– Что?
– Я хочу знать о вас больше. Вы же сами сказали, что я могу говорить и делать, что хочу. Я хочу знать, что вы любите в еде?
– Ты стоишь передо мной полуодетая, я пытаюсь тебя совратить и сделать нашу встречу более проникновенной, а ты про еду, – закатывает глаза. – Охренеть просто.
В следующий момент Зорин, видимо, не выдерживает и уже пьет вино прямо из бутылки.
– Давай так. Ты хочешь знать обо мне больше, но у меня тоже есть свои хотелки. Ответ – вопрос, но ты называешь меня на «ты» и по имени.
– Я попробую.
– Надо сказать «Я попробую, Леша». Повтори, Женя.
– Я попробую, Леша.
– Окей, – ставит бутылку на пол. – У меня нет ни на что аллергии. Я почти всеяден. В повседневной жизни я люблю простые и невыпендрежные блюда, типа жареного картофеля, непременно с луком, макароны по-флотски, драники, колдуны. Последние два блюда непременно на самой мелкой терке. Никакого комбайна. Не люблю переваренный рассольник из-за переваренной перловки и недоваренной фасоли. Харчо не ем на второй день из-за переваренного риса. Не любитель каш, типа манки и рисовой. Пожалуй, все. Но мне не нужна от тебя готовка блюд, Женя. Это должен делать другой человек, не ты.
– А кто? Жена?
– Жена, – усмехается. – Господь с тобой, мне такого счастья больше не надо.
– Почему?
– Упокой, Господи, грешную душу Анастасии. Вот почему.
– Извини, я не знала, что она умерла.
– Да жива она. По крайней мере, была. Возможно, даже здорова. К счастью, я успешно разведен.
– Почему успешно?
– Потому что мы оба в итоге остались живы. Учитывая, что я хотел грохнуть свою жену и меня бы определенно за это посадили, да, я считаю, что разведен вполне успешно.
– Что она сделала, что ты хотел ее… грохнуть? – осторожно интересуюсь я, не зная куда себя деть. Стою как дура перед Зориным.
– Отвечу в стиле твоей сестры. Она плохая.
– Я так не играю. Ну что она сделала?
– Чего она только ни делала. Не готовила, не убирала. Только сериалы смотрела. Волосы оставляла в ванной. Еще и не брилась. Там такие заросли были, что даже я, лояльный к пушистикам, порой не мог найти дорогу туда, куда надо.
– Ну в ваших зарослях тоже не всегда урожай найдешь. В смысле я в целом про мужчин.
– Богатый жизненный опыт? – иронично приподнимает брови.
– Ну, можно и так сказать. Я перед тем, как прийти медсестрой, подрабатывала санитаркой, столько там мужиков перемыла. Не счесть.
– Так только ты могла сказать. Полный атас.
– Так что там с готовкой? Кто это должен делать?
– Повар, помощница, да кто угодно.
– Я давно хотела спросить. В квартире, когда я сюда пришла в первый раз было чисто и даже была готовая еда в холодильнике. И кто это делал?
– Моя помощница. Она приходит сюда дважды в неделю. Готовит на пару дней и убирает.
– А можно еще вопрос?
– Конечно, можно. Мы же только и делаем, что разговоры разговариваем, а хотелось бы, конечно, более проникновенный вечер, – игнорирую его реплику и подхожу ближе.
– На фотографии, которая в гостиной есть ваша мама… в смысле твоя и девочка. Это точно твоя дочка. А где она сейчас? Живет с матерью? – я поняла, что ступила на скользкую дорожку. Зорин в миг изменился в лице, нахмурился и потянулся за бутылкой.
– Моя дочь умерла, – вот сейчас мне захотелось провалиться сквозь землю.
– Извини, я не подумала. Мне не хотелось об этом напоминать, – сжимаю до боли руки в кулак.
– Я об этом не забывал, поэтому тебе не за что извиняться, Женя.
Возможно, виной тому алкоголь, который наконец-то начал действовать, но сейчас стоять на расстоянии вытянутой руки перед этим человеком мне не страшно, несмотря на то что я затронула болезненную для него тему. Зорин, как будто почувствовав мое состояние, протянул ладонь и провел кончиками пальцев по моей ноге вниз. Открыто усмехнулся. Скорее всего его веселит тот факт, что кожа у меня гладкая. Парадокс, но я не смогла явиться к этому мужчине не приведя себя в порядок. А ведь это по идее уже говорит о том, что я подсознательно хочу ему понравиться. Ну или, как минимум, сделать ему приятно.
– Врушка, – скорее всего так и есть.
– Вы же красивый, обеспеченный мужчина, с хорошей уважаемой должностью.
– Ты, а не вы. Продолжай, мне нравится.
– Зачем я тебе? В смысле таким путем. Вы вообще… черт, ты часто этим промышляешь?
– Чем этим?
– Добровольными союзами, – демонстрирую кавычки пальцами.
– Ладно, подыграю тебе, – усмехнувшись, произнес Зорин, поднимая на меня взгляд. – С тобой я лишился сей девственности. Ты такая первая и пока единственная.
– Значит я вам очень нравлюсь, – вдруг доходит до меня.
– Ты хочешь услышать от меня подтверждения?
– Нет, – задумчиво произношу я, смотря на то, как он тянет ко мне руки и, сжав ладонями мою талию, притягивает к себе.
Мне бы возмутиться из-за того, как он это сделал, но что-то возмущалка отказывается работать. Даже тогда, когда Зорин поднял мой свитер вверх, оголяя этим живот и все также, крепко удерживая за талию, почти незаметно коснулся губами кожи чуть ниже пупка. Это очень странное чувство. Слишком… интимное, что ли. Казалось бы, это всего лишь живот, но ощущения, когда по нему медленно проходятся губами, вызывают во мне совершенно неуместный идиотский восторг. Вот уж никогда бы не подумала, что буду стоять и смотреть, как мне целует живот сам Зорин. Поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Впервые за последнее время. И так хорошо стало…
Я так увлеклась этим «хорошо», что не сразу поняла, что руки Зорина теперь на моих ягодицах. Это не вызывает во мне отторжения. Ни капельки. Возможно, виной всему алкоголь. Не даром же его пьют. А может, это просто то, в чем я не хочу признаваться себе на трезвую голову.
И только спустя несколько секунд таких странно-приятных ласк, до меня вдруг доходит, что мои руки оказались на плечах Зорина.
– На самом деле я тебе не нравлюсь. Помогать скрывать следы преступления и прятать труп ради обычного секса, по сути, подставляясь под статью, не будет не один нормальный человек. А ты, несмотря на некоторую гадливость или гадкость, не знаю как правильно, провокаторские штучки и манипулирование, вполне себе нормальный. И точно не стал бы себе вредить сознательно. У меня для вас неутешительная новость, Алексей Викторович. Вы в меня влюблены. И уже даже очень сильно, – не задумываясь, продолжаю я. – Учитывая, что отказались от своих первоначальных «придешь добровольно сама». Вы-то знаете… то есть ты знаешь, что это не мое «добровольно». Но тебе уже все равно. У тебя, наверное, как говорят… подгорает. Это что же получается, я веревки могу вить из вас… тебя. Как интересно получается. Ты меня предупреждал типа что-то про не влюбляйся, а сам того. Ничего себе поворот. А говорят алкоголь зло. Никакое он не зло. А помогает думать и приходить к таким умозаключениям.
– Как хорошо, что ты раньше не пила, – в открытую ухмыляется Зорин.
Только сейчас поняла, что он перестал целовать мой живот. Когда это случилось – не поняла. А вот взгляд у него изменился. Непонятный.
– Мне кажется, это не все, что ты хотела сказать, – Зорин перестает меня удерживать за талию. Отступаю на шаг назад.
– Точно. Ты очень проницательный. Из всего этого следует главный вывод. Ты меня не сдашь и ничего мне не сделаешь. Гадкий характер – не равно плохой человек. А уж влюбленный человек… Может быть, дальше будут угрозы и страшные речи, но ты мне ничего не сделаешь, – ощущение, что я выиграла джекпот, и в руках у меня несметные богатства. – И про любимые блюда… если бы ты реально не хотел, чтобы я их готовила, то просто остановился бы на «всеяден». Но нет, теперь я знаю, что харчо нужно варить на один день, дабы рис не разварился, картошку надо жарить непременно с луком, драники и колдуны делать на мелкой терке. А уж если я решу сварить фассольник, то перловку мне надо не доварить, а фасоль замочить на ночь. Да, да, Алексей Викторович, кажется, кое-кто подсознательно хочет, чтобы это ему приготовила не помощница, а я.
