— Максим Георгич, к Вам Полина Викторовна, — кивает и открывает дверь шире, пропуская меня в кабинет. Здесь все так же, как и в мое первое посещение, но шторы плотно закрыты и в помещении полумрак.
— Доброе утро, Максим Георгиевич, — говорю шефу и прикрываю за собой дверь. — Почему у Вас так темно? Вы превратились в вампира? — он не отвечает на мою шутку, поднимает глаза от монитора ноутбука, и я понимаю, что что-то не так.
— Здравствуй, Полина, — и все. Он прикрывает глаза и откидывается затылком на высокую спинку своего кресла.
— Что с Вами? Вам плохо? — начинаю волноваться я, подходя ближе.
— Голова болит невыносимо. Не могу ни на чем сосредоточиться, смотрю на документы, а перед глазами все расплывается. Даже Вас, Полина, вижу не четко.
— И часто у Вас мигрень? Какие лекарства принимаете?
— Господи, Поля, не тараторь! — немного растягивая слова, говорит он и трет пальцами переносицу. — Бывает иногда. Лекарства не принимаю, они не облегчают боль.
Я стою в двух шагах от его стола и пытаюсь сообразить, чем могу помочь.
— А хотите массаж? — предлагаю. Он вопросительно приподнимает бровь. — Массаж плеч и головы, возможно, поможет ослабить боль. Только… — я оглядываюсь по сторонам и вижу два широких кресла, стоящих напротив дивана. — Только Вам нужно пересесть в кресло и постараться расслабиться.
Он медленно встает и, как в замедленной съемке, идет к креслу. Усаживается. Низкие и широкие подлокотники и спинка кресла позволяют мне сразу приступить к массажу. Мартынов напряжен, мышцы словно окаменели. Начинаю неуверенные движения с плеч. Не встречая сопротивления, уже смелее разминаю, чувствуя, что Мартынов начинает расслабляться. И когда его плечи покидает напряжение, плавно перехожу к шее. Шеф протяжно выдыхает, его лицо тоже выглядит расслабленно. Разглаживается складка между бровей и губы не так плотно сомкнуты. Пока мои пальцы точечно прорабатывают шею, я без стеснения разглядываю лицо Мартынова. Красивый мужчина. Его красота не слащавая, не мальчишеская. Зрелая, брутальная. Перевожу взгляд на сильную шею, на мерно вздымающуюся широкую грудь, обтянутую белоснежной рубашкой, на крепкие руки. Рукава закатаны, обнажая красивые предплечья с широкими запястьями. Его руки расслабленно лежат на подлокотниках кресла. Красивые мужские руки с длинными, не слишком крупными пальцами и ухоженными ногтями.
Отвлекаюсь от созерцания великолепного образчика Мужчины, начинаю неторопливыми движениями прорабатывать затылок и виски. В тишине кабинета стон звучит неожиданно громко. Отдергиваю руки, неужели сделала своим массажем хуже? Мартынов открывает мутные глаза и ловит мою руку своей, притягивая обратно.
— Продолжай, Полина, — его голос немного хриплый, будто он только проснулся. Я аккуратно продолжаю свои движения, передвигаясь пальцами на теменную зону. Нахожу нужные точки, надавливаю немного сильнее. Опять слышу стон, но на этот раз не прерываю своих движений. Смещаюсь немного вбок и присаживаюсь на подлокотник справа от Мартынова. Он приоткрывает глаза и наблюдает за мной.
— Так мне удобнее прорабатывать лоб, — поясняю я свои передвижения. Мои пальцы с темени переходят на виски, затем на межбровье. Профессиональными движениями разминаю, поглаживаю, пока не понимаю, что Мартынов спит. Он уснул!
Максим в расслабленной позе сидит в кресле, раскинув длинные ноги. Подумать только! Этот серьезный мужчина, бизнесмен, уснул прямо в кресле от моего массажа. Улыбаюсь своим мыслям, беру сумочку и тихонько выхожу из кабинета, бесшумно прикрывая за собой дверь. Оборачиваюсь и ловлю на себе удивленный взгляд Нади.
— Максим Георгиевич…уснул, — говорю я шепотом, будто могу его разбудить.
— Как уснул? — ротик Нади открывается буквой «О». — У него ведь эта проклятая мигрень… Бедненький, как же он мучается, — причитает Надя и начинает суетиться. — Давайте, Полина Викторовна, мы с Вами попьем чайку, и обговорим детали нашей работы. Я так рада, что у Максима Георгича теперь будет помощница. Из меня, как видите, уже работник так себе…
— Только, Надя, давай на «Ты», ладно? Нас ведь не нужно соблюдать субординацию друг с другом, правда?
— Хорошо, — радуется Надя и продолжает, — А как же шефу удалось уснуть? Он в дни, когда головными болями страдает, вообще не может уснуть, бессонница. А тут прямо среди бела дня…
— Я ему массаж головы сделала, видимо, это облегчило боль. А если он не выспался из-за мигрени — вот его и свалила усталость.
— Полина, ты — чудо, знаешь? — у Нади в глазах горит благодарность. — Мне его так жалко, бедненького. Даже лучших из нас болячки не щадят, — вздыхает философски она, наливая в чашки чай и доставая из шкафчика корзинку с печеньками.
После мы пьем чай, Надя рассказывает, как и что у них здесь организовано, какие контракты намечаются и на кого из потенциальных партнеров рассчитывает компания. Я делаю пометки в блокнот, соотнося новую информацию с ранее полученной от Мартынова. Так за интересной беседой мы с Надей допиваем по второй чашке чая и не замечаем, как проходит время.
Неожиданно дверь кабинета открывается, являя нам недоумевающего Мартынова. Незабываемое зрелище, эмоции на лице шефа. Надя подрывается с места настолько быстро, насколько ей позволяет положение:
— Ой, Максим Георгич, Вам сделать травяной чай? Вам полегче?
Надя тараторит, а я смотрю ему в глаза и не пойму его настроения.
— Спасибо, Надя, мне лучше, — отвечает он, не отводя взгляда от моих глаз. — Не откажусь от Вашего душистого чая. Принесите его ко мне в кабинет. Полина Викторовна, — обращается ко мне и открывает шире дверь, приглашая войти в кабинет. Спохватившись, ставлю чашку на блюдце, благодарю Надю за угощение и прохожу во все еще темный кабинет шефа. За мной тихо закрывается дверь.
Максим
МАКСИМ
Эта мигрень меня убивает! Веки не слушаются, так и норовят закрыться. По темени будто бьет отбойный молоток, в ушах шумит. Но работу никто не отменял. Как жаль, что Демид, мой друг и партнер по бизнесу, в командировке…
Выдыхаю, открываю глаза и смотрю в ноутбук. На экране все сливается в одно светящееся пятно. В дверь стучат, и Надежда сообщает, что пришла Полина. А я и забыл, что назначил ей встречу. Она входит в кабинет и что-то спрашивает. На автомате отвечаю, и она начинает суетиться, тараторит что-то о лекарствах. Прерываю, говорю, что таблетки бесполезны. Потом сам не понимаю, как оказываюсь в кресле. Вытягиваю ноги перед собой, закидываю руки на подлокотники. Мне никогда не нравились эти кресла, но все не доходят руки поменять их на что-то другое…
Из головы все исчезает, когда руки Полины робко прикасаются к моим плечам. Я сосредотачиваюсь на своих ощущениях, а руки на плечах начинают массировать смелее. Хорошо так, что хочется заурчать. Чувствую, как расслабляются мышцы, а теплые пальцы Полины перемещаются на шею. Нажимают на какие-то известные только ей точки. Я протяжно выдыхаю, в голове начинает появляться что-то, кроме боли. Я начинаю возбуждаться. Как мальчишка, от простых прикосновений. Какой кошмар! Вырывается стон, и руки с моего затылка исчезают. Приоткрываю глаза и ловлю тонкое запястье Полины в свою ладонь, не позволяя отстраниться. Она продолжает массаж, и это приносит мне такое удовольствие, что я снова издаю стон, но в этот раз Полина не останавливается. В голове моей становится легче, словно разжимаются тиски. Мое сознание затуманено, но я приоткрываю глаза, когда слышу шорох сбоку. Полина присаживается на подлокотник и прикасается к моим вискам. Это так приятно, что я окончательно расслабляюсь, и сознание начинает уплывать. Не понимаю, в какой момент я проваливаюсь в сон. Прямо в кресле, в разгар рабочего дня, под приятными прикосновениями теплых нежных рук.
Вскидываюсь резко, не знаю от чего. Оглядываюсь, Полины в кабинете нет. Медленно встаю, растираю ладонями лицо и понимаю, что мигрень отступила. Еще есть ощущение дискомфорта в голове, но это — такая мелочь в сравнении с тем, что было. Иду к двери и выхожу из кабинета. Застаю милую картину, как мой секретарь не умолкая трещит что-то улыбающейся Полине. Они пили чай, пока я спал. Девушки оборачиваются, Надя предлагает мне чай, а я приглашаю Полину в свой кабинет. Она ставит чашку на блюдце, благодарит Надю за угощение и, не поднимая глаз, проходит мимо меня. Закрываю дверь, наблюдая за Полиной. Она оборачивается и, смотря внимательно в глаза, тихо спрашивает:
