отдавал в нашу общую копилку, на которую мы жили. Свои подработки за переустановку винды, да ремонт компьютеров и прочей техники, он уже оставлял себе, делал мне сюрпризы, подарки. И я понимала, что моя влюбленность в него не становится сильнее, тогда как он однажды признался мне в любви. Вот такой парадокс. Я не обещала ничего, но чтобы не обидеть говорила "Я ТОЖЕ!".
— Может, мне тоже пойти работать? — изъявлял он желание, но я его останавливала, потому что могла себе позволить и мужа-студента, и уже более красивую жизнь.
Бабулю правда лечила на деньги отца, в санаторий не раз отправляла. А сама моталась по командировкам, практически не находясь дома. Мне нравилось, правда что-то все таки тяготило. Семейная жизнь шла на убыль медленно, но верно. Страсть утихала, да и супружеский долг уже становился больше обязательством, нежели необходимостью. Дипломы мы получали в один год, причем Колька устроился на работу уже в конце лета. Опять же, на шее он не сидел, внося свою лепту в наш семейный бюджет. В этот же год Рима поступила на журфак, при чем с большим трудом, так как набор туда был огромный. И лезли, естественно, детишки с богатыми родителями. А еще говорят, что коррупции у нас нет. Я посвящала все больше времени работе, нежели мужу, а его общество начинало меня тяготить и раздражать. Я начинала скандал, он все это профессионально сглаживал, я пыталась побыстрее уснуть, но он начинал заговаривать о детях. Говорил, что я просто устала от работы. Нет, я устала от него, а для развода не было повода, как ни странно. Он любил…а я терпела.
Я видела это по его щенячьему взгляду, по тому, как он взвалил на себя обязанности главы семьи, где Серафима Андреевна и Рима тоже были ее членами. Пытался он еще почти год, тянул на себе наши отношения, которые сводились на «нет». А потом разные одеяла, задержки на работе, сон спиной друг к другу и безмолвные напряженные завтраки.
— Зачем вы друг друга мучаете? — выступала бабуля.
— Боюсь его обидеть. Он ведь пытался…
— Этого и следовало ожидать.
А потом…потом измена. Хм, анализируя все это, я понимаю, что Коля принял это решение отнюдь не от того, что хотел. Это было нужно, чтобы закончить наши отношения. Я застала их в нашей спальне. Если честно, я обрадовалась этому факту. Не ушла, а Коля вышел на кухню в одних джинсах, достал водку, которую вообще никогда не пробовал, разлил по стопкам, и мы молча пили. Разговор пошел только после третьей.
— Я свободен? — поинтересовался он.
— Да, Коль! Это конец.
— Пойду собирать вещи, — хмыкнул. От этой ухмылки по спине побежали мурашки: ему больно.
— Куда ты пойдешь?
— Друг снимает квартиру, сейчас ищет соседа.
— Хорошо, Коль, — отозвалась я.
— Арин
— Что?
— Просто знай, что я тебя люблю. Это я на будущее, если вдруг… — фразу он не договорил, сжав большую ладонь в кулак и легонько стукнув о дверной косяк. Так закончилась моя семейная жизнь, о завершении которой я ни разу еще не пожалела. Хотя, если быть до конца честной с самой собой, то за Колей я была как за каменной стеной. Но мои надежды на "слюбится" оказались напрасными.
Сбежала! Бабулю я привезла только через две недели, когда пространство дома вернулось в первоначальную свежесть и чистоту.
— Ты молодец! — признала Серафима Андреевна мою работу, оглядывая свое жилище со слезами на глазах.
— Я знаю! Ты главное в больницу не загреми с приступом, — я искренне радовалась такой реакции бабушки, но все же не могла просто промолчать.
— Ага! Загремишь тут с тобой. Кто участок приводить в порядок будет? — вот так всегда. Колкостями и занудством я стимулировала бабулино настроение и держала ее в тонусе. Поэтому, если кто-то и видел мою несдержанность по отношению к ней, расценивал это как простое раздражение, не зная изнаночной стороны ситуации.
— Я тебе еще правнуков подкину попозже для солидности. Так что хватит сырость разводить, только проветрила все, и приготовь что-нибудь поесть — грубо, но опять же…Серафима Андреевна перестала плакать, как-то вытянулась в одну струну, отвесила мне совсем легенький подзатыльник и направилась осматривать свои владения.
— Разбежалась, голубушка. Бабка твоя больная и немощная. Не потяну я твоих детей. — На тебе пахать, Фима Андреевна, нужно, чтобы не расслаблялась.
— Это же я перестану по гостям и санаториям теперь разъезжать? — вздохнула она.
— Если будешь засаживать свой огород всякой фигней, перестанешь. У меня за всем этим хозяйством времени смотреть нет, — подтвердила я.
— Тогда тебе придется лицезреть мою физиономию каждый день, внученька.
— А куда же деваться? Мне ресторан с колен подымать нужно.
— Ага, я бы сказала вытянуть из жопы, — хмыкнула женщина.
— Фи, бабуль! Тебя кто так ругаться научил? — мы оба уже смеялись, забывая о плохом настроении и меланхолии.
В-третьих, я все свое время посвящала ресторану. Наняла рабочих, закупила материалы, делая самостоятельно расчеты, подыскивала персона… Короче, мне уже становилось страшно за мое будущее. В первое время руководить людьми оказалось очень сложно. Да и кто вообще может всерьез воспринимать двадцати четырехлетнюю женщину, выглядевшую как подросток? С моими метр шестьдесят, хрупкой комплекцией, мне нужно было обладать мужским характером, чтобы заниматься бизнесом. Таковой имелся, это стало понятно уже через несколько дней, когда наглые строители затягивали по времени мой распланированный ремонт. А тут еще и первый «наезд».
Появились они в будущем зале ресторана как-то совершенно бесшумно и неожиданно. — Добрый день, господа, мы еще не работаем, — в коленях уже появлялась дрожь, потому что вид двух бритоголовых детин доверия не вызывал.
— И что это за деятельность ты тут разводишь на нашей земле без нашего ведома? — начал мелкий.
— На вашей? — если бы могла отвисать челюсть от удивления, я бы подбирала ее с пола. — Минуту назад я просматривала документы, и там четко было указанно, что этим участком владею я. Это, во-первых. А во-вторых, я с Вами на брудершафт не пила, чтобы слушать ваше «тыканье».
— Ты охерела, сука, — огромная ладонь сжала мое горло, перед глазами я увидела тяжелый взгляд исподлобья, которым меня одаривал один из амбалов. Его стальные пальцы сжимали тиски все сильнее, и я чувствовала, что дышать мне становится нечем.
— О! Ну, да! Только настоящий мужчина может разбираться со слабой женщиной таким образом, — рот мой закрываться совсем не хотел, и я болтала без умолку. — И «сукой» обзывать просто, когда рядом с тобой охрана. Комплекс неполноценности у Вас…
— Отпусти ее, Витек, — рявкнул тот, который был поменьше ростом. Он подошел ко
