А люди вокруг словно не замечали ее. Не замечали мальчика, что шаркал рядом.
Да и это неудивительно. Они выглядели, как и другие гости. Прилично одетая женщина в длинном светлом наряде и мальчик в маленьком смокинге.
Мне даже глаза пришлось протереть. Он был старше Миры. Глаз я не увидела, но видела густую шапку темно русых волос. Я еле удержалась, чтобы не закричать; «Вон из моего дома!», когда эта небольшая делегация подошла ко мне.
— Здравствуй, — протянула руку блондинка, а я перевела взгляд на Бориса.
Мне нужны ответы. Мне нужен хоть знак, что эта женщина не принесет разлад в мой дом.
— Нина, познакомься, эта моя дальняя родственница Элеонора и ее сын.
Я поворачиваю голову на сверх милое лицо бывшей жены и, сдерживая негатив, с улыбкой протянула руку ответ. Надо успокоиться и узнать о ней побольше, прежде чем закатывать истерики.
— Ярослав, поприветствуй хозяйку дома, Нину Леонидовну.
— Добрый день.
Меня пронзил взглядом маленький мальчик, и тут мою руку трогает нежная ладошка.
— Мама, это тоже гости?
— Да, — сквозь зубы процедила я. — Это тоже гости.
— Это тебе, Мира. С днем рождения, — протянул Ярослав пакет, а я снова руку в кулаки собрала, чтобы не отбить подарок.
У меня стойкое ощущение, что там могут быть только черви. А иначе зачем им портить нам такой праздник? Почему они не объявились вчера! Завтра! Почему в день, который должен стать для Миры идеальным?!
— Спасибо, — Мира вся раскраснелась и достала небольшую коробку, перевязанную лентой. И первую за весь день начала открывать под взглядами взрослых. Остальные подарки мы просто убирали на специально приготовленный стол, чтобы распаковать потом и каждому написать письма с благодарностью, но этим людям "спасибо" говорить желания нет.
В коробке лежала не дорогущая барби, или брендовый пупс, которыми скорее всего забиты остальные коробки, там лежала обычная тряпичная кукла, сделанная своими руками.
Это я увидела по неаккуратно пришитым пуговицам и торчащим ниткам.
Мира в восторге, таких вещей у нее никогда не было. Но меня подобный подарок пугал больше всего произошедшего за эти несколько минут. И кукла меня насторожила. И мальчик этот, такой милый, что тошнит. Даже улыбка Элеоноры, которая поднимает взгляд с немым призывом умилиться деткам.
— Хочешь попрыгать на батутах? — пригласила Мира мальчика, и я резко была против, о чем и выразила всем своим существом, но при этом не посмела бы перечить Борису.
— Пусть идут, охрана за ними присмотрит.
— Борис! — в тревоге прокричала не сдержавшись, на что он только нахмурился, но все равно пошел в дом, а Элеонора с неловкой улыбкой за ним. Дрянь… Просто… — Нина, за ними присмотрят, пойдем.
Меня разрывали противоречия. Я не хочу оставляться детей вдвоем и меня напрягло, что этот Ярослав уже взял так нагло дочку за руку, словно один подарок дал ему на это право. Но и оставить наедине собственного мужа и эту женщину я не могла.
— Нина, что происходит? — подоспела мама, и я облегченно выдохнула…
— Мама, присмотри за Мирой! Глаз с нее не спускай! И отцу скажи. Я потом все объясню, — бросила последний взгляд на залезающих на батут детей и побежала в дом за Борисом. Он, проявив уважение, первой пускает меня в кабинет и предлагает мне встать за ним, когда сам садится в свое кресло.
Охрана располагается внутри кабинета, а Элеоноре ничего не остается, как сесть в кресло для гостей, но по факту в кресло для допроса.
— Можно кофе? — спросила она вежливо. Так вежливо, что свело зубы. — Горло пересохло.
Борис кивнул одному из людей, и тот вышел выполнить просьбу.
— Рассказывай. И если ты начнешь врать, — требовательно заявил Борис, чуть наклоняясь, — Я напомню тебе, чем закончилась наша прошлая встреча.
У меня мурашки по коже побежали, ведь однажды Борис и меня выкинул на улицу. Но это была постановка, чтобы отвести внимание «Генерала" его дальнего наставника и врага, сейчас сидящего в Питерских крестах.
Но я все равно не сразу простила Бориса, ведь он меня не посвятил в свои планы. И в тот момент я была уверена, что все по-настоящему.
— Вы сделали ремонт, — начала она не с того, и меня новое напряжение охватило, словно канатами за горло. — Помню, как портьеры сюда заказывала…
— Элеонора. Это, конечно, лестно, что ты помнишь портьеры. Но давай от них сразу к тому месту, где ты якобы рожаешь сына…
— Он похож на тебя, да? — спросила эта мразь. — Он даже по характеру твой.
— Об этом мы поговорим после экспертизы. Как ты выжила?
— Ты не представляешь, как мне было плохо. Я ведь так тебя любила, даже несмотря на твой сложный характер. Нина поймет меня.
— Нина Леонидовна, — уточнила, на что получила очередной приторный взгляд.
— Конечно. Мы еще на ты не перешли, но мне бы этого хотелось, ведь наши дети будут расти вместе.
— Борис! — вскричала я, не веря своим ушам. Она не может верить в эту чушь! Не может быть, чтобы и Борис допускал эту мысль. Кто она такая?! Дрянь, решившая поиметь денег?!
— Нина, успокойся. Элеонора горячится. Без теста она даже мечтать не будет.
— То есть ты допускаешь, что она не лжет? — не выдержала.
Меня просто затрясло, но один острый, словно лезвие у горла, взгляд Бориса успокаивает лучше любого наркоза. Я села в кресло у камина и взяла оставленную накануне книгу.
— Я просто посижу здесь.
— Рассказывай, — уже громче требует Борис, и именно в этот момент несут кофе на подносе. И следующую минуту тянется пауза, заполненная глухим стуком посуды. Горничные у нас тихие, почти незаметные, но сегодня каждое движение новенькой девушки отбивается у меня в мозгу рукояткой ножа. Как же бесит. Как же все бесит. И Элеонора такая возвышенная и вежливая бесит. И даже прическа, состоящая из обычной косы, бесит. Рядом с ней я ощущаю себя просто истеричкой. И даже сильнее сжимаю пальцы на корешке «Кинга», чувствуя, как они немеют.
— Я не умерла тогда, — начала она свой рассказ. — То есть почти умерла. Меня даже привезли в больницу, но оказалось, что я беременна. Они накачали меня какими-то препаратами, и я впала в кому, но ребенок развивался. Меня прокесарили, и его отдали в дом малютки. Ведь отца у него не было. У меня никого больше не было.
Господи, я сейчас расплачусь.
— Я пришла
