лет и столько беготни… И какая от этого польза? Никакой. Он все равно меня догнал.
Открыв сумку, я порылась в ней в поисках дневника.
Нет, нет, нет!
Мои пальцы судорожно сжались в попытке взять то, что я всегда держала при себе. Я это отчетливо понимала. Заколка в виде бабочки, новая пачка цветных карандашей, книжка-раскраска, жвачка, ручка. Он должен быть здесь. Но его не было на месте! Еще одна моя вещь пропала! Мое священное место, где я хранила все свои мечты, желания и вещи, за которые я была благодарна, пропало!
Это было глупо, я знала, но это было то, за что стоило держаться… то, что было моим. Как и паршивая работа, и слишком тесные ботинки, и эта крысиная дыра, которая в настоящее время удерживает меня в вертикальном положении.
Думай, Мари! Когда он был у тебя в руках в последний раз? Я мысленно потянулась за ним, пытаясь вспомнить, когда в последний раз писала в нем. Наверное, сегодня. Перед тем как отправиться в «Хоумран» Черт! Я оставила его рядом с Верой в «квартире».
Как будто судьба знала, что моя жизнь сегодня взорвется, и говорила: «Оставь свою Книгу добра позади, малышка. Что менее болезненно, когда тебе приходится смотреть, как твои мечты сгорают дотла вместе с остальной жизнью».
Я понятия не имела, почему так привязалась к этой глупой книжонке. То же самое касалось и Веры. Не то чтобы в моей жизни было что-то хорошее, что я могла бы назвать своим, но с ней я чувствовала, что могу. В этой книжонке была возможность для чего-то лучшего. Это был шанс, что со мной может случиться что-то великое, или я смогу сделать это для себя, если только смогу сделать два шага вперед.
