А сейчас я ничего не достойна... Как хорошо, что я не могу уже плакать.
Потом он обращается к матери:
-Чтобы через час этой б***ищи, здесь не было. У твоей матери осталась коммуналка? Вот туда ее отправь. И денег дай пять тысяч. Больше не давай. Кое-что из вещей ей с собой дай, что похуже. И пусть проваливает.
Мама бледнеет:
-Илюша, она же наша дочь!
-Нет у нас больше дочери! Тебя что-то не устраивает, уезжай с ней. А эта пусть живет, как хочет.
Он подходит к бару, наливает себе выпить и рычит:
-Вон пошли, шалавы!
Как только мы выходим в коридор, я осмеливаюсь спросить:
-Как же так, мам?
Но и она шипит на меня разъяренной кошкой:
-Ты сама во всем виновата! И не думай, что я мужа на тебя променяю. Как сказал отец, так все и будет.
Она идет вместе со мной в комнату, собирает мои вещи, пока я сижу у себя на кровати, уставившись в одну точку. Она заставляет меня сходить в душ и переодеться. Я им такая не нужна. Я беру свой старый телефон, в карман мне мама кладет ровно пять тысяч рублей, передает мне чемодан и спрашивает:
-Адрес помнишь? Вот ключи. Езжай, Лера.
-Мам, такси мне вызови. Я не доеду. Ты бы знала, что со мной делал тот мужчина.
-И знать не хочу. Но машину вызову и оплачу. Больше сюда не приходи. Илья не передумает.
Не дожидаясь машины, она провожает меня. Идя по дорожке, я слышу хлопок входной двери. Это за маленькой дурочкой опустился занавес. Бреду к воротам, еле переставляя ноги. С неба валит крупный снег. Лечь бы в него и уснуть. Зачем я нужна?
Но сажусь в такси и еду в свой новый дом. Почему я не умерла?
А еще несколько часов назад я боялась смерти.
Теперь у меня рухнули не только розовые замки. Теперь у меня рухнул весь мир.
Глава 4
Лера
Я захожу в коммуналку. В коридоре свалены какие-то вещи, мне в нос ударяет затхлый запах и еще один - запах перегара. От папы так часто пахло по утрам, пока он не приведет себя в порядок. Но... я им больше не дочь. Он сам так сказал.
Я иду по коридору, пару раз спотыкаюсь о какие-то коробки. В квартире тихо. Неожиданно мне навстречу выходит полная женщина лет 40. На ней надет халат, расстегнутый на груди. У нее опухшее лицо, и рядом с ней вонь становится непереносимой.
- Ты кто такая? - слышу я грубый голос.
Мне надо добраться до бабушкиной комнаты.
- Я внучка Любови Васильевны.
- Так, она же померла 5 лет назад.
- Я знаю, - отвечаю и иду к комнате 5.
Там жила моя бабушка. Папа ее не любил, поэтому она доживала свой век здесь, пока мама не знала, какую икру ей выбрать для Илюши на завтрак: красную или черную.
- А ты теперь, что ли, здесь жить будешь? - не отстает тучная дама, - Приперло? Ну, не куксись, не куксись. Ты только осторожней. И дверь в комнату всегда запирай. Вечером придет Евсеевич, он мужик тертый, как бы не испортил тебя. Парень у тебя есть?
Да что она привязалась ко мне?
- Нет у меня никого.
- Сирота, значит.
- Извините меня, я устала очень, - говорю ей.
И закрываю дверь перед ее носом.
Я часто здесь бывала. Бегала тайком после школы и помогала бабушке, чем могла. Мама к ней почти не ездила. Когда меня ловили на том, что я ходила сюда, то меня ругали и наказывали. Ведь папа не велел! А я все равно ходила, стараясь не попадаться.
Никогда не думала, что настанет момент, когда я не захочу жить. Как так можно, не хотеть жить?! Какой же я наивной была. Вот сейчас я не хочу. Наверное, моя жизнь была слишком сытой и спокойной.
Я села на бабушкин диван. Не снимая обувь, в одежде легла на него, свернувшись калачиком. Бабушка бы наругала. Но ее нет. Никого нет. Да и меня тоже нет. Эта поломанная девочка - не я.
И заснула.
Проснулась из-за громкой музыки и пьяных голосов. И это теперь моя жизнь? Так будет всегда?
Мне хотелось в туалет и пить. Но выйти из комнаты было страшно. Я порылась в сумке и нашла бутылку с водой. С жадностью попила. А потом вспомнила, что у бабушки где-то должно быть ведро. Я помнила почти все, как будто была здесь только вчера. Уже стемнело. Я, подсвечивая себе телефоном, нашла ведро и пописала в него. Завтра уберу, когда все разойдутся. Судя по голосам, там мужчины. А они все - бездушные монстры.
Несмотря на шум, я снова уснула. Спала беспокойно. Мне снилось, что за мной вернулся насильник. И его друзья. И что теперь они делают со мной это всей толпой.
Я проснулась и прислушалась. В квартире было тихо. Я сходила в туалет. На трусиках было немного крови. Внутри было дискомфортно, и болел живот. Но кому жаловаться? Я вылила мочу и помыла ведро. Есть не хотелось, однако, сколько я уже без еды?
Я, преодолевая себя, вышла из дома. Здесь во дворе был маленький магазинчик. К моей радости он остался на прежнем месте. Только сменил название. Я зашла внутрь. За прилавком стояла та женщина, что я видела вчера.
- Привет, соседка! - бодро поздоровалась она.
- Здравствуйте! - несмело пролепетала я.
- Меня тёть Люда зовут.
- Лера, - представилась ей в ответ.
- Тебе что дать?
Я посмотрела на продукты и на ценники. И пришла в ужас. На сколько времени мне хватит денег, что мне дали? А дальше? Что я буду делать дальше?
- Я... Мне полбатона, чай, сахар и колбаски. Немножко.
Надо посмотреть шкафы в комнате. Может, там что-то есть. Какие-нибудь крупы. Хотя, наверное, пропало все.
А ведь надо будет еще за комнату платить. За продукты я отдала 400 рублей, и ведь ничего не купила.
- Если Евсеич будет доставать, зови меня, я его утихомирю, - напутствовала на прощание соседка, - Я а третьей живу.
- Хорошо. Спасибо.
Я вернулась к себе и снова уснула. Я только и делала, что спала.
И ждала, что мне позвонят родители. Но они не звонили. Сама я напоминать о себе не осмелилась.
Зато позвонили из университета и спросили, когда я приду на занятия. Я ответила, что ходить не буду, а за документами приду позже. Я понимала, что со мной что-то не в порядке. Я не могла находиться рядом с мужчинами, не выносила, когда кто-то подходил слишком близко, пугалась громких звуков, не могла есть. Мне нужна была помощь. Но кому я была нужна?
Спустя две недели я решила помыться, преодолев брезгливость. Сантехника и в ванной, и в туалете была в таком ужасном состоянии, что каждый раз, как я ее видела, вызывала у меня рвотные позывы.
Я посмотрела на ютубе, как почистить ванну, и минут 40 оттирала ее. До сверкающей чистоты ей все равно было далеко, но я хотя бы искупалась.
Выйдя из ванной уже одетой в брюках и толстовке с полотенцем на голове, я увидела худого лысого мужчину лет 40.
Он осклабился, как только меня увидел:
- Так вот ты какая, мышка. Иди сюда, познакомься с дядей Евсеичем.
Это мне сразу напомнило Демида. Как он со мной знакомился.
Я прошмыгнула мимо к двери своей комнаты. Благо, она располагалась ближе, чем стоял он.
- Эй, куда же ты? - окликнул он меня.
- Чего ты пристал к девчонке? Видишь, она от страха трясется. Пойдем лучше ко мне, у меня водочка есть, - вмешалась тёть Люда.
Он зыркнул на меня, но зашел к ней. И несколько часов я слушала их пьяный хохот, сменявшийся характерным скрипом кровати, который я уже не могла перепутать ни с чем, и возгласами женщинами: "Какой ты, мужик!" Или вообще нецензурщиной.
Я накрыла голову подушкой, потому что под эти звуки слишком отчетливо вспоминала, как внутри меня движется чужое тело, причиняя боль, и почти слышала чужое дыхание, опалявшее мне кожу.
На следующий день был мой день рождения. Мне исполнилось девятнадцать. Тоскливее праздника не придумать. Не было ни приема, ни гостей, ни нарядного платья, ни кучи подарков. Не было ничего. И я ждала, что хотя бы мама позвонит и поздравит, спросит, как я. Но целый день была тишина, хоть я и не выпускала телефон из рук. Неужели ей для меня жалко даже несколько слов? Как же так?
