— Очень смешно, Лёвушка, просто пожелай мне удачи.
Отключившись и запихнув мобильник в карман, слегка запрокидываю голову. Чуть поворачиваюсь, уткнув взгляд в ночную мглу за окном авто, задумчиво и тихо улыбаюсь, предчувствуя свой стремительный полёт сквозь светоносную бездну. Да, возможно, в попытке узнать правду и отомстить я сдохну. Но так ли это плохо? Если моя сестра будет отмщена?
Глава 10
В «Саванну» я приезжаю к десяти утра, при этом очень надеюсь, что мелкая стерва не шутила, когда в разговоре упомянула этот спортклуб.
Мне здесь не нравится, слишком пафосно. Я считаю, что главное в занятиях спортом — заниматься спортом, а все эти понты и позолоченные люстры — лапша на уши для малолеток.
Поскалившись администраторше, выуживаю всю необходимую информацию, всё-таки в смазливой роже есть свои преимущества. И благодаря ей мне быстро становится известно, в каком зале будет вертеть задом Алёнка. Именно в ту группу я и записываюсь, благо места ещё есть и она смешанная.
Иду к раздевалкам, открываю мужскую и первые тридцать секунд застываю в ступоре. Хелен уже пришла на занятие и начала раздеваться, слава богу, не успела снять лифчик, а в это время из хамама выходят два мужика, укутанные полотенцами ниже пояса. Эта дура не узнала, что раздевалки поменяли местами, и предстала перед ними во всей красе: в одном, мать её, нижнем белье. Я вначале тупо её разглядываю, понимая, что без одежды она просто отвал башки. Вернее, она и в одежде была хороша, но в таком виде просто ожившая фантазия. То, что я вижу, вводит меня в оцепенение.
Свет из окон подчёркивает каждый изгиб её тела, пухлые алые губки вызывают сумасшедшее, уже знакомое томление в груди, руки сами тянутся схватить её, смять, прижаться к бархатистой коже, желая присвоить себе.
Но, утратив возможность соображать и став похотливым жеребцом, я не сразу понимаю, что полуголая Алёнка нравится не только мне. Тот мужик, что повыше и полотенце у которого поменьше, не собирается указывать девушке на её ошибку в выборе раздевалки, он делает наглый рывок к ней и сразу же распускает руки. Уговаривает и лапает. Девочка отбивается, сопротивляясь. Ей неприятно, она против! Все трое меня не видят.
Не знаю, откуда во мне мгновенно берётся столько злости и ненависти, Хелен ведь бесит меня, но я делаю четыре широких шага и, прошипев: «Отвалите от неё», буквально отшвыриваю двух дятлов в сторону. И получаю наслаждение оттого, как они голыми жопами садятся на пол, теряя свои полотенца.
Тащу её через коридор, как есть: в трусиках и лифчике. Сжимаю запястье, делаю больно, обвиняю в глупости и нерасторопности.
— Как можно было запереться в мужскую раздевалку и не заметить этого?
— Что ты здесь делаешь? — удивляется она, быстро перебирая ногами.
— Я теперь всегда буду там, где ты, — издеваюсь я.
Никто не смеет тыкать в меня средним пальцем. Пусть это будет моей местью. Лохматая, практически голая и тоже злая Алёнка едва за мной поспевает. Какого хрена? Она ещё смеет свирепствовать в мою сторону. Блудница на минималках. Сама чуть в свои мелкокалиберные стринги не наложила, когда мужики на неё набросились, а теперь строит из себя валькирию.
— Можешь просто сказать спасибо, — с хищной алчностью оглядываю её аппетитные изгибы и не менее вкусные впадинки.
Она дёргается, неестественно синие глаза взирают на меня с ненавистью. Нет, ну вы посмотрите, я её спас, а она на меня таращится, будто я КАМАЗом переехал всех её родственников.
— Меня теперь на всех камерах в трусах будет видно, — шипит она, сердито вскидывая подбородок. — Идиот!
Упс, об этом я не подумал. Надо было дать ей одеться, а потом тащить в люди? Логично! Значит, надо ускориться.
От той силы, с которой я с разбегу закручиваю её в раздевалку, Хелен едва удерживается на ногах. Вот бы разложить её на маленькой деревянной скамье у ящиков. Вот бы испить этот нектар до дна. Но здесь есть другие бабы, они визжат и возмущаются. А Хелен девственница, значит, просто не будет, но, пока я об этом думаю, перед моим носом громко захлопывается дверь. Ещё чуть-чуть и получил бы по лбу.
Размяв плечи и возвратив себе невозмутимый вид, будто так всё и было задумано, иду в мужскую раздевалку. Нужно надеть трико. Внутри всё ещё те двое активистов, любителей заблудившихся девочек.
Задумавшись, раскидываю мужиков по углам, тот, кто поактивнее, возмущается, я его скручиваю, демонстрируя отличные приёмы боевых искусств. Решив со мной не связываться, ребята удаляются восвояси.
В зал для йоги я захожу в некотором просветлении.
Нас приветствует инструктор, кстати, очень милая девушка, гораздо приятнее мегеры, что смотрит на меня искоса. Я швыряю коврик рядом с «любимой» девственницей. И уже подумываю забить на неё, столько пренебрежения и недоброжелательности она источает.
— Все знают это чудесное изречение? «В йоге самое главное — расстелить коврик», — шутит милашка в обтягивающих лосинах.
Я улыбаюсь, встретившись с инструктором глазами. А «моя» даже не смеётся, распространяя презрение и хладнокровие.
А дальше очаровательная инструктор сворачивает меня в Супта Курмасану и уходит в другой конец зала, а я не могу сам из этой позы выйти. Хелен ржёт. Придушить бы её. Да никак не выпутаться. А эта стерва выгибается, выставляя свою круглую задницу прямо перед моим лицом и, довольная собой, закрывает глаза, погружаясь в себя, слушая себя и своё тело.
После занятий я, подперев стену, жду её около раздевалки. Но проходит много времени, а её всё нет. Белокурая стерва обнаруживается в комнате отдыха. Лежит себе на диване в красивом длинном платье, будто царевна. Опять тратит моё время.
Нависаю над спинкой, а она даже не смотрит на меня.
Без злости, спокойно и абсолютно уверенно ставлю её перед фактом:
— Сегодня у меня запланировано ещё очень много дел. Поедешь со мной.
Она даже искоса посмотреть не удосуживается. Просто продолжает лежать, глядя куда-то мне за голову.
— Сказала же: никогда и никуда с тобой не поеду, — зевнув, отвечает она.
Обхожу диван и, дёрнув её верх, сжимаю запястье и просто привычно тащу к выходу. Пусть скажет спасибо, что не закидываю на плечо.
Глава 11
— Как тебе здесь? — смотрю на девицу, которая нехотя ковыряет вилкой в своей порции.
Удивительно, что она всё ещё здесь и никуда не сбежала.
— Знаешь такую шутку, Глазунов? Если варить пельмени двадцать минут, то это всё ещё пельмени, если сорок, то макароны, а если шестьдесят и посыпать сыром, то уже лазанья.
Медленно ползаю взглядом по её красивому лицу, разглядываю и, усмехнувшись, кручу нож, превращая столовый прибор в рулетку.
А любознательная фея всё никак не заткнётся.
— Я одно не понимаю: у тебя семь жизней, или ты настолько глуп, что не соображаешь, с кем связываешься? Даже за это, — имеет она в виду наш совместный обед, — Попов тебя кастрирует.
При всём при этом она привлекательно шевелит ртом. И у меня сейчас есть только одно желание: почувствовать на губах вкус её губ.
— Что ты закапывала под куст?
— Украла у одной кумушки кольцо на банкете. — Подносит девка бокал к губам и пьёт, пожимая плечами и глядя мне в глаза. — Решила зарыть. Позже заберу, а что?
Ни хрена я ей не верю. Но врёт она мастерски, даже ресницы не дрогнули.
— Надо было самому проверить. А я за тобой попёрся и упустил этот момент. Работаешь, учишься? Кто ты, кроме того, что в свободное время облизываешь старого богача?
Лена вздыхает. Мне кажется, или ей действительно неприятно говорить об этом, как будто стыдно. Ну а разве делать массажики старому пню на его ретровечеринке и облизывать — это не одно и то же?
Между нами стол и столовые приборы, а я чувствую исходящий от неё жар.
— Я студентка филологического факультета.
— Будущая училка русского языка! — ржу я.
